Посуду мне дали на дачу. Таня считается поварихой. Она меня тоже поставила в оборот: „Я ведь за ваш счет питаюсь“. А я: „Все остается по-прежнему“.
Она хорошая. Случайно попала к нам. У других работала. Только в двух местах, в одном шесть, в другом восемь лет. Ее освободили там, бывший хозяин перешел на пенсию, а пенсии не хватает…»[1688] Денег у Вячеслава Михайловича стало больше, чем он мог потратить. Для него наступил персональный коммунизм. От щедрот государства можно было даже дарить внуку Славе 100 рублей на День рождения.
В.А. Никонов вспоминает: «У Молотова была довольно стандартная диета. На завтрак, как правило, творог с протертой смородиной, гречневая каша с молоком. На обед из обязательной программы были селедка, винегрет. Суп мог быть разный – борщ, щи. И какое-то мясное или рыбное блюдо. За обедом позволял рюмку-другую (именно рюмку) вина. Или коньяка, о котором шутил, что народ пьет его устами своих лучших представителей»[1689]. Курил сигареты «Новость».
Молотов говорил бывшему коллеге В. Ерофееву о своем распорядке: «Встаю рано, в полседьмого утра, по-стариковски не спится. Завтракаю и гуляю по лесу часа полтора. Потом сажусь работать до обеда, обедаю всегда в час дня. Затем минут на 30–40 ложусь поспать, после чего опять гуляю и снова работаю до вечера. Ну, а там смотрю телевизор, читаю и выхожу перед сном немножко проветриться. Спать ложусь в одиннадцать часов, в постели читаю беллетристику, как привык это делать всю жизнь, даже когда работал»[1690].
Молотов продолжал следить за событиями, оценивать их, встраивать этот новый опыт в свои теоретические схемы и размышления. Политические и теоретические темы Молотов обсуждал с зятем А. Никоновым, сотрудником Института мировой экономики и международных отношений, с Ф. Чуевым и другими визитерами.
Отставка Хрущева вселила новые надежды на то, что он будет услышан в Кремле и на Старой площади. 11 ноября 1964 года Молотов направил записку в Президиум ЦК КПСС, в которой говорилось: «В настоящее время одной из самых важных задач КПСС и всего международного коммунистического движения является восстановление нормальных, дружественных, братских отношений с коммунистической партией Китая, что имеет важнейшее значение для восстановления таких же отношений с некоторыми другими коммунистическими партиями – в данных условиях, особенно, в Азии». А то Брежнев со товарищи сами не догадывались. Но конфликт оказался куда глубже, дело было не в Хрущеве, а в различии стадий развития двух стран и партий, менталитетов народов, да и в радикальной стратегии Мао Цзэдуна, договориться с которым Брежневу и Косыгину оказалось не легче, чем Хрущеву. Также Молотов предложил новым лидерам КПСС пригрозить Западу выходом из договора о частичном запрещении атомных испытаний[1691]. В глазах Брежнева, нацеливавшегося на политику разрядки международной напряженности, такие предложения Молотова выглядели как чуть ли не маоизм.
В записках для себя Молотов гвоздил курс нового руководства: «Коммунистическая партия Советского Союза переживает тяжелый кризис руководства, который все больше перерастает в глубокий кризис партии… Удаление Хрущева с руководящих постов было первой открытой попыткой в поисках выхода из создавшегося положения. ЦК КПСС не дал, однако, сколько-нибудь ясного и убедительного объяснения этому факту, уклонившись от такого объяснения. Напротив, руководство партии все делает, чтобы преуменьшить ошибки и умолчать об оппортунистической сущности принимавшихся при Хрущеве политических установок. При таком положении не приходится говорить, что удаление Хрущева с руководящих постов положило действительное начало изживанию кризиса руководства КПСС. Задача всех задач в настоящее время – вернуть КПСС на революционный путь марксизма-ленинизма»[1692]. Молотов считал необходимым «разоблачать в партии и в широких массах принципиальную и практическую несостоятельность и ревизионистский характер основных политических установок XX–XXI–XXII партийных съездов, навязанных группировкой Хрущева и по существу направленных против революционных основ марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма, дошедших в новой Программе КПСС до ренегатского отказа от диктатуры пролетариата в СССР и от ленинских основ самой партии. С учетом всего этого и должны определяться в настоящих условиях наши главные политические задачи»[1693]. Если бы в КГБ прочли этот документ 1965 года, то могли бы задаться вопросом: чьи это «наши»? Человек, оказавшийся вне партии и обличающий ее программу, ставит перед кем-то политические задачи? Планирует «разоблачать в широких массах» политику руководства КПСС? Он что, антипартийный кружок собрался делать? Решил тряхнуть стариной? Но Вячеслав Михайлович не собирался прибегать к подпольному опыту юности. Объектом его пропаганды были считанные аппаратчики секретариата ЦК и вхожие к нему домой знакомые. Смысл этих писем во власть и для себя, как и развернутой записки 1965 года, был во многом психологическим: доказательство самому себе, что ты не сломлен и продолжаешь отстаивать ленинскую линию, когда «КПСС превратилась в полуреформистскую, полусоциал-демократическую партию, в которой, однако, еще сильны революционные традиции – по крайней мере, в лучшей ее части»[1694]. Как вышло, что он оказался у разбитого корыта? Молотов не раз возвращался к этому вопросу не только в записках, но и в беседах со знакомыми. Почему в КПСС победили ревизионисты?
