[568], – пишет историк М. Иильмярв. После Второй мировой войны в Прибалтике несколько лет воевали «лесные братья» с минимальной помощью извне. А вот в 1939 году мотивации к массовому сопротивлению не было. Скорее наоборот – Советский Союз имел массовую поддержку в самой Прибалтике из-за острых противоречий в обществах этих трех стран. Перед лицом советской угрозы прибалтийские диктаторы не были уверены в поддержке народа. В Прибалтике давление СССР усугубляло раскол, в то время как в Финляндии – сплачивало общество.
1 октября Молотов был проинформирован, что «на условиях с Эстонией латыши согласны разговаривать»[569]. Разъясняя мотивы этого решения, президент К. Ульманис говорил 13 октября: «Мы уклонились от того, чтобы латыши проливали кровь и жертвовали жизнями ради вещей, не касающихся основ нашего государства»[570]. Он считал, или делал вид, что считает, будто советские требования не касаются этих основ.
Беседуя с приехавшим в Москву министром иностранных дел Латвии В. Мунтерсом, Сталин 2 октября уверял: «Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем». Сталин сдержит это обещание, но только до тех пор, пока не определится исход британо-франко-германской войны. Молотов пояснил Мунтерсу, что СССР заботится об укреплении своей безопасности, апеллируя к историческому опыту: «Еще Петр Великий заботился о выходе к морю»[571]. Отныне Петр станет признанным авторитетом для сталинской внешней политики. Чтобы сомнений не оставалось, Сталин констатировал: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся»[572]. Более того, когда Мунтерс передал отказ латвийского правительства согласиться с советскими предложениями как навязанными латвийскому народу, Сталин сообщил, что первоначально немцы предлагали провести линию разграничения по Даугаве, и они могут вернуться к идее раздела Латвии[573]. Молотов и вовсе не стеснялся в средствах: «Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: „Обратно вы уж не вернетесь, пока не подпишете присоединение к нам“»[574].
Сопротивление латвийской стороны продлилось недолго. Советско-латвийский пакт, по которому СССР получил право на создание военных баз в Латвии, в том числе в Лиепае и Вентспилсе, Молотов подписал 5 октября. И здесь размещалось до 25 тысяч военнослужащих. «Я должен рассеять также все сомнения и подозрения, что безопасность нашей страны может быть поставлена под угрозу извне»[575], – вынужденно заявил президент Латвии.
Принимая литовского посла Л. Наткявичюса 29 сентября, Молотов сообщил ему об условиях присоединения Вильнюса: «Советскому Союзу известна дружественность Литвы по отношению к СССР. Настала пора сделать эту дружественность более реальной. Ни для кого не является секретом, что Литву стремится перетянуть на свою сторону Германия. Следовательно, для СССР важно знать, к какой стране Литва испытывает большие симпатии. Сейчас недостаточно быть „ни теплым, ни холодным“, а надо принять решение»[576]. В зависимости от этого можно решать и территориальные вопросы. Интересно, что в этой беседе Молотов противопоставил интересы СССР и Германии, хотя на дворе стоял сентябрь – медовый месяц советско-германского сближения. Но советские лидеры уже смотрели дальше, укрепляя подступы к СССР в большей степени от германской, чем от британско-французской угрозы.
Сталин, Молотов, его заместитель В. Потемкин и посол в Литве Н. Поздняков 3 октября встретились с министром иностранных дел Литвы Ю. Урбшисом и Л. Наткевичюсом. Молотов вполне откровенно сообщил литовцам: «После определенных переговоров Германия согласилась, чтобы Литва, как и Латвия, и Эстония, вошла в зону влияния СССР». «После этого слово взял Сталин и сразу раскрыл нам карты. С Литвой, сказал он, надо заключить три соглашения: 1) пакт о взаимопомощи, 2) договор о передаче Вильнюса и Вильнюсского края Литве и 3) договор о передаче определенных областей Южной Литвы немцам». Увидев «наши кислые мины», – продолжает Наткевичюс, Сталин стал убеждать литовцев, что сначала Германия вообще хотела поделить Литву, и советская сторона с трудом отстояла ее почти полную территориальную целостность и даже расширение. Литовские представители заявили, что возможная «уступка областей Южной Литвы Германии была бы величайшей несправедливостью, которую только можно себе представить»[577]. Не устраивала литовских представителей и перспектива ввода на территорию страны советских войск. В крайнем случае их можно было бы пустить в Вильнюсский край. Но СССР был заинтересован в размещении войск на западных рубежах своей сферы влияния, а не только в Вильнюсском крае. В ходе последующих встреч вырисовывалась альтернатива, о которой Урбшис информировал Каунас: «…или заключаем с русскими пакт по примеру эстонцев и латышей, или отказываемся его заключить. В последнем случае, имея в виду распределение зон влияния между немцами и русскими и что нас оставили в русской зоне, придется ждать от Советского Союза различного и, возможно, даже вооруженного давления»[578]. И уж, конечно, не приходится ждать присоединения Вильнюса, который мог оказаться в составе Белоруссии в качестве Вильно.
