– Тогда я должна сказать тебе спасибо. Репетитор очень хороший, обещает, что сдам на восемьдесят пять плюс, а если очень постараюсь, то и на девяносто.
– Я не за этим приехал, Сень. – Голос Фила стал тише, а сам он сделал ещё один шаг ко мне. – Просто действительно очень соскучился.
Я опустила голову, ковырнула носком кроссовки мелкий камушек. Скажи он мне это месяц назад, всех собак на него спустила бы. Но сейчас, когда у самой сердце скулило от невозможности быть рядом с любимым, поведение Фила и его стремления не казались мне такими уж неправильными.
– Фил, прости, я не могу тебе ничем помочь. – Голос звучал глухо, виновато. Я немного откашлялась и продолжила: – Мой ответ не изменится – мы можем быть просто друзьями.
– Что я должен сделать, чтобы ты поменяла своё решение?
В его взгляде читалась тоска, желание что-то делать. И мне очень неуютно было в этот момент. Не могла быть грубой или резкой. Но и обещать или давать надежду тоже не могла.
– Фил, что ты чувствуешь?
– Что? – Казалось, я огорошила его своим вопросом.
– Ты смотришь сейчас на меня, девушку, которая, как ты говоришь, очень тебе нравится, по которой сильно скучаешь, а что ещё? У тебя перехватило дыхание, когда я вышла из подъезда? Или сердце сдавило, когда ты увидел мою улыбку? Или у тебя все мысли путаются только от того, что я стою сейчас настолько близко?
– Конечно! Я каждую секунду думаю о тебе. Даже с работы сбежал, чтобы увидеться с тобой. И сердце ёкнуло, когда тебя увидел. Ты веришь мне? – Его глаза заблестели ещё сильнее.
– Верю, Фил, верю… – Чёрт, почему столько печали в моём голосе? – Только я ничего не чувствую к тебе. Ничего такого, понимаешь? Не вижу в тебе мужчину, только друга.
Видно, зря я это сказала, всё равно что плеснуть бензина в затухающий костёр. Улыбка вмиг сползла с лица Фила. Он стиснул челюсти так, что скрипнули зубы, глаза блеснули холодной сталью. Подошёл вплотную, крепко сжал мои плечи чуть выше локтей и потянул на себя.
– Тебе показать мужчину?
Его лицо было слишком близко от моего, и я автоматически отклонилась назад, увеличивая расстояние между нами. Фил разгадал моё стремление, переместил руки мне на спину, стараясь прижать меня к себе ещё сильнее, не забыв при этом блокировать мои руки, чтобы не смогла оттолкнуть.
– Фил, остановись. Не делай того, от чего тебе самому потом будет стыдно, – говорила, а сама продолжала отклоняться, теперь уже корпусом.
Да у моего друга детства, кажется, снесло крышу! Он всё сильнее вжимал меня в себя, тянулся вперёд, не сводя лихорадочного взгляда с моих губ:
– Говорят, один хороший поцелуй может перевернуть всё.
Я не придумала ничего лучше, чем сильнее упереться пятками в землю, напрячься, продолжая отклоняться, и, если понадобится, стать в мостик, резко отвернула голову максимально влево, отчего моя шапка, сделав кульбит, улетела на асфальт, и твёрдо сказала:
– Поверь, потом ты пожалеешь.
К тому, что случилось в следующую секунду, не были готовы ни Фил, ни я. Молниеносное движение над моим правым плечом, звук удара, от которого Зиберт отшатнулся, ослабил свою хватку, а я, вместо того чтобы шмякнуться на асфальт от потери опоры, упёрлась в кого-то спиной и устояла.
– Что за чёрт?! – Фил, утирая кровь с разбитой губы ладонью, зло смотрел за мою спину. – Ты кто такой?
Мне даже поворачиваться не нужно было, чтобы понять, кто стоит сзади. Мой Самурай. Можно, конечно, высокопарно выражаясь, заявить, что я узнала его по стуку сердца. Но в действительности его выдал аромат парфюма. Счастье переполнило меня настолько, что затопило все доводы рассудка.
– Это мой парень, – выпрямляясь, сказала я максимально равнодушно, насколько чувство влюблённости и бешено бьющееся сердце могли в тот момент мне это позволить.
Матвей, убедившись, что я вернула себе устойчивость, поднял мою шапку, отряхнул, но не отдал, а надел на меня сам:
– Ты в порядке? – Брови нахмурены, глаза мечут молнии, губы плотно сжаты. Похоже, Матвей был в бешенстве.
– Всё нормально, – выдавила я из себя, стараясь не умереть от щекотки взбесившихся бабочек в животе.
– У тебя есть парень? – Удивлению Фила не было предела. – Но ты никогда не говорила…
– И это даёт тебе право набрасываться на неё? – Самурай сжал кулаки и сделал движение в его сторону.
– Матвей, не стоит! – Я двумя руками вцепилась в его запястье.
Он посмотрел мне в глаза, потом на мои руки, расслабил кулак и крепко обхватил мою ладонь:
– Пойдём, ты опоздаешь.
Я, ошалелая от теплоты самурайской руки, от всего произошедшего, покорно пошла за ним, оставляя позади взбешённого Зиберта. А через несколько шагов услышала его нервный смешок и голос:
– Сень, это он, да? Мужчина, от чьей улыбки у тебя перехватывает дыхание?
Я готова была провалиться в тот момент под землю, но Матвей уверенно шагал вперёд (не подал вида или не расслышал?), не ослабляя хватки своей руки, оставляя колючий от бессилия смех Фила всё дальше за нашими спинами.
