Чтобы поставить под контроль Ежова, 22 августа 1938 года его первым заместителем назначили члена ЦК, друга Сталина Л. Берию. Постановление СНК и ЦК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября признало «крупнейшие недостатки и извращения в работе органов НКВД и Прокуратуры». Оно осудило практику так называемых «лимитов» для производства массовых арестов и следственный произвол: «Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях»[492]. Аресты предписывалось осуществлять только по постановлению суда или с санкции прокурора.
Правда, чтобы у следователей не возникло излишних опасений насчет «недозволенных методов следствия», 10 января 1939 года Сталин направил на места «указание ЦК», в котором разъяснял, что методы физического воздействия можно применять[493].
Инструкция ЦК ВКП(б) 14 ноября 1938 года обязывала горкомы, обкомы, крайкомы и республиканские ЦК брать на учет ответственных работников НКВД на своей территории. Отныне с господством органов безопасности над партийными было покончено. Более того, парторганизациям доверили утверждать кандидатуры кадров НКВД. 15 ноября Молотов и Сталин подписали телеграмму, которой приостанавливали (фактически – прекращали) рассмотрение дел тройками, военными трибуналами и Военной коллегией Верховного суда СССР в упрощенном порядке. Сталинская фемида теперь могла работать без спешки.
Наркома внутренних дел Ежова освободили от должности 25 ноября 1938 года, в 1940 году его расстреляют. Берия провел новую чистку НКВД, на этот раз от излишне ретивых ежовских кадров. Вышинский 1 февраля 1939 года докладывал Сталину и Молотову о разоблачении группы чекистов, уличенных в том, что они встали «на путь подлогов и фабрикации фиктивных дел»[494]. Теперь его волновало и то, что «условия содержания заключенных являются неудовлетворительными, а в отдельных случаях совершенно нетерпимыми»[495]. Часть дел была пересмотрена. В 1939 году было освобождено более 327 тысяч заключенных.
Лаврентий Павлович Берия («На воре и шапка горит или диверсия т. Берия»). Автор В.И. Межлаук. 4 марта 1937[РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 170. Л. 85]
В идейном и управленческом смысле СССР окончательно превратился в монолит. Теперь каждый крестьянин, рабочий и интеллигент цепочкой руководящих кадров был связан с вождем, решения которого должны выполняться неукоснительно. Куда он повернет государственный руль – туда устремится вся энергия советских людей и построенного в 30-е годы промышленного комплекса. Все важнее становилась военная составляющая этого комплекса – перестроенная в идеальную иерархическую пирамиду страна входила в полосу мирового военного шторма. И Молотов стоял одесную главного рулевого, которому предстоит провести СССР через этот шторм. Вячеславу Михайловичу придется и самому над этим немало потрудиться.
Глава VIНа пути к пакту(1939)
Вячеслав Михайлович вышел из машины и взглянул на памятник Воровскому. Странная фигура, но точно передающая митинговый стиль 20-х годов. Ох уж эти мастера красного словца, повелители бурлящих масс. Теперь иные времена. Солидные речи, твердые формулировки, мерная поступь колонн трудящихся и красноармейцев. Без выкрутасов, которые так живо передает памятник. Воровский, конечно, герой, погибший на боевом посту. Получил пулю от врага СССР. А если бы прожил еще полтора десятка лет, от товарища Ежова пулю бы получил…
Мог ли подумать об этом Молотов? Почему бы нет. Он не был наивным энтузиастом, выверявшим свои взгляды по очередному выпуску «Правды», хорошо знал цену и славословиям, и обличениям, видел, как товарищи превращаются во врагов в той ожесточенной борьбе, которую ведет Партия. А теперь в этой борьбе тылы укреплены, исчезли надоедливые говоруны и ядовитые интриганы. Близится решающая мировая схватка, к которой они готовились со времен Ленина. А на передовой рубеж этой схватки встает он, Молотов, которому теперь доверен пост наркома иностранных дел.
Впрочем, вполне возможно, что Вячеслав Михайлович просто скользнул взглядом по памятнику и прошел в здание НКИД, ставшее его новым местом работы по совместительству. Ведь кресло председателя Совнаркома также оставалось за ним, и там была гора текущих дел. Так что Молотов не испытывал радостных чувств, обычно сопровождающих новое назначение, да еще на такую интересную работу. Для Вячеслава Михайловича это была и новая ответственность, и новый уровень перегрузки делами.
О чем Молотов наверняка думал, поднимаясь по ступеням здания – это о том неважном наследии, которое оставил ему Литвинов. Виноват ли в этом сам Максим Максимович или это результат мировых тенденций – но ситуация сложилась тяжелейшая. И ему, Молотову, предстоит ее исправлять под мудрым руководством Сталина. Об ответственности Сталина за сложившуюся ситуацию Вячеслав Михайлович скорее всего не думал. Об этом он запретил себе думать уже давно.
