[951]. Последняя ремарка относилась к Испании и Португалии.
8 мая Молотов устроил прием в честь представителей Украины и Белоруссии, ставших соучредителями ООН. Д. Мануильского и К. Киселева чествовали представители США, Великобритании и других соучредителей организации, в число которых были приняты две советские республики, но пока не Польша.
14. Победный триумф
25 апреля советские и американские войска встретились на реке Эльба в районе Торгау. Окружив Берлин, Красная армия начала его штурм. 30 апреля Гитлер покончил с собой. 2 мая остатки берлинской группировки противника капитулировали. Итальянская группировка германских войск капитулировала еще 29 апреля. 9 мая советские войска взяли Прагу, добив последние крупные силы нацистов, которые еще оказывали сопротивление. 7 мая в Реймсе был подписан акт о капитуляции, но форма его подписания не устроила Сталина, и в ночь с 8 на 9 мая в пригороде Берлина Карлсхорст был подписан окончательный Акт о безоговорочной капитуляции Германии.
Получив сообщение о капитуляции врага, Молотов выступил на радио Сан-Франциско: «В день разбойничьего нападения Германии на Советский Союз Советское правительство заявило: „Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!“ Мы этого добились в долгой и тяжелой борьбе. Вместе с нашими демократическими союзниками мы победоносно завершили освободительную войну в Европе»[952].
В обстановке всенародного триумфа Сталин решил, что его верному соратнику негоже оставаться вдали от Родины. 24 мая Молотов вел торжественный прием в Кремле в честь Победы. Это был один из самых счастливых дней в его жизни, если не самый счастливый. Вячеслав Михайлович провозглашал тост за тостом: за советские вооруженные силы, за отдельных полководцев, за партию Ленина – Сталина, за нашего президента Калинина, за ГКО и за самого Сталина – всего более 30 тостов. Один был посвящен Польше, и сидевшая в сторонке польская делегация была приглашена ко столу президиума, где исполнила хором национальную заздравную песню.
Сталин в свою очередь произнес здравицу Молотову: «Хорошая внешняя политика иногда весит больше, чем две-три армии на фронте… Выпьем за нашего Вячеслава!» В завершение приема Сталин произнес знаменитый тост «за здоровье нашего советского народа и прежде всего русского народа», где назвал именно его, а не партию «руководящей силой Советского Союза». Сталин признал ошибки советского руководства в начале войны, за которые другой народ мог отказать в доверии своим правителям. А русский народ советских руководителей поддержал. «Вот за это доверие нашему Правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!» Характерно, что Сталин считает, что за ошибки его простил именно русский народ, а не украинский, грузинский или какой-то другой из народов СССР. «За здоровье русского народа!», – воскликнул Сталина под бурные аплодисменты. Когда хмельные гости разошлись, Сталин и Молотов, несмотря на обилие выпитого, продолжили работать.
Молотов редактировал сообщение о мероприятии, а Сталин трудился над текстом финальной речи – они были опубликованы на следующий день. Поправил Сталин и финал тоста, сделав его менее эмоциональным и более концептуальным: «Это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силою, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!»[953] Эта речь показала, насколько далеко зашла официальная идеология от интернационального коммунизма к русскоцентричному патриотизму. Идеология ВКП(б) оставалась коммунистической, но теперь уже – национал-коммунистической. И вскоре выяснится, что национал-коммунизм может быть не только русский или укаинский, но и польский и югославский, что станет важной проблемой для Сталина и Молотова в ближайшие годы.
24 июня Молотов стоял со Сталиным на трибуне Мавзолея во время Парада Победы. А внизу к Мавзолею швыряли поверженные нацистские знамена.
Помимо внешнеполитических Молотов продолжал заниматься и внутренними делами страны, где намечался переход от войны к миру. 7 июля по записке Молотова и Берия было принято решение освободить по амнистии в честь Победы более 680 тысяч заключенных[954].
Но расслабляться было рано: советские войска срочно перебрасывались на Дальний Восток, чтобы помочь союзникам разгромить Японию; предстояла еще одна конференция «Большой тройки», где будут подведены итоги войны. Это будет не простое обсуждение. 12 мая Черчилль писал Трумэну о советских партнерах: «На их фронт опустился железный занавес»[955]. После разгрома фашизма коммунисты снова все больше воспринимались на Западе как враждебная сила, отрезающая народы от «свободного мира» своим железным барьером. Разногласий между союзниками оставалось множество. Нужно было договариваться и о ситуации на Дальнем Востоке, и о порядке голосования в ООН, и по польскому вопросу.
