Из всех балтийских стран Финляндию оставили «на закуску». 5 октября Молотов пригласил финляндского посла и предложил делегации Финляндии прибыть в Москву для переговоров «по некоторым конкретным вопросам политического характера»[584]. Финны ответили не сразу, и это вызвало раздражение в Москве. Советский посол В. Деревянский говорил министру иностранных дел Финляндии Ю. Эркко: «Финляндия отнеслась к предложению иначе, не так, как Прибалтика, и это может пагубно сказаться на ходе событий»[585].
В СССР перед переговорами готовили разные варианты требований к Финляндии. Предполагалось отодвинуть границу от Ленинграда вдвое дальше, до линии Местерярви – Коневец, передать под контроль СССР ряд стратегически важных островов, в том числе Ханко, где планировалось создать базу. Это позволило бы полностью контролировать вход в Финский залив. «Программа максимум» отодвигала границу еще дальше, почти до Выборга, и предполагала передачу СССР района Петсамо, отрезая Финляндию от Северного Ледовитого океана. В обмен СССР был готов передать малонаселенные районы Карелии. Эти изменения предполагалось, как и в случае со странами Прибалтики, зафиксировать в договоре о взаимопомощи. С вводом советских войск в Выборгскую губернию финны теряли свою линию долгосрочных укреплений, и в любой момент Красная армия могла бы свободно войти в Хельсинки.
Юхо Кусти Паасикиви. 1940-е. [Из открытых источников]
Нарком обороны Ворошилов и начальник генерального штаба Шапошников 11 и 14 сентября распорядились усилить войска на советско-финляндской границе, а 13 сентября Ворошилов обратился в Экономический совет Совнаркома с просьбой усилить строительство укреплений на Карельском перешейке[586]. В Финляндии началась скрытая мобилизация[587].
Для начала финляндское руководство во главе с премьер-министром А. Каяндером решило тянуть время. На создание советских баз на своей территории Финляндия не соглашалась, но была готова откорректировать границу за соответствующую компенсацию в Карелии и даже предоставить СССР острова Сейскари, Лавансаари и Тютярсаари, в крайнем случае еще Гогланд (Суурсаари). Понятно, что корректировка границы, допустимая для Финляндии, не должна была затронуть оборонительную линию Маннергейма (неофициально названную так в честь главы Совета обороны Финляндии К.Г. Маннергейма). Финляндское руководство было готово демонтировать лишь ее передовую часть. В Москву на встречу с Молотовым отправилась делегация во главе с Ю. Паасикиви.
Переговоры состоялись 12 и 14 октября. Финны ждали тяжелых условий – сдачи половины перешейка[588]. Но Сталин и Молотов быстро поняли, что торг возможен лишь на основе «программы-минимум». Отодвинуть границу предполагалось по скромной линии Липпола – Койвисто, которая затрагивала лишь часть «линии Маннергейма» у Финского залива, а также получить ряд островов для базы и военных сооружений.
В ответ на заявление финнов, что угрозы нападения на СССР со стороны Финляндии не существует, Молотов ответил, что «мы не боимся агрессии со стороны Финляндии. Мы боимся провокации со стороны третьей державы». Какая держава имеется в виду? На это ответил Сталин: «Англия или Германия. С Германией у нас сейчас хорошие отношения, но в этом мире все может измениться»[589]. Он вовсе не питал иллюзий по поводу перспектив дружбы с немецким диктатором.
Финны предлагали предоставить для укрепления советской обороны три острова в восточной части залива, но там нельзя было создать полноценную базу. Молотов заявил: «Предлагаемые вами три острова недостаточны… Вам и самим невыгодно то, что существует постоянная угроза Ленинграду, которая портит наши взаимоотношения. Требованием советского руководства является граница Петра Великого»[590]. Имелась в виду граница, близкая к той, которая была определена Ништадтским миром в 1721 году.
На переговорах Паасикиви сказал, что для изменения территории нужно пять шестых голосов сейма. Сталин ответил: «Вы получите больше, чем две трети, а плюс к этому еще наши голоса учтите». Финны остались в недоумении, что бы это значило[591]. Они еще не привыкли к сталинскому юмору.
Весь день 16 октября финляндский кабинет обсуждал требования СССР. Министры были готовы передать СССР некоторые острова, например, Суурсари, и обсуждать статус Аландских островов, но не территорию на материке. Неприемлема была и идея договора о взаимопомощи[592]. Передавая отказ, делегация Финляндии ссылалась на нейтралитет своей страны.
