ьше, читал всё больше, говорил, что раньше на художественную литературу у него времени не хватало. Мама же помогла ему устроиться в школу сторожем, на пенсию особо не проживёшь. Ещё года через три, когда он окончательно завязал с алкоголем, ему предложили вернуться на кафедру, он всё-таки крутой теоретик. Но из школы профессор увольняться не стал, говорит, тяжко ему одному дома по вечерам. Ну а я до сих пор поддерживаю с ним связь, книжки подкидываю. Вечно он жалуется, что читать нечего, а покупать книги – удовольствие не из дешёвых.
Он замолчал, а я кивнула в знак того, что ответ засчитан. На это и был расчёт: я задала вопрос о постороннем человеке, но так много узнала о самом рассказчике. Из его слов стало понятно, что сидящий напротив меня парень отзывчив, не лишён сострадания. А ещё – что в нашем городе у него, кроме родителей, родственников нет.
– Второй вопрос, – объявила я. – Почему ты так отреагировал на новость о моём уходе из спорта?
И снова удивление в его глазах. Самурай сел, подался вперёд, опершись локтями о колени. Взгляд его сделался тяжёлым, словно затронутая мной тема была ему неприятна. Я заёрзала в кресле, почувствовав себя неуютно от такой перемены настроения собеседника, не понимая, что с моим вопросом могло быть не так, пока он не заговорил:
– С девяти лет я занимался волейболом. Мне очень нравилось играть, нравилась моя команда, тренер. Лет с шестнадцати мною стали интересоваться скауты взрослых команд, поступило несколько предложений от университетов. Это было похоже на мечту. Я не рвался вперёд, просто играл в удовольствие, считая, что всё должно идти своим чередом. Знал, что мечта отца – видеть меня военным. Такой вариант своего будущего я тоже рассматривал, выбирал военные вузы.
Жеглов замолчал, перевёл взгляд с меня на свои руки, которые потирал друг о друга, словно ему не хватало сил продолжать дальше. Вскинул голову и, грустно улыбнувшись, продолжил, глядя мне прямо в глаза:
– А потом я сломал шею, пятый позвонок. Неудачно нырнул в речку.
Я вжалась спиной в кресло, вдохнув так глубоко, что даже захлебнулась воздухом. Не хотела этого, не собиралась ковырять его незажившую рану. О том, что она ещё не зажила, говорило его тело: потухший взгляд, нотки затаённой злости в голосе.
– В один миг всё рухнуло. Спорт и военка стали мне заказаны. Меня успокаивали, настаивая на том, что это чудо, что меня не парализовало. Но я потерял не только мечту, но и себя. Когда ты так легко сказала: «Я ушла из спорта», – я хотел завопить от несправедливости. Как будто для тебя все прошедшие годы и сам спорт ничего не значили… Хотя это твой выбор. У меня же его не было…
Я не знала, что говорить. Не жалеть, это точно, жалость Самурай не примет. Нужно поддержать. Но как? Что я могу ему советовать, когда сама в своей жизни видела только спорт? Но я понимала его чувства. Одно дело – осознанно прийти к своему решению, другое – вынужденные меры. А Жеглов всё говорил, но уже куда-то вниз, пряча от меня свои глаза:
– Больше всего бесит, когда в голову начинают лезть мысли «а что, если?..». А что было бы, если бы я тогда не нырнул? А что, если меня взяли бы в сборную? Становится ещё паршивее …
Я подвинулась на стуле так близко, что наши колени соприкоснулись:
– Посмотри на меня. – Он не послушался. Пришлось самой взять его лицо в ладони. – Посмотри на меня! – Как только Жеглов решился поднять взгляд, я заговорила: – Не бывает этого «если»! Ты с таким же успехом мог заработать разрыв мениска или межпозвоночную грыжу, поверь, я видела немало гимнасток, которых выносили из зала на носилках. Ты живёшь – вот что главное. Значит, у кого-то там, наверху, на твой счёт свои планы. Горе от потери мечты ничто по сравнению с горем от потери близкого человека. Подумай над этим. И хватит уже жалеть себя. Тебе это не идёт.
Говорила быстро и запальчиво, будто боялась не успеть донести свою мысль. Остановилась, отдышалась и поняла, что всё ещё держу лицо Жеглова в руках. Почувствовала шероховатость кожи из-за пробивающейся щетины (а я даже не думала, что он бреется), увидела его губы слишком близко от своих. Он смотрел спокойно и внимательно, ожидая моей дальнейшей реакции на осознание происходящего. Я резко развела руки в стороны и откатилась на кресле назад. Уши вспыхнули, выставляя на обозрение моё смущение.
– Я смотрю, сегодня ты решила превысить лимит прикосновений по полной.
Хриплый голос заставил меня покрыться мурашками. Где-то в глубине его чёрных глаз снова разгоралось пламя. Остатки разума наставляли меня на путь истинный: «И даже не смей думать, почему он так реагирует на твои прикосновения. И почему ты так реагируешь на прикосновение к нему. Беги!»
– Мне пора домой.
Встала, шагнула. Ноги слушались – и на том спасибо. Движение позади подсказало, что меня так просто не отпустят. Воздух в комнате вмиг стал густым. Горячий шёпот в самое ухо настиг меня, когда я потянулась к дверной ручке:
– У тебя остался ещё третий вопрос.