12 июня Молотов, Гарриман и Керр наконец договорились о формировании польского правительства. 28 июня было объявлено, что его главой останется Осубка-Моравский, а вот первым вице-премьером стал Миколайчик, что удовлетворило западных лидеров. Ведь Миколайчик был самым известным политиком польской эмиграции. Объединенное правительство было признано союзниками и получило право представительства в ООН. Но большинство в нем осталось за просоветскими деятелями. Это было важным успехом советской внешней политики, Молотову удалось додавить союзников, чтобы они согласились на такое польское правительство.
На волне советского триумфа Молотов попытался продвинуть и некоторые важные вопросы, замороженные войной с Германией. 7 июня 1945 года он встретился с турецким послом С. Сарпером и поставил вопрос о пересмотре советско-турецкого договора, которым СССР «был обижен в территориальном вопросе», что предполагало возвращение Карса и Ардагана; а также о «совместной обороне» Босфора и Дарданелл[956]. Раз теперь СССР возвращает российские территории, потерянные в 1905 году, почему бы не замахнуться и на то, что было потеряно в 1918 году? Но Турция уступать не собиралась. Эта тема получила развитие как на Потсдамской конференции, так и после завершения Второй мировой войны.
Все эти многочисленные проблемы развития послевоенного мира предстояло обсудить в Потсдаме, где «Большая тройка» собиралась в новом составе.
15. Потсдамская конференция и разгром Японии
Сталин и Молотов сели в поезд, заполненный дипломатами и военными, и двинулись по маршруту, памятному Молотову с 1940 года – на Берлин. 15 июля Сталин и Молотов посетили разрушенный Минск. Затем перед окнами проплывали картины Германии, разоренной войной. Месть судьбы за надежды большинства немцев на процветание в результате агрессии и покорения других народов. Но за что гибель и разорение пришли в советские дома?
16 июля Сталин, Молотов и другие члены советской делегации разместились в Потсдаме в особняке на Кайзерштрассе. Президент США Трумэн был новой звездой «Большой тройки». С ним Сталин и Молотов встретились 17 июля. Затем во дворце Цецилиенхоф открылась конференция. По предложению Трумэна был учрежден Совет министров иностранных дел (СМИД) из представителей СССР, США, Великобритании, Китая и Франции, который должен был разработать проекты мирных договоров с Италией, Румынией, Болгарией и Венгрией и предложения по разрешению территориальных вопросов в Европе. Союзники требовали применить польский опыт в отношении восточноевропейских государств, потерпевших поражение, и реорганизовать их правительства с участием достаточного количества представителей довоенных некоммунистических партий. Только с такими правительствами можно подписывать мир.
На встрече министров иностранных дел 18 июля в компетенцию СМИД была включена подготовка мирного урегулирования для Германии. Молотов договорился о том, что и встречи министров иностранных дел трех основных победителей будут продолжаться.
И. В. Сталин, Г. Трумэн и В. М. Молотов на Потсдамской (Берлинской) конференции. Июль 1945. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1697. Л. 33]
Сталин и Молотов обсудили с Трумэном, как им лучше взаимодействовать с искавшей посредничества СССР Японией, чтобы в Токио не заподозрили советскую армию в подготовке к нападению. Конечно, в Токио не могли не испытывать таких подозрений, но до поры до времени следовало оставлять японцам надежду на сохранение советского нейтралитета.
Как бы между делом Трумэн сообщил Сталину об испытании атомной бомбы. Молотов вспоминал, как американский президент в ходе конференции сообщил им о бомбе: «Трудно за него сказать, что он думал, но мне казалось, он хотел нас ошарашить. А Сталин очень спокойно к этому отнесся. И Трумэн решил, что тот ничего не понял. Не было сказано „атомная бомба“, но мы сразу догадались, о чем идет речь»[957]. В.А. Никонов считает, что «фактор бомбы сыграл огромную роль в Потсдаме: поддержка СССР в войне с Японией становилась не обязательной»[958]. Это все же преувеличение. Бомба могла немного напугать японское руководство, но она не была способна уничтожить все японские укрепления и тем более что-то сделать со стратегическими резервами империи в Маньчжурии. Одержать быструю победу над Японией можно было только с помощью СССР.
26 июля Трумэн, Черчилль и Чан Кайши выдвинули ультиматум Японии, потребовав безоговорочной капитуляции. Советская сторона была поставлена перед фактом.
Конференция увязла в дискуссиях: с Трумэном Сталину было тяжелее договариваться, чем с Рузвельтом – к удовлетворению Черчилля. Не достигнув соглашения, тему передавали на проработку министрам иностранных дел. А Молотов не мог принять решение без одобрения Сталина.