Молотов, разумеется, не держался за пост главы правительства. Но всякое понижение в должности в СССР было чревато началом политического заката, который мог завершиться в подвале у стенки. Однако в этот раз дело было не в недовольстве Сталина своим соратником, а в намерении вождя занять государственный пост, позволяющий официально вести международные переговоры. Было ясно, что внешнеполитическая ситуация будет драматически меняться. Принятие Сталиным поста председателя правительства означало, что в ближайшее время он собирается активно действовать на международной арене. Обладая всей полнотой власти внутри страны, теперь Сталин должен был обладать и формальными атрибутами власти, которые позволяли бы ему на равных встречаться с мировыми лидерами. По мнению В.А. Невежина, это значило, что «Сталин сам решил проявить инициативу и приступить к активным действиям в преддверии назревавшей вооруженной схватки с Германией»[725].
И. В. Сталин, председатель СНК СССР В. М. Молотов и нарком обороны СССР С. К. Тимошенко во время торжественного собрания по случаю выпуска командиров Красной армии, окончивших военные академии. 5 мая 1941. [РГАКФД. Арх. № 0–292967]
Шуленбург с восторгом воспринял решение о назначении Сталина на пост председателя советского правительства, полагая, что это положит конец неуступчивости Молотова. «Я убежден, – докладывал Шуленбург, – что Сталин использует свое новое положение для того, чтобы принять личное участие в деле сохранения и развития хороших отношений между СССР и Германией»[726]. Добрый Шуленбург. В это время судьба «хороших отношений» уже была решена и в Берлине, и в Москве.
Курс, которым Сталин собирается вести страну в качестве главы правительства, был раскрыт им в знаменитой речи на приеме в честь выпускников военных академий 5 мая. Историк В.А. Невежин назвал эту речь «инаугурационной»[727]. Молотов, как обычно, «тамадил» на этом мероприятии, куда были приглашены представители советской элиты.
Одна из ключевых идей этой речи – изменение роли Германии в современном мире: «Германия начинала войну и шла в первый период под лозунгом освобождения от гнета Версальского мира. Этот лозунг был популярен, встречал поддержку и сочувствие всех обиженных Версалем. Сейчас обстановка изменилась»[728]. Сталин сравнил Гитлера с Наполеоном, намекая на перспективу новой Отечественной войны. Будет ли СССР придерживаться оборонительной стратегии? В ответ на тост за мирную сталинскую внешнюю политику, Сталин возразил: «Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивала мир нашей стране. Мирная политика – дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону – до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны – теперь надо перейти от обороны к наступлению.
Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная»[729].
Наступательный пафос сталинской речи вряд ли был неожиданностью для Молотова. Ведь они продолжали обсуждать со Сталиным все нюансы международной ситуации вокруг СССР – Молотов был тем, кому предстояло осуществлять их курс на посту главы НКИД в переменчивой ситуации расползавшейся по Европе войны.
Постановление Комитета обороны при СНК СССР № 443сс «О принятии на вооружение РККА танков, бронемашин, арттягачей и о производстве их в 1940 г.». 19 декабря 1939. [ГА РФ. Ф. Р–8418. Оп. 28. Д. 92. Л. 121–129]
Сенсационные события не заставили себя ждать. Один из ближайших сподвижников Гитлера Р. Гесс, перелетев 10 мая на самолете в Британию, высадился на территории противника с парашютом. Он был немедленно арестован. Гесс считал, что война на два фронта может привести к гибели Германии и надеялся, что Гитлер, не решавшийся прямо отдать указание искать мира, одобрит инициативу Гесса в случае ее успеха. Гитлер выжидал день. К вечеру 10 мая стало известно, что к Гессу за Ла-Маншем не отнеслись серьезно, и он был объявлен в Германии перебежчиком. Заместителю фюрера предстояло провести остаток дней в заключении.
Советские руководители не знали, чем вызван этот невероятный полет заместителя фюрера. То ли Гесс сошел с ума, то ли это – хитрая игра Гитлера, которая может закончиться внезапным заключением британско-германского мира. Молотов рассказывал: «…когда мы прочитали об этом, то прямо ошалели! Это же надо! Не только сам сел за управление самолетом, но и выбросился с парашютом, когда кончился бензин… Гесс назвал себя чужим именем. Чем не подвиг разведчика?! Сталин спросил у меня, кто бы из наших членов Политбюро способен решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал в ЦК над авиацией. Смеху было. Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР. А тут как раз и Маленков зашел в кабинет. Мы так хохотали, будто умом тронулись…»[730] В этой веселой сцене характерно, что советские вожди ожидают нападения Германии в ближайшее время и, нервно посмеиваясь, ищут пути его предотвратить.
