амбарной книге. А когда они с Иваном выходили из дверей, проговорила сдавленно, не выдержав внутреннего то ли страдания, то ли любопытства:
– А как же Маша, Иван? Как же так-то, не понимаю… Как ты ей все объяснил?
Варя остановилась, ждала, что Иван ответит на ее вопрос. Но Иван ничего не ответил, взял ее под руку, вывел за дверь. И только потом попросил виновато:
– Ты это, Варь… Ты ни о чем таком не думай, ладно? Просто не обращай внимания, я сам разберусь. Если тебе что-нибудь говорить начнут, не слушай никого, проходи мимо. Просто помни, что я тебя люблю, и все. Остальное значения не имеет. А если кто словом обидит, сразу мне скажи, я разберусь.
– Да ладно, не переживай, что ты… – мягко проговорила Варя. – Я ж понимаю, что ты не на необитаемом острове до меня жил!
– И вот что еще, Варь… Я пока с родителями тебя не буду знакомить, ладно? Наверное, чуть позже… Ты не обидишься?
– Да нисколько! Что я, за твоих родителей замуж выхожу, что ли? Я все понимаю, Вань…
Он посмотрел на нее благодарно, потом притянул к себе, и Варя слышала, как гулко стучит его сердце, как пульсирует в его большом теле то самое чувство, похожее на сумасшествие. Любовь. Нежность. Наваждение. Счастье… Его счастье.
Своего же счастья Варя не чувствовала. Наоборот, снова пришло то же самое странное ощущение… Будто она холодная и тонкая хрустальная ваза, оказавшаяся в грубых мужицких руках. И эти руки не особо и понимают, что с этой вазой делать… И ужасно боятся ее разбить…
– Вань, и все-таки… Ты с Машей поговорил уже? – спросила тихо, чтобы разрушить в себе это неуютное ощущение.
– Да. Поговорил.
– И что?
Иван помолчал, потом вздохнул тяжело, произнес виновато:
– Не спрашивай, Варь, пожалуйста… Я сам разберусь… Не переживай, ладно?
Но «переживать» Варе все же пришлось. На другой же день и пришлось. Когда вышла из класса после звонка и направилась в учительскую, услышала за спиной:
– Варвара Дмитриевна, а там… А вас там…
Обернулась. За спиной стояла рыженькая девчушка, скорее всего, первоклашка, смотрела на нее испуганно.
– Ты что-то хочешь мне сказать, да? – спросила Варя приветливо.
– Да… То есть меня попросили… То есть вас там ждут…
– Кто ждет и где?
– Около спортзала… Вы идите, там вас ждут… Просили передать, чтобы пришли…
Девчушка повернулась и резво побежала от нее по коридору. Варя пожала плечами – странная какая-то просьба. Кто ждет? Зачем?
Спустилась на первый этаж, прошла длинным коридором к спортзалу. Подошла к дверям, огляделась. Хотела было уйти, но вдруг дверь открылась, и оттуда послышался женский голос, слегка напряженный:
– Заходи… Заходи, не бойся.
Варя ступила за дверь… Прямо перед ней стояла девушка – высокая, статная, с гордой посадкой головы на красивой шее. Волосы цвета спелой пшеницы убраны назад, синие глаза смотрят отчаянно, переливаясь застывшей в них болью. Варе вдруг захотелось немедленно отступить и не смотреть в эти глаза, отвернуться… Но она взяла себя в руки, чуть приподняла брови в немом вопросе – чем обязана, мол?
– Я смотрела расписание, сейчас урока физкультуры ни у кого нет, так что поговорим… – с вызовом произнесла девушка. – Или боишься?
– Почему я должна бояться? И вообще… С кем я говорю?
– А сама не догадываешься?
– Почему же? Сразу догадалась. Вы Маша. Правильно?
– Да. Я Маша. Ну, чего встала? Заходи, дверь за собой закрой… Разговор долгим будет.
– Нет, я зайду, конечно, и дверь закрою… Только не понимаю, о чем нам с вами говорить, Маша.
– А ты мне не выкай, слышишь? Я ж тебе не выкаю. Не ставь себя выше меня. И вообще… Кто ты вообще такая, а? Откуда ты взялась? Приехала, жизнь мою испоганила… Непонятно, зачем… И за что…
Маша вдруг втянула в себя воздух и затряслась в рыдании, и было похоже на то, что рыдание это стало в последнее время для нее привычным занятием. И что раньше она никогда так много не плакала… Наверное, от слез у нее такие глаза – отчаянные и будто прозрачные.
Варя стояла в растерянности – что делать-то? Успокаивать девушку? Но что она ей может сказать? Извиняться? Но как-то глупо будет звучать… Зачем ей слова извинения?
Маша меж тем попыталась заговорить, но слова вылетали обрывками, и каждый обрывок нес в себе горькую частичку ее страдания.
– Я же… С первого класса его люблю… Он же все для меня… Я жить не могу… Руки наложить на себя хотела… Тебе не понять… Ты пришла и взяла чужое, тебе не понять…
– Маш… Ну не надо так переживать, а? Ну зачем… Ты же красавица, у тебя все еще будет! – неуверенно проговорила Варя, протягивая руку, чтобы дотронуться до Машиного плеча. Так и не смогла дотянуться, потому что Маша дернулась в сторону, будто испугалась ожечься о Варину руку.
– Не трогай меня! Не надо! – произнесла Маша почти с истерикой. – Что ты понимаешь, будет или не будет! Ты мне всю жизнь разрушила и при этом смеешь говорить, будет или не будет! Ненавижу тебя, слышишь, ненавижу!
