Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. — страница 164 из 166

[1728]. Молотов вернулся во времена юности, создал марксистский кружок, где разъяснял основы классовой теории. Его критика «народного государства» вполне соответствовала взглядам Маркса и Ленина, но сам же Молотов в 40-е годы внедрял понятие «народно-демократического» государства. А вот с диктатурой пролетариата Молотов совершал логическую ошибку. Ленин утверждал, что она будет существовать до возникновения социализма как первой фазы коммунизма. Социализм возник – диктатура кончилась. А какое тогда государство? А никакого. Тут одно из двух – если есть государство – нет социализма (раннего коммунизма). В этом вопросе Молотов и Сталин отошли от учения Маркса и Ленина также, как Хрущев и Брежнев.

4. Рекордный партстаж

Молотов регулярно писал заявления в ЦК КПСС с просьбой восстановить его в партии: в ноябре 1964 года и затем к съездам КПСС в 1966 году и далее[1729]. В ЦК шли письма членов партии с призывами реабилитировать Молотова. Так, к XXIII съезду КПСС завкафедрой Куйбышевского мединститута профессор хирург А. Аминев от имени «коммунистов периферии» предлагал восстановить Молотова в партии, так как он был исключен за «несогласие с политической линией, проводившейся бывшим первым секретарем ЦК КПСС товарищем Н.С. Хрущевым», который теперь сам оказался не у дел. А ведь Молотов – верный ленинец, соратник В.И. Ленина. «Настало время полностью реабилитировать старого ленинца, верного сына партии и народа, товарища Вячеслава Михайловича Молотова и восстановить его в рядах партии с зачислением партийного стажа тех лет, когда он был вне партии после необоснованного его исключения»[1730].



Записка заведующего кафедрой госпитальной хирургии Куйбышевского государственного медицинского института А. М. Аминева в Президиум XXIII съезда КПСС с ходатайством о восстановлении В. М. Молотова в партии. 5 января 1966. [РГАНИ. Ф. 100. Оп. 5. Д. 304. Л. 1–2]


Обращение В.М. Молотова к Президиуму XXIII съезда КПССс просьбой о восстановлении в партии. 29 марта 1966. [РГАНИ. Ф. 1. Оп. 5. Д. 80. Л. 60. Автограф В.М. Молотова]


25 августа 1971 года председатель Комитета партийного контроля А. Пельше доложил в ЦК: «Как известно, Молотов и Каганович в период культа личности Сталина злоупотребляли властью, нарушали социалистическую законность, что привело к массовым репрессиям против честных советских людей, а также являлись активными участниками антипартийной фракционной группы в 1957 году»[1731]. Нет оснований считать, что Молотов искренне раскаялся, так что в просьбе следует отказать. Брежневское руководство КПСС не собиралось отступать от того уровня преодоления «культа личности Сталина», который уже был достигнут. Что сделано, то сделано, а теперь просто не нужно «ворошить прошлое». Понятно, что восстановление Молотова в партии станет сенсацией, пойдут споры… Не нужно это в нашем тихом болоте. И сталинец Молотов в партии не нужен.

Вячеслав Михайлович считал, что брежневский период «затормозил, безусловно. Хрущевщина повторилась в период Брежнева. Это да. Это говорит о том, что у нас много гнилых мест и в самой партии много еще отсталости, темноты, недоученности»[1732]. Впрочем, от большой образованности – не легче. Молотов с тревогой отмечал «гнильцу» советских литераторов, таких как А. Твардовский, Е. Евтушенко, Ф. Абрамов, С. Залыгин и В. Шукшин[1733].


Обращение В.М. Молотова к Президиуму XXIV съезда КПСС о восстановлении в партии. 25 марта 1971. [РГАНИ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 82. Л. 3. Автограф В.М. Молотова]


Молотов убеждал себя: «Будут, конечно, на нашем пути срывы, неудачи, но империализм все-таки трещит по швам!»[1734] В старости очень важно чувствовать себя победителем. Даже в начале 80-х годов Молотов надеялся: «США – самая удобная страна для социализма. – Коммунизм там наступит быстрее, чем в других странах»[1735].

Пережив Брежнева, Молотов дожил теперь до прихода к власти лидера, который не имел отношения к разгрому «антипартийной группы» – Андропова. Молотов, как и большинство советских людей, возлагал на него надежды: «Осторожно, но можно похвалить Андропова. Он внес новую струю и хорошее направление. Но пока все это еще по-настоящему не оправдано, надолго ли это пойдет, тоже не вполне ясно. Но первые шаги, по-моему, имеют положительный характер»[1736]. Молотову было приятно, что новый курс возглавил его выдвиженец: «Андропов пока ведет себя, по-моему, неплохо. И речь такая способная, но твердая, без хвастовства. Напротив, с самокритикой недостатков и прошлого, на это нельзя не обратить внимания, это правильно. И вправо его не тянет. И посерьезней двух предшественников.

Его ко мне из ЦК направили, учраспред, распределительный отдел, или кто-то из секретарей. Он произвел на меня неплохое впечатление.

Он ко мне приходил в МИД: „Вот меня направляют по дипломатическим каналам“. И в ЦК, не помню, кто мне говорил, что вот этого человека можете использовать на дипломатической работе. Я предложил Венгрию – согласились. И он в Венгрии вел себя хорошо»[1737].


