Молотов, как видно из доклада посольства от 14 мая, считал меры монгольских товарищей по обобществлению скотоводов даже недостаточными. Примерный устав СХО оставлял в личной собственности до 100 голов скота, а в гобийской зоне – до 150. «Это была уступка мелкобуржуазным, собственническим настроениям, которая в дальнейшем оказала отрицательное влияние на процессы организационно-хозяйственного укрепления СХО… личный скот членов СХО отвлекал основную энергию членов СХО от общественного хозяйства на работу со своим личным скотом». Такие нормы тормозят развитие общественного сектора[1571].
После возвращения Цеденбала из Москвы был созван мартовский пленум ЦК МНРП, где он выступил с докладом «Итоги XXI съезда КПСС и выводы для деятельности МНРП» и подчеркнул теоретическое положение Хрущева об одновременном переходе СССР и других стран, включая Монголию, к коммунизму. И это не значит, что другие все сделают за нас[1572]. Монголии нужно догонять СССР.
Сенсацией стал поставленный на пленуме организационный вопрос. Сообщая об итогах пленума на пресс-конференции 7 апреля, Тумур-Очир говорил, что Дамба отстал от требований времени и превратился в вельможу. Он не имеет образования. «В связи с этим вспоминается, как упорно работал над собой тов. Чойбалсан. Он два дня в неделю (среда, воскресение) полностью посвящал занятиям по русскому языку и марксизму-ленинизму»[1573]. Дамба – совсем не Чойбалсан. В апреле 1956 года, готовя доклад на пленуме, Дамба, «спекулируя на перегибах и ошибках в работе органов МВД СССР, пытался свалить на тов. Чойбалсана всю вину за те беззакония, которые в свое время совершались органами безопасности в МНР». Но Политбюро его в этом не поддержало[1574]. Получается, что Дамба хотел разоблачать монгольский сталинизм, но ему не дали, и тем гордятся. Это была официальная речь, а в доверительных беседах в советском посольстве Тумур-Очир говорил, «что, оглядываясь на прошлое, и в частности на период деятельности Чойбалсана, следует сказать, что он много сделал для монгольского народа, но и многое сделал неправильно и особенно допустил без всяких на то оснований массовые истребления самых лучших людей страны. В связи с этим он теперь не в почете и память о нем у народа в связи с этим тяжелая»[1575].
Тумур-Очир припомнил Дамбе, что, когда в декабре 1956 года была дискуссия о перспективах развития МНР, Дамба зажал критику со стороны интеллигенции под предлогом венгерских событий. Нужно было разделять правильную критику и националистические мнения, а Дамба не стал в это вникать[1576]. Таким образом, Дамбе вменялись в вину и излишнее очернительство прошлого, и держимордовство в отношении его критиков. Это отражало противоречия в лагере победителей, где были и охранители, и реформисты. Посол МНР в СССР Б. Жамбалдорж информировал КПСС о пленуме: «Выступившие в прениях Ценде, Тумур-Очир, Майдар и другие критиковали Дамбу за существовавшую в последние годы порочную практику подбора и расстановки кадров на руководящие посты, в результате которой часто выдвигались люди не способные, политически отсталые и беспринципные». Дамба «назвал замечания указанных членов ЦК клеветническими», а Тумур-Очира назвал ревизионистом, лидером националистической интеллигенции[1577]. Потом Тумур-Очир рассказывал Молотову, как Дамба и его сторонники «зажали критику со стороны указанной части интеллигенции, приписав критические выступления этой части интеллигенции влиянию враждебных социализму венгерских событий. Только благодаря вмешательству других товарищей, таких как Цеденбал, а также, его, Тумур-Очира, удалось тогда выработать в основном правильную резолюцию пленума ЦК МНРП, где было указано как на отрицательное влияние контрреволюционных событий в Венгрии, так и на наличие здоровой критики со стороны части монгольской интеллигенции, выступавших против тех или иных недостатков в работе партийных и государственных органов»[1578].
Для Цеденбала поддержка выступлений интеллигенции была методом подкопа под Дамбу, для Тумур-Очира – скорее делом принципа, путем к более просвещенной и открытой ситуации в стране. Но сейчас Тумур-Очир прятал свой «ревизионизм» от грозного посла Москвы, уверяя его, что Дамба и Ширендыб приписывали Тумур-Очиру взгляды, которых он не разделял, дезориентировали советское посольство[1579].
