От объемов изъятия продовольствия у деревни зависело прокормление стремительно растущего городского населения (возмущение которого могло нести более серьезную угрозу власти, чем возмущение деревни), обеспечение рабочих на стройках пятилетки и получение валюты от экспорта, на которую можно было приобрести технологии. Хотя в структуре экспорта на первый план вышли нефть и лес, внутри страны наращивание поставок хлеба было остро необходимо из-за роста городов и строек. На пленуме ЦК ВКП(б) 30–31 октября 1931 года нарком снабжения Микоян настаивал: «Вопрос не в нормах, сколько останется на еду и пр., главное в том, чтобы сказать колхозам: „в первую очередь выполни государственный план, а потом удовлетворяй свой план“»[391]. Это была формула голода.
У крестьян не оставалось запасов «на черный день». Они упали с 50 млн т до 33 млн т в 1931 году и возросли до 37 млн т в 1932 году[392]. В 1931 году Зауралье, Башкирию, Западную Сибирь, Поволжье и Казахстан поразила засуха. Сказались и разрушительные последствия социальной перекройки деревни. В 1932 году СССР импортировал пшеницу из Ирана[393].
Анастас Иванович Микоян. 1930-е. [РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 529. Л. 1]
Молотов возглавил комиссию по обеспечению урожая 1932 года. Главными житницами были Украина, Кубань и Поволжье. В распределении обязанностей между членами Политбюро ему досталось направление главного удара – Украина. Он знал этот регион с начала 20-х, успешно добывал там хлеб в 1928 году. Теперь оттуда поступали тревожные вести. Например, 2 мая 1932 года близ Полтавы толпы крестьян остановили поезд с хлебом и пытались разобрать зерно. Охранники открыли огонь, были убитые. Рабочие-железнодорожники, ставшие свидетелями этого столкновения, писали Молотову: «Земли много засеяно не будет потому, что селяне пухнут и мрут с голода, а кто еще не пухнет, тот берет свою семью и идет куда глаза глядят, станции набиты голодающими людьми, в особенности по Полтаве. Валяются трупы умирающих от голода, и никто даже не обращает внимания»[394].
На заседании Политбюро ЦК КП(б)У, которое Молотов провел 26 мая, выяснилось: надежды на то, что колхозы резко нарастят производство хлеба, не оправдались. По предложению Молотова в 1932 году Украине дали семенную ссуду и предоставили помощь в 220 тысяч пудов хлеба. Однако 17 июня украинское руководство запросило еще 600 тысяч. Ответ Сталина и Молотова 21 июня был суров: «Никакие уклонения от выполнения установленного для вашего края… плана по зернопоставке колхозами и единоличными хозяйствами и по сдаче зерна совхозами не должны быть допущены ни под каким видом как в отношении количеств, так и сроков сдачи зерна»[395].
Сталин 2 июля писал Молотову и Кагановичу: «Если поедете на украинскую конференцию (а я на этом настаиваю), примите там все меры к тому, чтобы переломить настроение работников, изолировать плаксивых и гнилых дипломатов (невзирая на лица!) и обеспечить подлинно-большевистские решения конференции»[396]. Посланцы с задачей справились: на заседании Политбюро ЦК КП(б)У 6 июля они категорически отвергли мольбы уменьшить объем хлебозаготовок[397].
Однако план оказался неподъемным, и уже в конце октября Молотов, снова прибывший на Украину, сообщал Сталину о необходимости его снижения на 60–70 млн пудов с тем, чтобы оставшийся план в 165–175 млн пудов уж точно был выполнен[398].
В ноябре 1932 года Молотов объезжал Украину, инструктировал партийный аппарат: «Дело у Вас идет неплохо, но район по-настоящему еще не раскачался. Держитесь крепко, с каждым днем непременно продвигаясь на шаг вперед. Несмотря на сопротивление кулака и оппортунистов всяких мастей и на деле давая им сокрушительный отпор, Ваш район должен победить в короткий срок»[399]. Уж и кулаков-то раскулачили, а они все «сопротивляются». А если не они – то их агенты. Любой середняк, бедняк, счетовод и даже член колхозного правления – коммунист может считаться теперь агентом кулачества. А коммунисты, которые действуют нерешительно – это явные правые уклонисты и оппортунисты. Молотов позорил отстающую Черниговщину, обличал «опасные успокоительные иллюзии», «гнилой либерализм», «оппортунистические колебания» немалой части украинских работников, «агентов кулачества», которые «забрались во многие щели и дырки» колхозов[400]. Только убеждением дело не сдвинется, и 21 ноября Молотов вместе с В. Чубарём и другими подписал обращение к Сталину: «Предлагаем предоставить ЦК КП(б)У в лице спецкомиссии (Косиор, Реденс, Киселев от ЦКК) на период хлебозаготовок окончательное решение вопросов о приговорах к высшей мере наказания с тем, чтобы ЦК КП(б)У раз в декаду отчитывался о своих решениях по этим делам перед ЦК ВКП(б)»[401]. Нужно без суда и следствия расстреливать всех, кто мешает отнимать хлеб у голодных крестьян.
