[867]. В то же время союзники, опасаясь потерь, опять отложили конвои «до осенней темноты», о чем 30 марта Сталину сообщил Черчилль. Ответ Сталина 2 апреля был кратким: «Я понимаю этот неожиданный акт, как катастрофическое сокращение поставок военного сырья и вооружения Советскому Союзу со стороны Великобритании и США, так как путь через Великий океан ограничен тоннажем и мало надежен, а южный путь имеет небольшую пропускную способность, ввиду чего оба эти пути не могут компенсировать прекращения подвоза по Северному пути. Понятно, что это обстоятельство не может не отразиться на положении советских войск»[868].
Еще одним фактором, который весной 1943 года охладил отношения с союзниками и имел долгосрочные последствия – разрыв СССР с эмигрантским польским правительством. В 1941–1942 годах нормализация отношений с правительством Сикорского была неизбежным следствием союза с Великобританией и США. Но по мере того, как Красная армия приближалась к советской границе 1941 года, позиция эмигрантского правительства Польши приобретала все большее значение. А оно категорически не соглашалось с пересмотром границы 1939 года.
20 февраля на встрече с польским послом Т. Ромером Молотов вообще дал понять, что не настроен обсуждать с представителями правительства Сикорского послевоенные вопросы. Но на встрече со Сталиным и Молотовым Ромер заявил, что «Советское правительство не может решать односторонним актом вопросы о территориях и границах». Сталин отмахнулся: «Мы от Польши ничего не хотим»[869]. Под Польшей понималась этническая Польша, расположенная западнее «линии Керзона». Сталин и Молотов надеялись договориться с Великобританией и США, но те ссылались на законное правительство Польши. Значит, нужно было превратить его в незаконное.
В ответ на очередное заявление правительства Сикорского о том, что Польша должна оставаться в границах до 1 сентября 1939 года, ТАСС 2 марта выступило с гневной отповедью, защищая право «украинского и белорусского народов на воссоединение со своими единокровными братьями». Легитимность польского правительства ставилась под сомнение: «Заявление польского правительства свидетельствует о том, что теперешние польские правящие круги в данном вопросе не отражают подлинного мнения польского народа…»[870] Через ТАСС Молотов сделал предупредительный выстрел: если не уступите в этом вопросе, глядишь решим, что вы вообще не представляете интересов польского народа.
Для эскалации конфликта не пришлось долго искать повода. В феврале германские оккупационные власти начали расследование в связи с обнаружением массовых захоронений в Катыни. Это были «пропавшие» в 1940 году польские граждане. 29 марта 1943 года началась публичная эксгумация. 13 апреля Германия сделала официальное заявление об обнаружении мест массовых расстрелов польских офицеров коммунистами в Катыни. 15 апреля Совинформбюро назвало это сообщение «гнусными измышлениями немецко-фашистских палачей» и утверждало, что несчастных расстреляли сами немцы. Молотов редактировал этот подготовленный Вышинским текст. Слова «геббельсовская пропаганда» он заменил на «геббельсовские клеветники», а упоминание 1940 года в тексте вычеркнул[871], чтобы читатели даже не задумались о судьбе польских офицеров до начала Великой Отечественной войны.
Польское правительство было шокировано этими новостями и, отмежевавшись от германской позиции, все же требовало расследования. 20 апреля оно обратилось с этим вопросом к советскому послу при эмигрантских правительствах А. Богомолову. А два дня спустя Молотов направил Майскому и Богомолову указание прекратить всякие связи с польским эмигрантским правительством.
25 апреля он вручил Ромеру ноту, где польское правительство обвинялось в том, что подхватило германскую клеветническую кампанию. Откуда следовало, что «между врагом союзников – Гитлером и Польским Правительством имеется контакт и сговор в проведении этой враждебной кампании». Пытаясь представить дело так, будто польское правительство действует «в угоду тирании Гитлера», Молотов заявил, что «Советскому правительству известно, что эта враждебная кампания против Советского Союза предпринята польским правительством для того, чтобы путем использования гитлеровской клеветнической фальшивки произвести нажим на советское правительство с целью вырвать у него территориальные уступки за счет Советской Украины, Советской Белоруссии, Советской Литвы». И поскольку польское правительство «прекратило на деле союзные отношения с СССР», Молотов заявил о разрыве дипломатических отношений с польским правительством[872].
Это было большой неожиданностью для союзников. Черчилль убедил Сикорского не настаивать на расследовании Катынского расстрела, о чем сообщил Сталину. Но Сталин и Молотов не собирались искать компромисса, они уже использовали ситуацию для того, чтобы избавить себя от союзнических обязательств перед правительством, с которым нельзя было договориться о границах.