1. Кто «загребает жар»
Осенью 1938 года внешнеполитическое положение СССР резко ухудшилось. Кризис вокруг Чехословакии закончился полной победой Гитлера, который сумел договориться со всеми основными игроками, кроме СССР. Москва оказалась в изоляции. Пессимистично складывалась ситуация в Испании, где республиканцы оставили свой плацдарм на Эбро. Стало ясно, что пошел обратный отсчет времени существования Испанской республики. Значит Италия и Германия уже не будут всерьез отвлекаться на Испанию, и их взгляды теперь устремлены на Восток. А на нашем Дальнем Востоке японские самураи продолжают продвигаться вглубь Китая и точат мечи после первой пробы сил на Хасане. Очевидно, этот конфликт – не последний, и в любой момент в далеких от Москвы, но стратегически важных краях может начаться новая война.
Что делать? Они то и дело обсуждали это в узком кругу у Сталина. Мир империализма сжимал петлю вокруг Советского Союза. Неужели СССР – следующая жертва договорившихся между собой хищников? Ильич умел использовать межимпериалистические противоречия. Еще недавно казалось, что мы научились делать это даже лучше. И вот полный крах политики «коллективной безопасности», то есть союза с Великобританией и Францией против Германии. Партнеры оказались ненадежны, по сути перешли на сторону врага. Или все-таки можно как-то снова возбудить эти противоречия?
В отчетном докладе XVIII съезду ВКП(б) 10 марта 1939 года Сталин изложил картину мировой борьбы: «Поджигатели войны» стравливают СССР и Германию из-за Украины, стремясь «загребать жар чужими руками», то есть сдерживать агрессора ценой жертв со стороны СССР, а самим оставаться в безопасности. Конечно, СССР, верный своей политике «коллективной безопасности», по-прежнему готов помогать жертвам агрессии, но только при условии, что это будут делать и страны Запада. Затем Сталин проанализировал отношения двух империалистических группировок. Политику «Оси» он обрисовал так: «Война против интересов Англии, Франции и США? Пустяки! „Мы“ ведем войну против Коминтерна, а не против этих государств. Если не верите, читайте „антикоминтерновский пакт“, заключенный между Италией, Германией и Японией». Сталин назвал эти действия стран «Оси» «неуклюжей игрой в маскировку». Он сигнализировал Западу: будьте сговорчивее с СССР, иначе поплатитесь. Но сигнал получили и немцы: их используют в чужой игре. Сторонники умиротворения стремятся «не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны глубоко увязнуть в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, – выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, в „интересах мира“ и продиктовать ослабленным участникам войны свои условия. И дешево, и мило!»[496]
Эту речь на Западе прозвали «каштановой», так как при ее пересказе в прессе было употреблено выражение «таскать каштаны из огня» для других. Это то, что Сталин не рекомендовал делать Гитлеру. Советологи гадали впоследствии, явилось ли выступление Сталина первым сигналом к дальнейшему советско-германскому сближению. На эту мысль их навел Молотов, который, когда сближение уже состоялось, стал превозносить прозорливость Сталина. Молотов был несомненно посвящен в его планы, и раз он связывает речь на съезде и советско-германский пакт, то между двумя событиями связь должна иметься…
Однако текст речи не позволяет согласиться с Молотовым. Никаких призывов к сближению с нацистами в речи нет, есть лишь попытка отвратить их от атаки против СССР, поощрение антизападных намерений фюрера, о которых ходили лишь слухи. Есть попытка стравить «империалистов». Поскольку к марту 1939 года эти противоречия назрели и вскоре после речи Сталина зримо проявились, может возникнуть впечатление, что Сталин их и вызвал к жизни подобно магу-заклинателю.
Гитлер и без сталинской подсказки уже почувствовал, что премьер-министр Великобритании Н. Чемберлен пытается его использовать, и что кончиться это все может мировым господством Великобритании. Поэтому Гитлер повернул именно в ту сторону, куда хотелось Сталину – взял курс на конфликт с Великобританией.
Членский билет № 47 В. М. Молотова, избранного в ЦК ВКП(б) на XVIII съезде партии. 1939. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1507. Л. 17–18]
Молотов, конечно, тоже выступал на XVIII съезде ВКП(б) – о третьем пятилетнем плане. Со вторым все получилось как нельзя лучше: «Победа второй пятилетки у всех перед глазами». Она состоит даже не в статистических показателях, а в том, что «полностью ликвидированы все эксплуататорские классы, навсегда уничтожены причины, порождающие эксплуатацию человека человеком и разделение общества на эксплуататоров и эксплуатируемых». Правда, социализм построен «только в основном», план по строительству электростанций выполнен на 55 %, планирование в СССР «кабинетное, оторванное от жизни». Но все-таки наши пятилетки гораздо лучше, чем «фашистские кабальные четырехлетки». Молотов, сославшись на Ленина и Сталина, ставит задачу «догнать и перегнать также и в экономическом отношении наиболее развитые капиталистические страны Европы и Соединенные Штаты Америки». Задача вполне посильная, ведь «большевистскую душу нашему делу дает труд, мысль, слово нашего Сталина!»