Если в Думбартон-Оксе СССР требовал права на вступление в ООН всех своих республик, то озвученные Молотовым в Ялте предложения были скромнее: «Советская делегация считает правильным и справедливым, чтобы три или, по крайней мере, две из советских республик находились в числе инициаторов международной организации. Речь идет об Украине, Белоруссии и Литве»[936]. Эта идея изначально не нравилась Рузвельту, ведь США входили в ООН целиком, а не штатами. Но Черчилль лоббировал вступление в ООН доминионов. Статус Литвы был неясен, союзники не признавали ее присоединение к СССР. В результате договорились, что в ООН войдут наиболее пострадавшие от войны Украина и Белоруссия.
Руководители трех союзных держав договорились о созыве 25 апреля 1945 года в Сан-Франциско конференции Объединенных Наций с целью подготовки устава международной организации безопасности. На конференцию приглашались государства, подписавшие декларацию Объединенных Наций 1 января 1942 года, и те страны, которые объявили войну Германии до 1 марта 1945 года.
Участники конференции приняли декларацию «Единство в организации мира, как и в ведении войны», где говорилось об их стремлении сохранить в предстоящий мирный период достигнутое в ходе войны единство действий. Для решения послевоенных проблем было учреждено «Совещание министров иностранных дел» (СМИД), которые будут регулярно собираться – раз в три-четыре месяца.
12 февраля Молотов провожал разъезжавшихся гостей в разрушенном Севастополе и на аэродроме в Саках. Основы послевоенного мира были определены. Он мог гордиться достигнутым. Хотя основные решения советской стороны принимал Сталин, Молотов с его упорством, педантичностью и большой технической работой служил вождю надежным тылом. Как руководитель дипломатической службы, он формировал ту атмосферу переговоров, которая была дружественной, несмотря на многочисленные разногласия. В основном их удалось разрешить, и забрезжила надежда на такой послевоенный мир, в котором державы-победительницы в согласии будут управлять человечеством через Организацию Объединенных Наций.
12. Формирование сфер влияния
Но как марксист-ленинец, Молотов помнил, что нации не могут быть объединенными, когда их разделяют классовые противоречия. Так что после Ялты Молотов много занимался обустройством будущей советской сферы влияния в Восточной Европе. Он обсуждал с Бенешем, приехавшим 19 марта в Москву, восстановление чехословацких границ на западе – с условием изъятия Закарпатья в пользу СССР. Большинство немцев и венгров с территории Чехословакии предстояло депортировать. «Процентная» политика Черчилля, так и не закрепленная в официальных соглашениях, трансформировалась в коалиционную: в странах Восточной Европы создавались правительства с участием коммунистов. Семь коммунистов вошли в созданное 28 марта чехословацкое правительство социал-демократа и посла в Москве Фирлингера.
7 марта Тито возглавил правительство Югославии, в котором Шубашич стал министром иностранных дел. Учитывая, что вооруженные силы были в руках Тито, это был благоприятный для Запада компромисс. Тем более, что между советскими и югославскими коммунистами наметилась напряженность. В конце 1944 года Тито и его соратники высказали претензии советскому командованию в связи со случаями насилия советских солдат против мирного населения. Вместо того, чтобы разобраться и наказать виновных, советский представитель все возмущенно отрицал. Тогда Джилас позволил себе фразу: «Наши враги используют это против нас и сопоставляют нападения солдат Красной армии с поведением английских офицеров, которые не участвуют в подобных эксцессах». Когда Джилас посетил Москву в составе югославской делегации в январе 1945 года, он столкнулся с негодованием советских лидеров по поводу его слов. При этом «Сталин и Молотов почти театрально разделили между собой роли в соответствии со своими склонностями: Молотов холодно долдонил о проблеме и оскорбленных чувствах, тогда как Сталин впал в трагический пафос»[937]. Но в итоге Сталин «закрыл вопрос», ничего, впрочем, не забыв.
Визиты югославов сопровождались обильными возлияниями. Тито был утомлен беспощадным кремлевским гостеприимством: «Не знаю, что за чертовщина с этими русскими, что они так много пьют – полное падение!»[938] 11 апреля Молотов и Тито подписали в Кремле Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. 1 мая НОАЮ вошла в Триест, что вызвало возмущение союзников. Югославским партизанам пришлось отойти под обещание вернуться к вопросу о принадлежности Триеста. Сталин остался недоволен авантюризмом Тито[939]. Но в дальнейшем Молотов потратит немало сил для того, чтобы дипломатическими средствами завоевать Триест для Югославии.
