Под жёстким наблюдением со стороны Самурая, которое его родители, надеюсь, расценили как «глаз от неё оторвать не может», я успела сделать пару глотков чая и откусить один раз нежнейший грушевый пирог. И тут мне прилетел новый вопрос от мамы:
– Ксения, а как вам его работы?
Мы с Жегловым переглянулись. В наших беседах никогда не всплывала тема его «работ». Всё бы ничего, но он в тот момент только откусил большой кусок от торта и при всём желании не смог бы даже помочь мне выбраться из этой ловушки.
– С недавних пор он всерьёз занялся фотографией. Пришлось даже купить ему дорогущий фотоаппарат. – Спасибо, Глеб Васильевич, за ваше своевременное пояснение!
– Мы ведь так и познакомились с Матвеем: он предложил мне стать его моделью. – Я посмотрела на жующего Самурая с вызовом, вспоминая, к чему привела его любовь к фотографии. – Но остальных работ не видела. Видимо, он стесняется.
Пока я говорила, мой парень всё старался справиться с тортом. Эх, Жеглов, погубит тебя когда-нибудь твоя страсть к сладкому и большим кускам. Даже перепачкался весь. Я, не отдавая отчёта тому, что решила сделать, большим пальцем правой руки смахнула крошки с его губ. Теперь током пронзило меня. Это ощущение мягкости губ под моими пальцами… Я замерла с широко открытыми глазами, соображая, что только что наделала, да ещё и у его родителей на виду. Но большей жути на меня нагнали самурайские раскосые глаза: тёмная бездна, на дне которой теперь плясали языки пламени. Самурай громко звякнул своей чашкой о блюдце, резко поднялся, потянув меня за собой за руку, которую крепко, словно тисками, держал за запястье:
– Самое время показать тебе фотографии. Спасибо за чай, мам.
С этими словами он повёл меня по коридору в глубь квартиры.
Глава 21Можешь спросить меня…
Жеглов резко развернулся и толкнул дверь своей комнаты, чтобы та захлопнулась за моей спиной.
– Кажется, кто-то настаивал на запрете физического контакта… – Он говорил очень тихо, еле разжимая зубы, и пристально смотрел мне в глаза. – Или я что-то пропустил?
В его глазах продолжало полыхать пламя, затягивая, проникая в самое сердце. Злится? Неужели так взбесился из-за прикосновения?
– Я… – Мой язык еле ворочался, словно рот набили сухой ватой. Попытка сглотнуть тоже провалилась.
– Ты – что?
Самурай смотрел не моргая, а я, как заколдованная, не смела отвести от него взгляда, всё глубже погружаясь в эту чёрную бездну, подсвеченную яркими всполохами. Жеглов притянул меня ближе, навис, отчего мне пришлось поднять голову. Сердце стучало уже где-то в горле, отдаваясь дрожью в барабанных перепонках. Это был не страх, скорее шок от собственной реакции, я не ожидала, что мимолётное прикосновение сможет так взбудоражить. «Давай, мямля, соберись! Пауза чересчур затянулась. Приди в себя, иначе Самурай надумает лишнего».
– Я слишком вжилась в роль, – мне с трудом удалось выдавить из себя хоть что-то, – плохо себя контролировала… Очень натурально вышло, не находишь?
Вслед за вернувшимся даром речи пришло осознание того, что я могу шевелиться. Высвободила свою руку, которую Самурай продолжал с силой сжимать, отступила в сторону, опустила голову, сумев наконец избавиться от его цепкого взгляда. На запястье левой руки от крепкого захвата проступили красные полосы, правой я стала растирать их, гадая, появятся ли завтра синяки. Жеглов проследил за моим движением, увидел следы от своих пальцев, поджал губы и спрятал руку-виновницу в карман джинсов:
– Извини, не рассчитал силу.
– Мы оба сегодня не рассчитали свои силы, – с усмешкой сказала я, показывая, что не сержусь.
Напряжение между нами стало спадать. Я смогла расслабиться, ритм моего сердца возвращался к нормальному. Я обошла Самурая сбоку, осмотрелась и замерла с открытым ртом: стол, шкаф, кровать те же и на тех же местах, что и в моей комнате. Больше рамок на стенах, другие названия на корешках книг в стеллаже, но в целом впечатление, словно я домой попала. Определённо, наша мебель была куплена в одном и том же магазине.
– Обалдеть! Разве такое бывает? – с удивлением спросила я, оглядываясь.
– Ты о чём? – не понял он.
– У нас с тобой комнаты одинаковые! Ты разве не заметил?
Тот лишь неопределённо пожал плечами. Эх, мужчины, до чего ж к деталям невнимательные! Я снисходительно посмотрела на Жеглова и вернулась к осмотру комнаты. Стену с фотографиями можно было смело отнести к арт-объекту. Снимков было так много, что они, как мозаика, закрывали почти всю стену напротив кровати от пола до потолка. Некоторые приходилось рассматривать, задирая голову, а для некоторых – опускаться на корточки. И все они были выполнены с эффектом сепии[6], выгодно сочетаясь с цветом мебели. Больше всего я насчитала пейзажей, реже попадались натюрморты, портретов было всего два: Ларисы Владимировны и… мой. То самое фото, которое я не увидела на телефоне. То самое, из-за которого началась вся эта канитель. Моего лица, как и говорил Жеглов, не видно, зато композиция и свет действительно очень удачно сложились в этом кадре, даже несмотря на то, что он был сделан на телефон. Если не брать во внимание, каким образом фотограф его добыл, стоило признать – фото крутое.