– Маш, да я все понимаю, что ты… Но я же не виновата, что Иван меня полюбил… И вообще, стоит ли из-за мужчины вот так… унижаться?
Маша икнула и вдруг перестала плакать, глядела на Варю с ужасом. Потом тихо заговорила, да так, что у Вари мороз по коже пробежал:
– А ты права, да… Из-за мужчины, может, и не стоит… Но Ваня, он мой… Он мой, понимаешь? И к нему это «стоит» или «не стоит» вообще никак не относится… Он мой, слышишь, ты?! И я тебе его не отдам! Я порчу на тебя наведу, слышишь? У нас тут одна бабка-колдовка есть, она мне уже обещала! Так что отступись лучше, сама отступись! Я ведь за этим к тебе и пришла, чтобы предупредить… Отступись, добром тебя прошу, слышишь, училка?
Маша вдохнула в себя воздух и захлебнулась, схватила себя за горло, закашлялась. Лицо ее стало красным, руки тряслись, как в ознобе. Варя сначала отступила испуганно, потом спросила с натужным участием:
– Может, тебе воды принести?
Маша махнула рукой – не надо, мол. Отдышалась, потом проговорила уже более спокойно, но с прежним надрывом в голосе:
– Так что имей в виду… Я просто так Ивана тебе не отдам… Сама на себе все почувствуешь, погоди, дай срок… Он ко мне все равно вернется…
В коридоре уже звенел звонок – большая перемена закончилась. Варя шагнула к двери – пора было на урок…
Так и ушла, не обернувшись. Что она могла этой Маше еще сказать? Ничего не могла. Пусть с Иваном разбирается, а с нее хватит. Еще и пугать какой-то бабкой-колдовкой начала, прямо каменный век какой-то…
Но вечером все же рассказала Инне Борисовне о произошедшем. Та долго молчала, будто не разделяла ее немного насмешливой интерпретации событий, и Варя наконец не выдержала, спросила с обидой:
– Ну в чем я виновата, Инна Борисовна, в чем? Иван ее разлюбил, а я виновата?
– Да кто ж тебя обвиняет, что ты, милая моя… – со вздохом проговорила женщина. – Просто ты тоже пойми… Здесь ведь не город, здесь по другим законам люди живут… Случись, к примеру, такая ситуация в городе – и что? Да ничего особенного, вполне пережить можно. Дома отплакаться, нагореваться, подружке в плечико порыдать, и все! А потом выйти на улицу и идти себе дальше с гордо поднятой головой – никто твоего горя не знает и за спиной не шепчется. Глядишь, и другой мужской вариант подвернется, и старое горе само собой рассосется. А здесь… Здесь со своей жизнью как на сцене стоишь… Куда ни повернешься, всюду на тебя любопытные глаза смотрят и каждое твое телодвижение комментируют. И это только кажется, что можно не обращать внимания, да. Кажется, да не получается.
– Ну, не знаю… – задумчиво произнесла Варя. – Эта Маша такая красивая, неужели она больше никого себе не найдет? Да только пальцем поманит…
– Не поманит, Варенька. Она девушка такая… Очень цельная натура, я ее знаю. Такие если полюбят, то на всю жизнь, и на другие варианты разменяться не смогут.
– Хм… А я, выходит, размениваюсь?
– А я разве о тебе сейчас говорю? Ты совсем другая, Варя. Не лучше и не хуже. Ты просто другая, и все. И не ты виновата, что Иван тебя сердцем и всяким другим мужицким местом выбрал. Такая уж судьба у нас у всех, ничего не поделаешь. А с Машей… С Машей я не знаю, что дальше будет. Даже представить себе не могу.
– Да выскочит замуж через полгода ваша Маша, вот увидите!
– Не знаю, не знаю, так ли… У нее ведь теперь статус другой.
– Ой, да какой еще статус…
– А вот такой… Она теперь бывшая невеста, от которой жених отказался. Я ж тебе говорила, что у нас их почти поженили… А это, знаешь, и есть тот самый горький статус… Попробуй теперь, найди нового жениха, даже при всей Машиной красоте! Она ж теперь как прокаженная для местных парней!
У Вари глаза на лоб полезли:
– Инна Борисовна, что вы такое говорите! У меня такое чувство, что я во времена инквизиции попала! Что за нравы у вас такие?
– А в деревне во всякие времена одни нравы, мало что поменялось. Так что, выходит, это ты Машину судьбу определила, Варенька. И ничего с этим не сделаешь, да.
– И что вы мне предлагаете? Не выходить замуж за Ивана? Сделать его несчастным, да? Он же меня теперь любит, а не Машу!
– Да ничего я тебе не предлагаю, Варь. Я просто хочу, чтобы ты не относилась к проблеме так легкомысленно. Чтобы ко всему была готова. Ты же в Караваеве с Иваном будешь жить, не где-нибудь… И Машу будешь иногда видеть. И в глаза ей смотреть. И поэтому надо как-то выходить из сложившейся ситуации… Ну, я не знаю… Прощения у нее попросить, что ли…
– Да я пыталась сегодня, а она с угрозами в ответ… Колдовку какую-то приплела…
– Ну, вот видишь. Говорю же – надо осторожнее быть. Маша – девушка отчаянная, кабы и впрямь порчу не навела…
– А вы что, во все это верите, да? Вы, современная умная женщина, директор школы?
– Я лично не верю. Но береженого бог бережет, Варь. Да и мало ли, что еще может в Машину голову приблудить… Женщина в отчаянии на все способна. Я просто предупреждаю, Варь, и все.