«Хрущев, он сидел в Политбюро при Сталине все 40-е годы и начало 50-х. И Микоян. Чистили, чистили, а оказывается, правые-то в Политбюро сидели! Вот ведь как это сложно!.. В Политбюро и при нем все время сидели, особенно правые, которые наиболее приспособленчески умеют вести себя. Настолько гибкие, настолько связаны с нашей крестьянской родиной, настолько крепко связаны, и так этот мужик умеет приспособиться через своих идеологов со всем переливом и изгибом, что разобраться, где тут начинается троцкизм и, особенно, где начинаются правые, это сложнейшая тема, сложнейшая»[1695]. Для марксиста-ленинца если встречается неприятное и непонятное явление – ищи мелкобуржуазную стихию. Мужика придавили коллективизацией, а он все равно пророс в горожанине, который, как «мелкобуржуазный элемент», стремится к комфорту, разнообразному и качественному потреблению, а не к альтруистичному труду на благо социалистической державы. Человеческая природа встала на пути коммунизма в его молотовском понимании: «Хорошее жилье, хорошая жизнь, обеспеченность – этого, с обывательской точки зрения, достаточно»[1696]. Вот такие некоммунистические потребительские настроения и питают гидру оппортунизма в КПСС.
И в старости Молотов сохранял революционную воинственность и готовность к атомной войне: «Капитализм не собирается уступить, а раз мы ввязались в это дело, то тут два выхода: либо мы должны настолько окрепнуть не только внутри, но и в других странах путем свержения капитализма во Франции, Италии, Испании, Португалии, в нескольких основных капиталистических странах, что империализм будет не в состоянии против нас войну объявить, либо мы должны быть готовы к тому, что, если вспыхнет раньше революция, а они вмешаются со своей стороны, тогда будет атомная война»[1697].
После того, как Мао оказался не солидным сталинцем, а радикальным вождем погромщиков – хунвейбинов, центр симпатий Молотова переключился на вьетнамских коммунистов, героически сражавшихся с американскими империалистами. Они «дерутся за нас больше, чем даже за себя! Они гибнут. А с точки зрения ослабления империализма, который для нас наиболее опасный враг, они делают колоссальное дело… Пример Вьетнама для всего мира: если такой маленький Вьетнам может, благодаря помощи друзей, против американского империализма стоять, чего же Советскому Союзу бояться? Только своей беспомощности, расхоложенности, распущенности»[1698]. Специфической была реакция Молотова на подавление «Пражской весны» в 1968 году: «То, что в Чехословакию ввели войска – правильно, и многие это поддерживают, но поддерживают с великодержавных позиций, а я – с коммунистических…»[1699] Мировая повестка продолжала приносить Молотову множество поводов для переживаний и размышлений – революции в Чили, Португалии, Анголе… Его оценка международной ситуации была оптимистичной: «Становится все очевиднее, что капитализм теряет почву под ногами, что капитализм изжил себя, гниет на корню… Капитализм, однако, не может ничего положительного противопоставить тем растущим достижениям в раскрепощении жизни трудящихся, в улучшении быта широких масс, которые за короткое время достигнуты в странах социализма и продолжают расти, несмотря на все препоны со стороны господствующих классов стран империализма»[1700].
Не на шутку взволновал Молотова кризис в Польше 1980–1981 годов: «Те события, которые в Польше происходят, они могут и у нас повториться, по-моему. Если мы будем вести такую благодушную линию, что каждый день только пишем приветствия»[1701]. Вот до чего дошло в «социалистической стране»! Рабочий класс с антисоветской интеллигенцией во главе атакует «партию рабочего класса». Да и советская интеллигенция уже «размывает политические устои». Их нужно срочно ремонтировать.