– Я могу получить себе одну копию? Как модель…
Самурай, увидев, на какое именно фото я показываю пальцем, забегал глазками, понимая, что его поймали с поличным. Как маленький ребёнок! Привёл меня в комнату и думал, я не замечу свою фотографию, висящую на стене? Или в его планы просто не входило приводить меня сюда?
– Извини за тот раз, – через столько времени Жеглов всё-таки решился произнести эти слова, – я не должен был врать. Но очень не хотелось удалять фото…
– Ты ведь тоже не думал, что мы станем одноклассниками? – зачем-то спросила я.
– У меня был шок, когда ты первого сентября появилась в классе. – Он по-доброму усмехнулся своим воспоминаниям.
– Я специально это устроила. Иначе как бы я получила это фото?
В моих глазах плясали весёлые чёртики. Все прошлые обиды казались мелочными и далёкими. Наши отношения с Самураем более-менее налаживались, выходили на другой уровень, и всё чаще, общаясь со мной, он не надевал свою маску, не старался казаться отстранённым. Вот как сейчас: широко улыбаясь моей шутке, он сел на кровать, расслабился, всем видом показывая, как рад, что я не держу на него зла. Я вернулась к фотографиям, стараясь найти хоть один кадр с Жегловым. Но ни на стене, ни в других частях комнаты его фотографий не было.
– Ты говорила, что у тебя тоже должна быть встреча. – От поиска меня отвлёк его голос.
– Вчера был семейный совет.
– Родители общаются после развода?
– Им пришлось начать общаться из-за меня. Встреча и подкинутые мной проблемы тому посодействовали.
Я села на стул напротив него, понимая, что этот вопрос не последний.
– Проблемы? – Жеглов выглядел действительно заинтересованным.
– Решали с моим поступлением, репетиторами. Плюс рассказала вчера, что распрощалась со спортом.
– Как отреагировали?
– Ну были удивлены, конечно, но не больше, чем моим выбором будущей специальности.
Самурай решил сменить позу и теперь полулежал, опираясь на предплечье правой руки, одну ногу согнул в колене, а вторую свободно вытянул.
– А что за специальность?
– Я не пойму, ты возомнил себя царём, а я, как Шахерезада, должна тебя рассказами развлекать? – спросила вместо ответа.
– Почему бы и нет, – широко улыбаясь, ответил он.
– На сегодня с меня хватит ролевых игр. – Я тоже не смогла удержаться от улыбки. – Теперь моя очередь спрашивать.
– Поменяемся местами? – Жеглов, всё ещё улыбаясь, поиграл бровями.
Если это он таким образом старается меня смутить, ничего у него не выйдет. У меня на его шуточки и сарказм уже иммунитет выработался.
– Мне и на стуле очень даже удобно.
– Как скажешь. – И тут же добавил: – Только у меня условие: отвечу всего на три вопроса.
– Почему только три? – попыталась возмутиться я.
– Царь так желает.
– А царю корона не жмёт?
– Не беспокойся. Лучше хорошенько подумай, о чём спрашивать будешь.
Стоило ему произнести это, как все мои мысли разлетелись в разные стороны. Я так много хотела у него спросить, но теперь не знала, с чего начать. Когда есть ограничение, труднее сделать выбор. Как понять, что действительно является важным? Это как с лепестками волшебного семицветика: только к последнему понимаешь, что все предыдущие потрачены зря. А у меня даже не семь было, всего лишь три. Я покрутилась на стуле из стороны в сторону, пытаясь вернуться от хаоса в мыслях к рассудительности. Я не знала о Самурае практически ничего, и эти три вопроса вряд ли смогут спасти ситуацию.
– Так сложно решить? – Он был явно удивлён моим замешательством. – Могу предложить маленький бонус. Мой любимый цвет – чёрный.
– Спасибо за бонус, учту. – «Да твой образ всплывёт первым, если меня спросят: „Ваша ассоциация с чёрным цветом?“» – Но спрошу о другом. Расскажи, кто такой Венедикт Карлович?
– Серьёзно?! Венедикт Карлович? – Жеглов был изумлён и не готов к такому вопросу.
Я утвердительно кивнула, всем своим видом показывая, что именно это хочу услышать.
– Как скажешь. Венедикт Карлович – профессор кафедры сопромата нашего Политеха. Познакомился я с ним ещё в детстве. Жена профессора, Марта Захаровна, была маминым педагогом в балетном училище, относилась к ней как к дочери. Мы часто ходили к ним в гости. Лет девять назад, когда Марта Захаровна умерла, Венедикт Карлович очень сильно запил с горя, его пробовали лечить, кодировали. Но всё зря. Его уволили из университета, благо к тому времени ему уже было за шестьдесят и он получал пенсию, детей у них с женой не было, только мы с мамой навещали его. Причём мама пошла на хитрость: она часто просила профессора присмотреть за мной, мотивируя тем, что мои бабушки-дедушки живут в других городах и больше просить некого. Хотя мне было почти десять, я и сам мог дома спокойно посидеть. Венедикт Карлович охотно соглашался, обещая, что при мне пить не будет. Мы гуляли, читали книги, играли. Он пил всё мен