– Приберегу на потом. – Я замерла, боясь пошевелить головой, но ответить смогла.
А вот заставить себя открыть эту чёртову дверь не могла, словно все силы вмиг испарились. Жеглову удавалось подавлять мою волю одним своим присутствием, жаром тела, стоящего позади. Стук в дверь заставил меня вздрогнуть и отдёрнуть руку. Что для Самурая это вторжение также стало неожиданностью, я могла только предполагать.
– Дети, ужин готов.
Не думала, что эта фраза, сказанная из-за двери певучим голосом Ларисы Владимировны, меня настолько обрадует. Теперь у меня точно появился шанс на бегство.
Глава 22Внезапно
Я всё-таки сбежала. Правда, перед этим мне пришлось изображать спокойствие и аппетит за столом. Лариса Владимировна поставила передо мной тарелку с салатом и рубленым бифштексом. Еда выглядела потрясающе, щекотала ноздри шикарным ароматом, но я не могла заставить себя проглотить ни кусочка, на автомате ковыряясь вилкой в салатных листьях. Своё поведение остальным присутствующим за столом я смогла объяснить тем, что отвыкла ужинать из-за необходимости следить за весом. Хотя на самом деле причина потери аппетита сидела по левую руку от меня. Жеглов спокойно ел, поддерживал беседу с родителями, в то время как я могла лишь натужно улыбаться и нервно поглядывать на часы. Пятнадцать минут за столом показались нескончаемыми, кажется, я даже вздохнула с облегчением, когда пришла пора убирать со стола. У Самурая зазвонил телефон, и он, извинившись, вышел из зала. Я воспользовалась моментом, попрощалась с Ларисой Владимировной и Глебом Васильевичем, заверив, что очень рада знакомству, пообещала чаще заглядывать в гости, молясь про себя о том, чтобы успеть уйти до того, как их сын договорит по телефону и вернётся.
Второй раз мне повезло дома, где меня вместо мамы ждала записка «Ушла с Тасей в кино». Не в обиду, но разговаривать сейчас мне не хотелось ни с кем. Сил хватило только на то, чтобы, не включая свет, рухнуть на кровать. Поза зародыша позволяла почувствовать спокойствие, защищённость. Но не в моём случае. Нельзя защититься от мыслей, от чувств, распирающих изнутри, от жара, разбегающегося от сердца по всему телу. Я закрыла глаза, стараясь усмирить взбудораженное нутро, но темнота, словно проверяя меня на прочность, подкинула мне новую дозу адреналина в образе Самурая: тёмные глаза со всполохами, изгибающиеся в усмешке губы, чёткая линия ключиц под смуглой кожей… В ту же секунду во рту пересохло, по шее побежали мурашки, словно тот был здесь, за моей спиной, снова жарко дышал мне в ухо. Я со стоном перевернулась на спину, раскинула руки и ноги, попыталась максимально расслабиться. Мысли продолжали свой хоровод, кружили, не отпуская ни на минуту мозг. Почему пальцы до сих пор жгло от прикосновения к его губам? Почему хотелось снова почувствовать тепло его кожи своими ладонями, и не только ими?..
Телефон тонко пискнул от уведомления о новом сообщении в мессенджере.
Чёрт! Почему-то я расценила эту фразу как угрозу. Закрыла глаза, с силой прижав к ним основания ладоней. Когда же меня отпустит? Внезапно меня пронзило догадкой – не сегодня и не в ближайшее время. Потому что он мне нравится. Мне до смерти нравится этот парень! Поражённая этим выводом, я медленно открыла глаза, наткнулась на очертания всё ещё висящих под потолком шаров. Неужели всё так просто? Словно кто-то нажал нужную кнопку, и внутри вспыхнула любовь, как лампочка? Но если копнуть глубже, стоит признаться, что моё сердце уже давно сделало свой выбор, просто я осознала его только что.
Хорошо, что завтра воскресенье, – лишнее время, чтобы успокоиться, поразмыслить, привыкнуть к новому чувству внутри себя. Нести доверху наполненный стакан так, чтобы не расплескать, – тоже нужно приноровиться. Кто ж знал, что влюбиться так круто! Разум возвращал меня в реальность, напоминая, что наши «отношения» начались из-за шантажа, что Матвей не тот человек, который поддаётся давлению, он не любит, когда решают за него. А вот что он действительно чувствует ко мне – это тайна, покрытая мраком, и у меня вряд ли хватит смелости спросить об этом напрямую. Но сердце не принимало в расчёт негативные умозаключения, во мне сейчас было слишком много ощущений и желаний. Постоянно слышала лёгкий звон в голове, но не нудный, наоборот, высокий, едва осязаемый – звук скрипки в ля мажоре, словно душа пела, пытаясь всем рассказать о моей влюблённости. Хотелось выйти на улицу и кругами ходить вокруг дома в надежде на случайную встречу (о том, что я могу просто позвонить Самураю сама, даже речи не могло быть!), но в то же время боялась столкнуться с ним лицом к лицу, потому что не была уверена, что смогу себя контролировать. Хотелось рассказать маме, что я наконец-то влюбилась, но не могла, ведь из-за устроенного нами спектакля она думает, что это случилось значительно раньше. В общем, осталась я со своими чувствами один на один.
Жеглов:
Увидимся в понедельник.