[223]. Циркуляр ЦК и ВЦИК о полном изъятии церковных ценностей направили всем губкомам и исполкомам.
С лета 1921 года Ленин чувствовал себя все хуже и начал перекладывать на товарищей больше дел. А поскольку Молотов пользовался его доверием как человек, в силу молодости не претендующий на лидерство в партии, то Ленин рекомендовал его в комиссии по самым разным вопросам. Задача Молотова заключалась в правильном движении и оформлении документов, собственное мнение он высказывал не часто.
На заседаниях Политбюро, которые проходили по четвергам в зале заседаний Совнаркома, Молотов восседал одесную Ленина, отвечая за письменное оформление решений, тут же просматриваемых и редактируемых Лениным. Подпись Молотова как секретаря означала, что решение вступает в силу.
Молотов быстро проявил себя как идеальный секретарь. Не любивший его Троцкий признавал: «У него есть упрямство и трудолюбие. Последним качеством он отличается от Сталина, который ленив… Он пишет как старый канцелярист и так же говорит; к тому же он сильно заикается. Но он успел выработать большую административную рутину и знает, как играть на клавиатуре аппарата»[224].
В. И. Ленин в своем кабинете в Кремле после болезни. 7 октября 1922. [РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 362. Л. 1]
У Молотова было пять помощников: Герман Тихомирнов, младший брат покойного друга Виктора, старый товарищ Василевский, Бородаевский, Белов и Бажанов. Последний потом бежал из СССР и оставил мемуары, в том числе и о Молотове: «Это очень добросовестный, не блестящий, но чрезвычайно работоспособный бюрократ. Он спокоен, выдержан. Ко мне он был всегда крайне благожелателен и любезен и в личных отношениях со мной очень мил. Да и со всеми, кто к нему приближается, он корректен, человек вполне приемлемый, никакой грубости, никакой заносчивости, никакой кровожадности, никакого стремления кого-нибудь унизить или раздавить»[225].
Впрочем, корректным Молотов был со своим внутренним кругом, а в политике мог быть весьма грубым. Иногда Ленин использовал его в качестве дубинки в интригах на заседаниях Политбюро. Молотов с удовольствием вспоминал в старости, как Ленин натравливал его на Троцкого: «Ленин мне пишет записку: „Будете выступать – выступайте как можно резче против Троцкого. Записку порвите“. Когда дошла до меня очередь, я стал костить Троцкого во всю Ивановскую… А тот, конечно, видел нашу застольную переписку с Лениным и снова взял слово: „На всякое дело есть свой Молотов!“ – и стал по мне колотить так рассерженно, со злобой»[226].
В ходе XI съезда РКП(б) Ленин собрал уже привычное фракционное совещание, где инструктировал представителей регионов, за кого можно голосовать в ЦК, а за кого нельзя из-за участия в прежних оппозиционных группах. В открытом же выступлении вождь провозгласил, что отступление закончилось. Нэп стали теперь трактовать не как отступление, а как путь к социализму.
Молотов выступил на съезде 28 марта с докладом об организационной работе, напоминавшим статистический отчет и инструкцию по завинчиванию дисциплинарных гаек. Троцкий и Рязанов его раскритиковали, что могло стать дополнительным «плюсом» в глазах Ленина. Однако как раз в это время было принято решение, которое остановило карьерный взлет Вячеслава Михайловича.
2. Заместитель Сталина
На первом после съезда заседании ЦК 3 апреля Сталин был избран его Генеральным секретарем. В конце 20-х годов этот пост стал первейшим в СССР, а в 60–80-е годы – синонимом главы партии и государства. Почему он был введен и почему его занял не Молотов? Ведь нареканий по его работе не было. Мимолетные разногласия по театрам и церковным ценностям вряд ли могли определить ленинскую позицию. «Ленин, видимо, посчитал, что я недостаточный политик, но в секретарях и в Политбюро меня оставил, а Сталина сделал Генеральным»[227], – вспоминал Молотов. Ленин понял, что Молотов является хорошим исполнителем, но от него очень редко исходит инициатива. Молотова где оставишь, там и найдешь. Наставления, что нужно быть фигурой политической, а не технической, пока не принесли нужного результата. Молотов еще не решался играть самостоятельную роль. А Ленину нужен был кто-то пробивной и инициативный, но без собственной стратегии продвижения к социализму, чем постоянно грешили Троцкий, Бухарин, Зиновьев и Каменев. Выбор был невелик – из лидеров партии на такую роль подходил только Сталин.
Валериан Владимирович Куйбышев. Автор Е. М. Ярославский. 1923. [РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2.Д. 168. Л. 8]
Секретарями ЦК стали Молотов и Куйбышев. По предложению Ленина особо оговаривалось, что секретари не должны заниматься технической работой, а Сталин должен назначить себе заместителей в советских учреждениях, которые он возглавлял, чтобы сосредоточиться на работе в Секретариате[228].