С декабря 1944 года Сталин и Молотов обсуждали с югославскими и болгарскими представителями создание балканской федерации. Тито и его товарищи стремились к включению маленьких Болгарии и Албании в состав Югославии, а болгары настаивали на равноправном объединении. Сталин и Молотов отнеслись к этому проекту благожелательно, но считали, что воплощать в жизнь его можно будет только после заключения мирного договора с Болгарией, когда союзники, негативно настроенные в отношении этого проекта, потеряют право вмешиваться в ее дела. Кто бы мог подумать, что этот вопрос станет одним из камней преткновения в советско-югославских отношениях через три года…
В Румынии сразу после Ялтинской конференции начался острый политический кризис. Просоветский Национально-демократический фронт (НДФ), который возглавлял некоммунистический политик П. Гроза, выступил против правительства генерала Н. Радеску. Во время массовой демонстрации 24 декабря, в которой принимали участие люди с оружием, произошли вооруженные столкновения с войсками. Молотов направил в Румынию своего заместителя Вышинского, который потребовал от короля Михая, чтобы правительство возглавил Гроза[940], и 6 марта он стал главой коалиционного кабинета с участием коммунистов.
Петру Гроза. 1940-е. [Из открытых источников]
Британцы в своей сфере влияния тоже не стеснялись. Когда в ответ на попытку разоружения прокоммунистической Национально-освободительной армии Греции (ЭЛАС) 2 декабря 1944 года разразился правительственный кризис, и коммунисты вывели 3 декабря на улицы Афин своих сторонников, это также привело к кровавым столкновениям. Британцы вступили в бои с ЭЛАС, которые продолжались до 11 января 1945 года. В преддверии Ялтинской конференции Москва дала понять греческим коммунистам, что не будет поддерживать их вооруженную борьбу против англичан, и 12 февраля было подписано Варкизское соглашение о разоружении ЭЛАС в обмен на право коммунистов участвовать в выборах.
Союзники смотрели на советское самоуправство на востоке Европы как на неизбежность, но считали, что советские партнеры тоже не должны обижаться, если США и Великобритания претендуют на свободу рук в Западной Европе. 12 марта союзники сообщили, что 8 марта в Берне представитель американской разведки А. Даллес встретился с руководителем СС в Италии К. Вольфом и обсуждал с ним возможность капитуляции германских войск на Аппенинах. Вольф подавал в Берлине бернские переговоры как провокацию, направленную на обман союзников. Однако он мог играть и свою игру, сообщая партнерам больше информации, чем знали в Берлине. Также он освободил видного антифашиста Ф. Парри, который после войны возглавил правительство Италии.
Молотов не возражал против этих переговоров, но только с участием советских представителей. Однако 15 марта Кэрр и Гарриман заявили, что контакты в Швейцарии носят предварительный характер, поэтому подключение советской стороны будет неуместно. Их мотивы понятны: речь шла о сепаратной капитуляции в Италии, что позволило бы британско-американским войскам быстро выйти в Южную Германию. Вольф прервал бы контакт при появлении представителей СССР, и это сорвало бы всю игру. Получив отказ, Молотов, естественно, расценил это как нарушение договоренностей и потребовал прекратить сепаратные переговоры. Однако 19 марта в городке Аскона в Италии состоялась новая встреча. Молотов заявил Гарриману о недопустимости таких переговоров, но Рузвельта и Черчилля это не остановило. Сталин и Молотов продолжили получать информацию о продолжении контактов от своих «штирлицев». Ну хорошо же…
Если Вольф планировал ухудшить отношения между союзниками, ему это удалось. Первоначально 13 марта главой советской делегации в Сан-Франциско был утвержден Молотов, но затем уровень руководства был понижен до посла Громыко. Без явственной поддержки СССР ООН не могла приобрести необходимый авторитет. 25 марта в Москве читали послание Рузвельта: «Если г-н Молотов будет отсутствовать, то конференция лишится весьма многого». Пришлите Молотова хотя бы на ее начало. Сталин с издевкой ответил: «Я и В.М. Молотов крайне сожалеем об этом, но созыв по требованию депутатов Верховного Совета в апреле Сессии Верховного Совета СССР, где присутствие В.М. Молотова совершенно необходимо, исключает возможность его участия даже в первых заседаниях конференции»[941]. Вот такой всплеск демократии мешает наркому принять участие в открытии конференции Объединенных Наций. Вряд ли Рузвельту такой повод показался убедительным. В Вашингтоне и Лондоне хорошо знали об отсутствии самостоятельного мнения у заседающих в Москве депутатов.
Похолодание в отношениях между союзниками не мешало публичной демонстрации дружественных отношений. 2 апреля в Москву во главе делегации британского комитета «Фонда помощи России» прибыла супруга Черчилля Клементина. Поскольку Сталин был холост, в роли советской «первой леди» выступила Жемчужина, встречавшая Клементину в аэропорту.