Новые раунды переговоров прошли 23–25 октября и 2–4 ноября. Теперь в них участвовал также влиятельный финляндский политик В. Таннер. Почти всегда помимо Молотова в переговорах участвовал и сам Сталин, который мог предложить финнам уступки, которые Молотов не мог себе позволить. По наблюдению Паасикиви, 3 ноября в отсутствие Сталина «разговор был бесплодным. Молотов не мог формулировать предложения русских и держался за исходные положения»[593].
Сталин согласился снять требование договора о взаимопомощи, немного уменьшил территориальные претензии и готов был увеличить территориальную компенсацию. Но этого оказалось недостаточно для компромисса, на который могли пойти в Хельсинки. С островами вышло не лучше. Советское руководство претендовало на Ханко, который предлагалось сдать в аренду, продать или обменять. Если с Ханко не получится, Молотов требовал предоставить для военных сооружений острова в восточной части Финского залива: Хэрмансэ, Куэ, Хэстэбусэ, Фурушер, Экен – и якорную стоянку в гавани Лаппохья[594].
Финны опасались, что с этих островов в Финляндию могут внезапно и беспрепятственно войти вооруженные люди в зеленой форме (как это и произойдет позднее в Прибалтике). Решение было принято 31 октября: «Правительство Финляндии, которое искренне желает упрочить отношение к Советскому Союзу, заявило о своей готовности сделать большие уступки для удовлетворения пожеланий Советского Союза. В этом оно, однако, не может идти так далеко, чтобы оно отказалось от жизненных интересов своей собственной страны, что означала бы уступка военной базы другому государству у входа Финского залива»[595]. Это касалось в том числе островов внутри территориальных вод континентальной Финляндии.
Очередной компромисс Молотов предложил 9 ноября: «…продать участок Ханко, чтобы снять вопросы нейтралитета». Если уж и это невозможно, то хотя бы малые острова, но в непосредственной близости от Финляндии[596]. Однако и это не развеяло опасений финляндских представителей, что, если советские войска будут находиться практически на территории Финляндии, это может быть использовано для ее внезапного захвата.
«В целом среди финских политиков можно выделить тех, кто призывал занять на переговорах более жесткую и неуступчивую позицию, и тех, кто был сторонником большей гибкости и поисков возможных компромиссов. К числу „ястребов“ можно отнести прежде всего министра иностранных дел Эркко и министра обороны Ниукканена. Их главный довод состоял в том, что Советский Союз вряд ли пойдет на военное решение вопроса и что нужно максимально расширять международную поддержку Финляндии. Главными представителями более умеренных был уже упоминавшийся Паасикиви и известный военный, весьма популярный в стране маршал Маннергейм, назначенный главнокомандующим вооруженными силами страны. Они стояли за необходимость больших уступок Москве, чтобы избежать войны. По мнению Маннергейма, Финляндия не располагает достаточными средствами для обороны»[597], – пишет историк А.О. Чубарьян. Подключив к дискуссии парламент, финляндские лидеры существенно затруднили возможность кулуарного соглашения с СССР. Полновластные многопартийные представительные институты, которых не было в прибалтийских государствах, сделали позицию Финляндии более жесткой, что в конце 1939 года было более рискованно, но в конечном итоге спасло финляндскую независимость.
Молотов в своем выступлении на заседании Верховного Совета СССР 31 октября также вынес советско-финляндские разногласия на публику. Теперь возможность для отступления почти исчезла для обеих сторон. На переговорах 3–4 ноября Молотов сказал: «Мы, гражданские люди, кажется, не смогли прийти к решению, теперь должны заговорить военные»[598]. Это была прямая угроза.
Паасикиви и Таннер заявили об отбытии назад в Финляндию 13 ноября. Время было выиграно. Казалось, что под зиму Советский Союз не решится вторгнуться в северную страну. Финляндское руководство полагало, что переговоры продолжатся, возможно, при чьем-то посредничестве. Паасикиви вспоминал: «Когда я уже был послом в Москве, Молотов при обсуждении одного сложного вопроса воскликнул: „Если бы мы прошлой осенью заключили договор, то сегодня не было бы этих печальных дел!“ Я ответил: „Уезжая из Москвы, я думал, что переговоры еще не завершены и что я вскоре вернусь сюда в четвертый раз“. Молотов: „Но ведь Сталин был столь терпелив в отношении вас“. Я: „Если бы мы, северяне, вели между собой столь важные переговоры, мы бы еще долго продолжали попытки прийти к согласию, прежде чем переговоры были бы прерваны. Но понимание чужого менталитета – это одно из самых сложных дел, господин Молотов“. Молотов на мгновение замолчал, прежде чем мы продолжили работу»