Советско-литовский договор о взаимопомощи и передаче Литве города Вильно и Виленской области. 10 октября 1939. [АВП РФ. Ф. 3а. Оп. 1. П. 5. Д. 55]
Молотов и Урбшис подписали договор о передаче Литовской Республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой 10 октября. Конфиденциальный протокол разрешал СССР держать в Литве контингент до 20 тысяч военнослужащих. Он был размещен в Вильнюсе, Каунасе, Алитусе, Вилькомире и Шауляе.
Советские войска вступили в Прибалтику 18 октября. Пока СССР соблюдал в отношении прибалтийских государств предельную корректность. «Весь личный состав наших частей должен знать, что по пакту о взаимопомощи наши части расквартированы и будут жить на территории суверенного государства, в политические дела и социальный строй которого не имеют права вмешиваться… Настроения и разговоры о „советизации“, если бы они имели место среди военнослужащих, нужно в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза и Эстонии»[579], – говорилось в приказе наркома обороны войскам, вступавшим на территорию сопредельного государства.
Выступая перед Верховным Советом 31 октября, на той самой сессии, которая оформила воссоединение Белоруссии и Украины, Молотов подчеркнул, что пакты с прибалтийскими странами не преследуют цели территориального расширения СССР: «Ввиду особого географического положения этих стран, являющихся своего рода подступами к СССР, особенно со стороны Балтийского моря, эти пакты предоставляют Советскому Союзу возможность иметь военно-морские базы и аэродромы в определенных пунктах Эстонии и Латвии, а в отношении Литвы устанавливают совместную с Советским Союзом защиту литовской границы»[580]. Что же, здесь создали удобный буфер, прикрыли подступы к Ленинграду с юга от Финского залива. А как дела обстоят севернее?
3. Советско-финляндская война и граница Петра
Последним прибалтийским государством, отнесенным к сфере влияния СССР, но еще не заключившим пакт о «взаимопомощи», оставалась Финляндия. До советско-германского пакта СССР рассматривал Финляндию как плацдарм, с которого может быть совершено нападение на Ленинград. Взятие Ленинграда – огромная опасность для СССР[581]. В 1940 году, разбирая итоги войны с Финляндией, Сталин вернулся к этой теме. Противник может «прорваться к Ленинграду, занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское, – это значит дать довольно серьезную базу для гражданской войны внутри страны против Советской власти»[582]. Учитывая, что Ленинград находился всего в 32 км от границы с Финляндией, в случае высадки в этой стране сильного экспедиционного корпуса другой державы такая перспектива представлялась Сталину вполне реальной.
По мнению историка Т. Вихавайнена, «в Москве при анализе внешней политики не замечали склонности малых стран к нейтралитету»[583]. Какая близорукость Москвы! Но опыт европейской войны показал, что нейтралитет малых стран не является препятствием для германской агрессии. Так что опасения руководства СССР по поводу прохода войск противника через нейтральные страны были вполне оправданы. Сама по себе Финляндия, конечно, не угрожала Ленинграду, и у нее не было сил, чтобы осуществить мечты национал-радикалов о «Великой Финляндии». Однако ее территория была идеальным плацдармом для удара по Северной столице в случае войны с Германией, Великобританией или Францией.
Еще 5 марта 1939 года Литвинов предложил правительству Финляндии сдать в аренду на 30 лет острова Гогланд, Лавансаари, Сейскари, Тюторсаари для наблюдательных пунктов на подступах к Ленинграду. Три дня спустя финны отвергли это предложение, но переговоры продолжались.
Советско-германский пакт и европейская война изменили ситуацию. Советские требования стали тяжелее, а финляндское руководство осознало, что придется пойти на некоторые уступки.