Рузвельт 26 апреля писал Сталину: «Я не могу поверить, что Сикорский в какой бы то ни было степени сотрудничал с гитлеровскими гангстерами». Президент предлагал определить ситуацию «не как полный разрыв дипломатических отношений между Советским Союзом и Польшей, а как временное прекращение переговоров с Польским Правительством, находящимся в изгнании в Лондоне»[873]. Но по указанию Молотова Майский 6 мая уже ставил вопрос об изменении состава польского правительства[874]. В тот же день в СССР было принято постановление ГКО о формировании польской стрелковой дивизии имени Костюшко, которая не входила в армию Андерса.
Легитимность польского эмигрантского правительства была подорвана еще сильнее, когда 4 июля в авиакатастрофе погиб Сикорский. 14 июля правительство возглавил бывший вице-премьер и лидер Крестьянской партии С. Миколайчик. Молотов пока не отрицал легитимность нового правительства. Беседуя с Керром 23 августа, он называл Миколайчика новым польским премьером, но занял выжидательную позицию: «Его линия пока не ясна… Миколайчик – малоизвестная фигура»[875].
Станислав Миколайчик. 1940-е. [Из открытых источников]
В апреле Рузвельт предложил Сталину провести неформальную встречу в районе Берингова пролива, чтобы попытаться снять накопившиеся противоречия. Сталин был не прочь познакомиться с президентом и соглашался прибыть в Фербенкс на Аляске в июле – августе. Однако 4 июня он узнал об отказе союзников открывать Второй фронт и в 1943 году. Это выглядело форменным предательством. Из Великобритании и США были отозваны советские послы. А тут еще выяснилось, что Гитлер готовит операцию под Курском. Начавшееся 5 июля сражение на Курской дуге завершилось в августе взятием советскими войсками Орла, Белгорода и Харькова. Развивая успех, советские войска форсировали Днепр и 6 ноября взяли Киев. Таким образом, и без второго фронта Красная армия громила войска Гитлера, приближаясь к границам СССР 1941 года. Теперь с союзниками можно было говорить с учетом этой советской мощи.
8. Московская конференция
8 августа Сталин предложил Рузвельту встретиться в Астрахани или Архангельске, так как лично не может надолго отлучиться из Кремля в условиях динамичной ситуации на фронтах.
17–24 августа Рузвельт и Черчилль встретились в Квебеке и согласовали дату высадки в Северной Франции 1 мая 1944 года. Черчилль, правда, продолжал развивать планы высадки также и на Балканах, что ослабило бы удар в Нормандии. Но американцы предложили действовать в Средиземноморье не на восток (чтобы встретить Красную армию перед Балканами, как хотел Черчилль), а на запад, в Южной Франции, чтобы помочь высадке в Северной Франции. Этот план и будет реализован в августе 1944 года. США все больше расходились с Британией в вопросах стратегии. Впечатления 1942 года Молотова не обманули.
Рузвельт стремился как можно скорее повидаться с советским премьером. Он говорил тогда архиепископу Нью-Йорка Ф. Спеллману: «Встреча со Сталиным должна состояться, чем раньше, тем лучше. Он полагает, что он легче сможет прийти к взаимопониманию со Сталиным, чем Черчилль. Черчилль слишком идеалистичен, он же – реалист»[876].
24 августа 1943 года Сталин предложил подготовить встречу трех лидеров на предварительной конференции министров иностранных дел трех государств. 8 сентября в послании Рузвельту Сталин предложил встретиться, «например, в Иране». К 12 сентября договорились провести конференцию министров 4 октября в Москве. А затем уже можно встретиться на высшем уровне в Тегеране.
На обеих конференциях одной из центральных должна была стать тема устройства Европы. 2 сентября на совещании у Сталина с участием Молотова, Ворошилова, Берия и Маленкова было принято решение образовать в НКИД две комиссии – по вопросам мирных переговоров и послевоенного устройства во главе с Литвиновым и по вопросам перемирия во главе с Ворошиловым[877].
1 октября Черчилль сообщил о возобновлении конвоев с ноября. Правда, это тут же вызвало новый конфликт из-за количества персонала союзников, к поведению которого у Сталина и Молотова были претензии.
Так что Московская конференция министров иностранных дел, чтобы обеспечить успех встречи «Большой тройки» в Тегеране, должна была «разгрести» многочисленные «авгиевы конюшни» проблем, накопившихся в отношениях СССР с союзниками – от поведения британцев и американцев в Мурманске до советско-польских отношений.