На мартовском пленуме критики прежнего руководства так разошлись, что ситуация стала выходить из-под контроля – один из местных секретарей напомнил, что важнейшие вопросы и при Дамбе решал Цеденбал, он тоже должен отвечать за недостатки. Раздавались голоса в пользу того, что Цеденбал должен целиком перейти на работу в ЦК, а правительство может возглавить кто-то другой. Но сторонники Цеденбала раскритиковали Сурунжава за карьеризм и отсталость, чтобы не претендовал на премьерский пост. В завершение Дамба признал правоту критиков и отказался от своих обвинений. Его вывели из Политбюро[1580]. Также из Политбюро вывели группу его соратников – Дамдина, Лачина, Балгана, Самдана.
По поводу Сурунжава разыграли комбинацию: сначала не предполагалось выводить его из Политбюро, но внезапно за это стали выступать члены ЦК «с мест». Это оказалось неожиданным для Сурунжава, с которым перед пленумом были достигнуты успокаивающие его договоренности. Цеденбал даже выступил, сказав, что недостатки Сурунжава известны, но можно не выводить его из Политбюро. Но выступающие настаивали и проголосовали за отставку этого конкурента Цеденбала. Жамбалдорж не без гордости говорил, что Сурунжав обвиняет его в своей отставке. И вообще это был первый пленум МНРП с критикой высших руководителей[1581]. Активная поддержка Цеденбала не спасла карьеру Жамбалдоржа. Вскоре его раскритиковали как сталиниста и сняли с поста[1582].
Как рассказывал Тумур-Очир, Сурунжав был совершенно не согласен с критикой в его адрес, говорил, что «он 20 лет работает на руководящей работе, дважды учился в Советском Союзе и не считает себя отсталым человеком, как его охарактеризовали в закрытом письме ЦК МНРП». Дамба был «очень озлоблен». Решили отправить его на работу в деревню, чтобы изолировать от сторонников[1583]. Оказывается, у него немало сторонников.
31 марта Молотов общался с Цеденбалом, который сообщил, что у него «имеются некоторые данные о том, что т. Дамба еще в предвоенный период давал не всегда объективную информацию о некоторых руководящих работниках партийного и государственного аппарата, что вызвало несправедливые репрессии в отношении некоторых из них». Пленум решил: «Поручить Политбюро ЦК МНРП провести расследование фактов, проливающих свет на карьеристскую деятельность т. Дамба в прошлом, в результате которой был подвергнут незаслуженным репрессиям ряд ответственных работников партии и государства»[1584]. Пленум так охарактеризовал Дамбу: «Будучи безнадежно отсталым в идейном и деловом отношении, т. Дамба превратился в зазнавшегося вельможу, использовавшего свой высокий пост для того, чтобы окружить себя преданными себе подхалимами и поставить себя в обстановку полнейшей бесконтрольности». С 1984 года аналогичные обвинения будут выдвигаться и против Цеденбала после его отставки. Информируя Молотова, Цеденбал добавлял от себя: у Дамбы был «гнилой либерализм и заигрывание с кадрами в погоне за дешевой популярностью, неприязнь и затирание растущих молодых кадров»[1585].
Молотов комментировал в отчете о беседе: «Со своей стороны полагаю, что в основном последний пленум ЦК МНРП и его решения имеют важное положительное значение для работы партии и государства. Эти решения пленума ЦК отражают здоровые стремления руководящих кадров МНРП поднять идейно-политический и организационный уровень работы партии и освежить состав руководящих органов за счет новых, политически более развитых и принципиально более выдержанных руководящих работников»[1586]. Вячеслав Михайлович хорошо относился к Цеденбалу и не жалел о Дамбе.
Молотов не играл самостоятельный роли в этих событиях, падение Дамбы не могло произойти без санкции Москвы. Бывшие соратники пристально приглядывали и за Молотовым, чтобы не позволял себе распускать язык, особенно с китайцами. 25 сентября 1958 года Президиум ЦК КПСС рассмотрел вопрос «О высказываниях Молотова с китайскими товарищами» и постановил: «МИДу вызвать Молотова и сказать, что он поступил неправильно. (Без протокола)»[1587]. Но совсем не общаться с китайскими товарищами Молотов не мог – это было бы воспринято как недружественное поведение. 6 апреля 1959 года посол КНР в МНР Се Фушен беседовал с Молотовым и просил его объяснить причины масштабных перестановок в монгольском руководстве. Молотов стал говорить о социальных изменениях в связи с завершением кооперирования аратских хозяйств[1588]. Теперь перед партией встают новые задачи – нужны новые кадры: «Руководить по-старому, когда немало места осталось для самотека, уже нельзя. Этого не могли не почувствовать лучшие кадры партии». Опять же, высказан важный тезис об одновременном переходе к коммунизму всех стран. «Едва ли раньше серьезно думали об этом в Монголии»