Нападения 15 мая, о котором предупреждала разведка, не случилось (как мы теперь знаем, срок был перенесен). Посол Шуленбург, вернувшись из Берлина, намекал на необходимость миротворческих шагов со стороны СССР, чтобы успокоить Гитлера. Вся история с Гессом могла смущать советское руководство только до 20 мая, когда на Крит, занятый британцами, посыпались немецкие парашютисты. Стало ясно, что англичане и немцы не договорились, и война между ними выходит на новый виток.
Вячеслав Михайлович Молотов. 1940-е. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1600. Л. 30]
Во второй половине мая Сталин и Молотов надеялись, что Гитлер на время отвлекся от СССР, что у западных границ еще нет достаточных для нападения сил. Но к началу июня Гитлер обезопасил себя со стороны Балкан. Угроза столкновения снова возросла. В этих условиях началось выдвижение сил Красной армии ближе к границе. Сталин мог рассчитывать, что Гитлеру понадобится значительное время на переброску войск, ведь ожидаемые силы противника, необходимые для вторжения в СССР, преувеличивались, а наличные у границы недооценивались. Чтобы не спугнуть Гитлера, Сталин продолжил опровергать слухи о близящемся конфликте[731].
ТАСС 14 июня опроверг три слуха. Первый – о подготовке к заключению более тесного соглашения между СССР и Германией. Второй – о подготовке Германией нападения на СССР и переброске к советским границам германских войск. Здесь «опровержение» было немного странным, можно даже сказать, что ироническим: «…слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям». Сталин и Молотов словно говорят Гитлеру: да видим мы твои войска. Но не боимся. Если хочешь скрытно напасть – ничего у тебя не выйдет. Лучше убери войска подобру-поздорову.
Третий слух: будто СССР в ответ стал готовить удар по Германии. Опровержение сурово и однозначно: «СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными»[732].
Одновременно началось приведение Красной армии в готовность к военным действиям. С 15 июня велась выдача боеприпасов в войсках приграничных военных округов. 19 июня был дан приказ вывести полевые командные пункты фронтовых управлений Прибалтийского, Западного и Киевского особых военных округов, маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы, рассредоточить самолеты на аэродромах. В июне в войсках были отменены отпуска. Флоты были приведены в боевую готовность номер 2. В это время было уже очевидно, что германская армия опасно сосредотачивается у самой границы. Разведка Прибалтийского военного округа 20 июня докладывала: «Немецкие войска продолжают выдвигаться непосредственно к границе, одновременно подтягивают новые части в погранзону из глубины»[733]. Что-то не сходилось. Гитлер, по советским представлениям, был явно не готов к серьезной войне, и вдруг одна из «контрольных лампочек» загорелась красным светом. Недостаточная, по мнению Сталина и его военачальников, группировка немцев стала выдвигаться для удара. Советская военная машина еще не была полностью готова к выполнению своего плана, так как прежде казалось, что на подготовку время еще есть.
Письмо Светланы Молотовой из Кирова своему отцу В. М. Молотову о своих занятиях и прочитанных книгах. 11 июня 1941. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1593. Л. 3. Автограф]
Подавляющее большинство советских людей оставалось в неведении, что доживает последние мирные дни. Семья Молотова тоже была не в курсе. Дочь Света отдыхала в родной Вячеславу Михайловичу Кировской области. Оттуда она писала отцу свои первые письма: «Дорогой, милый папуся! Мы устроились очень хорошо. Место очень красивое и называется „Кстецкое“. Тут есть пруд и большой лес. Я очень скучаю по тебе. Сегодня уезжает мама, и ты, пожалуйста, пришли мне ее поскорей, а то мне будет совсем скучно. Ну, родной папочка, до свидания, мой дорогой. Целую крепко. Не забывай любящего тебя Светика». Через несколько дней идиллическая переписка получает продолжение: «Дорогой, милый папочка! Мне здесь очень хорошо. Я купаюсь в большом пруду и отдыхаю очень весело. Занимаюсь по музыке, арифметике и русскому языку. Я прочла книги: „Тайна двух океанов“ – Гр. Адамова; „Сказки“ – Гримм. Начала читать „Хаджи-Мурат“, но мне еще непонятно, и я читаю „Большие ожидания“ – Диккенса. Целую крепко»