Влас Яковлевич Чубарь. 1930-е. [РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 839]
А на встречах с рабочими и интеллигенцией Молотову задавали неудобные вопросы: «Где были раньше, почему проспали?»; «Куда выселили раскулаченных? И за счет [чего] они сейчас живут?»; «Почему наши заводы („Серп и молот“) завалены готовой продукцией, когда этой продукции на селе не хватает?»; «Как быть тому колхозу, который не имеет даже хлеба для себя?»; «Что привело к тому, что Черниговская губерния, Киевская и Полтавская остались без хлеба, несмотря на то, что урожай был средний?»[402]
«Наверху» считали, что в неразберихе виноваты не центральные, а местные руководители. Сталина раздражали украинские колхозники, которые вместо благодарности за оказанную помощь бросают колхозы, разъезжаются по европейской части СССР и разлагают других «своими жалобами и нытьем». 22 января 1933 года Сталин и Молотов направили ЦК КП(б) Украины и Северо-Кавказскому крайкому ВКП(б) директиву о необходимости принять меры к прекращению бегства колхозников из колхозов, которое является формой «кулацкого саботажа»[403].
От голодных людей нужно было защитить и собранное продовольствие. Отсюда – принятый 7 августа 1932 года закон о жестоких наказаниях за кражу государственного и колхозного имущества. Характерно, что ворованным считался и хлеб, который крестьяне укрыли от поставок государству. Сталин предложил ЦК КП(б)У оповестить крестьян, что этот закон будет применяться и к укрывателям[404].
«В целом по стране в 1932 году не менее половины выращенного урожая осталось в поле. Если бы эти потери были сокращены хотя бы наполовину, то массовой смертности от голода в советской деревне не было»[405], – комментирует историк В.В. Кондрашин.
В сложившихся условиях крестьянское сопротивление (в отличие от 1930 года скорее пассивное, чем активное, связанное с саботажем, а не восстаниями) было неизбежно и предсказуемо. Крестьянин – тоже человек, и не мог испытать прилив трудового энтузиазма от скотских условий, в которые его загоняли. Но действия Сталина и Молотова вытекали не из их садистского желания мучить людей. Если была поставлена задача провести техническую модернизацию, ее можно было проводить только за счет крестьянского продовольствия. Продолжение политики индустриализации требовало масштабных изъятий хлеба (с неизбежными потерями и падением производительности труда на селе).
Равнодушная к судьбам крестьян сила государственного принуждения победила – крестьяне отдали остатки продовольствия и стали умирать тысячами. Ослабленные организмы стали легкой добычей эпидемий, которые свирепствовали от Волги до Черного моря. В Сибири, Поволжье, Украине, Казахстане, на Северном Кавказе погибли миллионы людей.
В старости Молотов категорически отрицал, что видел голод на Украине: «это преувеличение, но такие факты, конечно, в некоторых местах были. Тяжкий был год»[406]. Конечно, в голодающие деревни Молотова не возили. Партийные начальники отлично понимали, что стоит, а что не стоит показывать председателю правительства.
К концу 1932 года в Кремле сложилось понимание, что «рывок в светлое будущее» пора заканчивать. Выступая на пленуме ЦК и ЦКК 7 января 1933 года, Сталин заявил, что пятилетка выполнена досрочно за четыре года и четыре месяца, и что «в результате успешного проведения пятилетки мы уже выполнили в основном ее главную задачу – подведение базы новой современной техники под промышленность, транспорт, сельское хозяйство. Стоит ли после этого подхлестывать и подгонять страну? Ясно, что нет в этом теперь необходимости»[407].
Компартия занялась исправлением положения. 27 июня 1933 года секретарь ЦК КП(б)У М. Хатаевич направил Сталину шифрограмму: «В колхозах ряда районов полностью съеден, доедается весь отпущенный нами хлеб, сильно обострилось продовольственное положение, что в последние дни перед уборкой особенно опасно. Очень прошу, если возможно, дать нам еще 50 тысяч пудов продссуды». На документе Сталин начертал: «Надо дать». Несмотря на провал хлебозаготовок, в 1933 году Украина получила 501 тысячу тонн зерна помощи (формально – ссуды) против 60 тысяч тонн годом ранее[408]