Юрий Владимирович Андропов. 1980-е. [Из открытых источников]


На 7 ноября 1983 года Молотов произнес тост: «За нашу партию, ее Центральный Комитет, за товарища Андропова, его здоровье, в котором он, видимо, нуждается!»

«Таких персональных тостов за наших руководителей раньше я от Молотова никогда не слышал…», – комментирует Ф. Чуев. А Молотов продолжил: «Я считаю, что за последние пару лет большим достижением для нас, коммунистов, стало появление двух человек. Во-первых, Андропов. Это для меня неожиданность, потому что я в кадрах, в частности, в большевистских кадрах, разбирался неплохо. Громыко – мой выдвиженец, оказался на месте. Андропов – это первая неожиданность, но приятная неожиданность. Оказывается, в политике он твердый человек, с кругозором. Надежный человек. По-видимому, он здорово вырос за годы работы. Оказался вполне надежным. И у меня был на месте.

И второй человек – Ярузельский. Я, например, не слыхал такую фамилию до появления его в качестве Первого секретаря… Большевиков среди поляков было мало. Но были. Был Дзержинский. Этот человек высокого стиля. Поляки тогда были еще хуже, чем сейчас.

Ярузельский нас выручил, по-моему… Раньше для меня такой же приятной неожиданностью был Фидель Кастро»[1738].

Молотова тревожило: «По внешнему виду Андропова можно сказать, что он не вполне здоровый человек. Но все-таки этот человек для данного периода у нас – находка. Я не знаю, кто бы мог другой – в этом кругу я не вижу. Немногословен. Словами не топит мысль»[1739]. После смерти Андропова Молотов жалел о нем: «Жалко, мало побыл. Хороший человек и руководитель хороший. Андропов явно был не на стороне Хрущева и не на стороне, пожалуй, Брежнева тоже»[1740].

Но выяснилось, что Андропов – это все же часть коллектива, этот коллектив продолжал работать, координируемый слабеющий дланью нового тяжело больного генсека К. Черненко. Партийный ареопаг тоже был не на стороне Хрущева, и решился продемонстрировать это скромным символическим актом.

7 июня 1984 года Молотову позвонили из ЦК и сообщили, что ему предстоит поездка в Москву. За ветераном прибыли две черные «Волги». О цели поездки ему не сообщили, но были так любезны, что явно речь шла о чем-то хорошем.

«За Вячеславом Михайловичем приехали где-то в четвертом часу на двух машинах, – говорит Сарра Михайловна, – в одной было трое, среди них – врач, в другой – двое. Поставили машины на дороге у дачи, а я как раз там была. Вижу: черные машины с антеннами. „Вы не к нам?“ – спрашиваю. Ничего не говорят. Я тогда пошла домой. Смотрю, двое идут к нашей даче. Поняли, что я отсюда, улыбаются, заходят: „Мы к Вячеславу Михайловичу“. – „Сейчас, он одевается наверху“. Таня ему там помогала.

– Мы ему серый костюм нагладили, серый галстук, шляпу надел, – говорит Таня. – Он даже не спал днем»[1741].

Молотова привезли на Старую площадь в кабинет Генерального секретаря ЦК КПСС К. Черненко. «Он меня принял в своем кабинете, – уточняет Молотов. – Сидел за столом. Когда я вошел, он вышел из-за стола навстречу, поздоровался за руку, и мы сели за длинным столом напротив друг друга. Он что-то сказал, но я плохо слышу, а он, бедолага, неважно говорит. И тогда он показал постановление. Я ему говорю: „Я же с 1906 года…“ – А он говорит: „Вот в постановлении так и записано“.

– Чтоб стаж сохранить?

– Да, да.

– У вас теперь самый большой стаж в стране – 80 лет в партии!

– Да уж…

– Такого ни у кого нет.

Разговора не было почти никакого. Он заявил, что вы вот восстановлены в партии и вручил мне копию… Поздравил. Больше ничего.

– Не дал вам постановление с собой?

Нет, не дал. Две минуты, не больше, я был. Я не расслышал, что он мне сказал, ответил ему, что мне неизвестно, за что я был исключен и за что восстановлен»[1742].

Круг замкнулся. Оба они заканчивали свою жизнь, хотя Черненко был моложе на два десятилетия. Вместе с ним уходила эпоха стабильности СССР и открывалась эпоха перемен. И одним из немногих деяний тяжело больного и пассивного правителя стало восстановление в партии одного из старейших ее деятелей, который управлял страной во времена юности Константина Устиновича. Да, кто-то воспримет это как реверанс в сторону сталинизма, но для Черненко и других членов Политбюро, принявших решение о восстановлении, это была дань их молодости, истории партии, с которой была связана их жизнь. Характерно, что в партии восстановили именно Молотова, без Кагановича и Маленкова. Политическая жизнь Молотова начиналась в годы Первой российской революции, когда партия позволила ему приобщиться к ее тайнам. Последним политическим событием его жизни стало восстановление в ее рядах. Это было признание его заслуг, его исторической правоты. Но лицо партии, на которое довелось взглянуть Вячеславу Михайловичу при встрече с Константином Устиновичем, болезненно-бледное и апатичное, не внушало оптимизма.