Оргбюро распределило обязанности между секретарями. Сталину достались вопросы Политбюро и областей, Куйбышеву – агитпроп, комсомол, управление делами и др., Молотову – организационная работа ЦК, учет и распределение партийных сил (то есть подготовка назначений на должности) и работа с организациями, не являющимися областными[229].
Сталин «подтянул» в Секретариат своих доверенных лиц А. Назаретяна, И. Товстуху, А. Поскребышева. В это же время туда пришли Л. Мехлис и Г. Маленков.
Еще 2 февраля 1922 года Политбюро приняло разработанное Молотовым положение об улучшении техники Секретариата ЦК РКП(б). Сотрудники секретариата должны были четко фиксировать решения Политбюро и отслеживать процесс их исполнения. При этом «все заявления и предложения для Политбюро должны вноситься непосредственно в Секретариат ЦК. В противном случае за аккуратность их исполнения Секретариат ЦК не несет ответственности». Таким образом намеревались покончить со спонтанным внесением вопросов членами Политбюро, упорядочить механизм обсуждения и исполнения решений. Секретариат должен был обеспечить принятие тех решений Политбюро, которые осуществлялись с помощью телефонных звонков, без обсуждения на очных заседаниях. Теперь это следовало делать в определенное время – от 3 до 4 часов (если позволяет срочность вопроса) после предварительной рассылки материалов. Материалы, идущие «в круговую», должны обойти членов Политбюро за 2–3 часа и вернуться с Секретариат с пометками «согласен». Переписка по особо секретным вопросам будет производиться исключительно через Молотова[230]. Эта система в своей принципиальной основе сохранялась потом десятилетиями.
Молотов курировал Организационно-инструкторский отдел Секретариата, руководить которым также после IX съезда был назначен выдвиженец В. Куйбышева Л. Каганович. Если Секретариат должен был заниматься исполнением решений Политбюро и Оргбюро, то Оргинструкторский отдел был исполнительным аппаратом Секретариата. Он проводил решения Секретариата и контролировал исполнение. Сталин, Молотов и Каганович не покладая рук отлаживали машину управления партией. Положение об Оргинструкторском отделе определяло, что он является основным центром связи центра с местными организациями. Отдел должен был собирать информацию с мест, причем готовить сводки по единому образцу, а не в свободной форме, проверять выполнение решений центральных органов на местах, выявлять противоречия старых и новых решений для их устранения, разрабатывать проекты и после утверждения вышестоящими инстанциями рассылать инструкции и циркуляры в парторганизации, обрабатывать информацию для печати, направлять на места инструкторов. Те проверяли ход работы, выявляли «слабые места», «накачивали» местных работников, объясняли, как вести дела по единой унифицированной схеме, выявляли на местах и распространяли положительный опыт[231].
Лазарь Моисеевич Каганович. Автор Е. М. Ярославский. 1923. [РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2.Д. 168. Л. 31]
Работа, хорошо знакомая Молотову по Волжско-Камской командировке. Теперь ему предстояло ее упорядочить – и не по наитию или отдельным прецедентам, а на разрастающемся массиве данных в пухлых досье – личных делах. В 1923 году Оргинструкторский и Учетно-распределительные отделы были объединены в единое ядро партаппарата – Организационно-распределительный отдел под руководством Кагановича. Вместе с ним Молотов разработал единую систему учета партийных кадров, известную как номенклатура. Каждого работника следовало охарактеризовать по специальной анкете, зафиксировать его опыт, имевшиеся успехи и неудачи, склонности, после чего разместить работника в таблице («сетке»), которая характеризовала уровень возможного использования данного «кадра».
Формирование этой новой «табели о рангах» шло нелегко. Каганович вспоминал: «На местах часто вызывались споры и даже склоки на почве обид, недовольства прикреплениями к сетке и определением масштаба, иногда приходилось аппарату ЦК рассматривать конфликты на местах и жалобы недовольных оценкой». В эту систему затем были помещены и непартийные элиты, в частности – профессура, которая распределялась по уровням номенклатуры разных уровней (всероссийского, губернского, областного и др.). В итоге, как утверждал Каганович, был обеспечен «подбор кадров по их действительному качеству, не допуская кумовства, протекции, подхалимства и т. п.»[232]. Это, конечно, была завышенная и лукавая самооценка выдающегося аппаратчика. Как мы увидим, сталинская группировка и в 1937 году будет бороться с кумовством, которое система номенклатуры не смогла изжить. А вот для борьбы с оппозиционно-настроенными коммунистами, не склонными к подхалимству перед партийными верхами, эта система годилась очень хорошо. Недовольных стали высылать из центра в провинцию как бы согласно их «объективно» установленным способностям и соответствию потребностям партии. А в центр стягивать товарищей, проверенных на лояльность. Кстати, и сам Каганович попал в ядро аппарата не без «кумовства» – Лазаря Моисеевича рекомендовал хорошо знавший его Куйбышев. Суть номенклатуры оставалась бюрократической – люди занимали формально даже выборные должности по «рекомендации» сверху, власть пополнялась путем назначения сверху таких работников, которые не будут перечить воле верхов.