Глава 23Показательное выступление
Мы шли через парк в молчании. Я отмеряла шаги, как лепестки ромашки, гадая, слышал или не слышал. Впереди замаячила остановка, побуждая нас замедлиться. И важным казалось уже не то, что Матвей слышал, а именно эта минута, крепко сплетённые пальцы, то, что мы вместе. Где же моя крёстная фея со своей волшебной палочкой? Пусть превратит эту дорогу в бесконечную. Идти рука об руку с любимым человеком – о чём ещё можно мечтать? Краски стали ярче, небо – выше, солнце – жарче. Я бросала мимолётные взгляды на идущего рядом со мной парня. Солнце било в глаза, заставляло щуриться, мешало мне любоваться резкими, словно росчерк пера, чертами его профиля. Но я умудрялась выхватывать в слепящем блеске светила высокую линию скул, тонкий нос, чувственный изгиб рта. И непонятно, что больше ослепляло: солнечные лучи или красота этого лица.
Внезапно, словно опомнившись, Матвей отпустил мою руку, и она сиротливо зависла в воздухе. Я возмутилась про себя, несогласная с его решением, и, набравшись наглости, сама потянулась к его ладони, но он уже спрятал обе руки в карманы куртки. В его движении прослеживалась какая-то поспешность, будто моё присутствие стало смущать или, того хуже, раздражать. Радость в моих глазах потухла мгновенно, словно спичку задули. Резкий порыв холодного ветра окончательно вернул в реальность.
– У тебя английский сегодня? – Голос Самурая звучал глухо, потому что он зарылся в высокий ворот парки по самые глаза.
– Ага, – ответила я, пряча в карманы своей куртки вмиг озябшие без тепла рук Матвея пальцы.
– Не опаздываешь?
– Ещё нет.
Моё сердце снова радостно подпрыгнуло. «Значит, он думал обо мне, прислушивался к нашим с Татой разговорам». И поразилась сама себе: если несколько минут назад я обозвала Фила сталкером за такую же осведомлённость о моём расписании, считая это вмешательством в личную жизнь, то интерес Матвея мне льстил. Явный признак влюблённой дуры, не иначе. Молчание затягивалось, заставляя меня чувствовать себя всё более неуверенно, нужно было срочно его нарушить, и я выдала:
– У меня в субботу показательное выступление.
– Ты вернулась в гимнастику? – От удивления Матвей даже вынырнул из тёплого ворота.
– Временно. Тренер попросила выступить с программой на празднике.
– Праздник по случаю начала осенних каникул?
– Нет, – усмехнулась я, – праздник по случаю Дня открытых дверей и Дня гимнастики. Два в одном.
– Такое разве бывает? День гимнастики?
– Шутки у тебя сегодня не особо. – Я, воодушевлённая показавшимся на лице Матвея неким подобием улыбки, продолжила: – Сможешь прийти? Как фотограф… Раз выдался такой случай, подумала, что хочу фотографии на память о последнем выступлении… Я отправлю адрес и время…
Чем больше говорила, тем больше смущалась и под конец уже мямлила что-то нечленораздельное. Самурай снова спрятался в ворот, оставив без ответа мою просьбу, лишь задумчиво смотрел вдаль, размышляя явно не над моими словами. Я поникла головой и медленно брела рядом.
– Наверное, мне не стоило действовать столь резко, – вдруг выдал Матвей и покосился на меня в ожидании ответа.
В первую секунду я не поняла, о чём он говорит, но потом дошло. Видимо, ему стало не по себе от выписанного Зиберту удара.
– Ему только на пользу, – рассуждала я вслух, – хоть мозги на место встанут. Фил спасибо тебе должен сказать, когда поймёт, что мог натворить. Думаю, ему уже стыдно. Но приложил ты его, конечно, крепко…
– Думаешь, мне интересно это слушать? – Самурай пристально смотрел на меня. – Я хотел узнать о тебе, твоём отношении к произошедшему. Почему ты всё время говоришь о нём?
Я удивлённо уставилась на него. Снова злится?
– Да что не так?
– Ты так печёшься о своём друге! «Фил славный, он всё осознает и исправится». – Матвей кривлялся, стараясь подражать моей интонации. – Может, мне вообще не стоило вмешиваться, сами бы разобрались?!
– Я не говорила этого! – От возмущения я повысила голос: – Почему ты всё выворачиваешь?
– Потому что потому!
– Прекрати вести себя как ребёнок и объясни нормально!
– Нечего объяснять! Всё, давай, – Самурай легко подтолкнул меня в сторону дороги, – вон твой автобус.
А сам развернулся и быстро зашагал в другую сторону, оставив меня одну, огорошенную и растерянную. К остановке подъезжал сорок первый номер, действительно мой. Откуда такая информированность у Самурая? И этот следил за мной? Невозможный человек, придумал сам себе что-то, выводы сделал, а все остальные виноваты! А поговорить слабо? Прав был Белов, с Самураем невозможно разговаривать нормально. Слишком много мнит о себе. На место растерянности пришла злость. Двери автобуса закрылись за моей спиной, громко лязгнув друг о друга, словно выполнили моё желание с силой жахнуть дверью. Я уселась на свободное место, сложила руки на груди, насупилась и запыхтела, источая всем своим видом обиду. Только обижалась на что? На то, что сама выбрала такого вспыльчивого, влюбилась без оглядки и долгих рассуждений? Да и какому парню понравится, когда девушка при нём другого обсуждает? Но всё равно, не прав-то он, Самурай.