– Матвей, – позвала я, изначально понимая всю тщетность попытки, – Матвей, нужно встать, выпить лекарство.
Ничего. Отложила таблетки на табурет, понимая, что в таком состоянии он их просто не сможет проглотить, метнулась на кухню. Вернулась с ложкой, в которой размяла и растворила лекарство в воде. Снова отложила ложку, теперь очень аккуратно, чтобы не пролить драгоценную жидкость. Подсунула руки под плечи Матвея, попыталась поднять его. Кряхтела, задерживала дыхание, напрягала поясницу, потому что он был слишком тяжёлый для меня. Смогла наконец, а что дальше? Нужно умудриться удерживать его одной рукой, второй взять ложку с лекарством, а где найти третью, которая разожмёт его зубы? Чёрт! Снова уложила бесчувственное тело на диван. Думай, Сеня, думай. Попробуем так: поднять только его голову и поднести к сухим губам стакан с водой.
– Матвей, пей. – Ничего. Повысила голос и настойчиво проговорила: – Открой рот и пей.
Наклонила стакан чуть сильнее. Вода пролилась с края на его губы, не попадая в рот, потекла дорожкой по шее. Я снова позвала. Матвей наконец подчинился, но глаз не открыл, начал пить медленно, но тут в нём проснулась жадность, и глотки стали всё больше.
– Захлебнёшься же! – причитала я, убирая стакан ото рта.
– Ещё хочу, – Матвей заговорил, с трудом разлепляя глаза. – Мам, ещё!
Так, понятно, кое-кто явно не в себе. Я поменяла стакан на ложку:
– Открывай рот. – И когда больной выполнил мой приказ, влила мутную жидкость ему прямо в горло. Тот начал крутить головой из-за горечи, но я уже была наготове с водой. – Запей.
С этим справились. Оставалось только ждать, когда лекарство подействует. Я привалилась спиной к дивану, чтобы перевести дыхание, но свист чайника заставил меня снова бежать в кухню. Заварила свежий чай, малиновое варенье не нашла, зато был мёд. Вернулась к пациенту, которого вовсю начало трясти от озноба. Теперь мне нужно было решить квест «Найди тёплое одеяло в чужой квартире». Ума хватило добежать до ближайшей, родительской, спальни и стащить одеяло с кровати. Свернула его вдвое и накрыла дрожащего Матвея. Так, что ещё? Я попыталась вспомнить, что ещё надо делать в таких ситуациях. Много пить и потеть. И еще температуру сбивать, конечно же.
– Мам, у нас есть шиповник и варенье малиновое? – спросила я по телефону без всяких объяснений.
– Ты из своей комнаты звонишь, что ли? – удивилась мама, но я решила ничего не объяснять, а просто сбросила вызов.
Точно, она же не видела, как я из квартиры выскочила после звонка Ларисы Владимировны. Я кинула обеспокоенный взгляд на Матвея, притихшего под одеялом, поправила его край, чтобы не закрывало лицо, и снова пустилась в забег по подъездным лестницам.
– Откуда ты? – ошарашенно посмотрела на меня мама, когда я пулей влетела в нашу квартиру.
– От Матвея. Он заболел, – бросила я на ходу, осматриваясь на кухне. – Мама, где варенье и шиповник? И термос, чтобы не искать его там…
Я второпях открывала все шкафчики подряд, но толку в этом никакого не было. Мама со словами «отойди от греха подальше» отодвинула меня в сторону, и вот уже передо мной стояли банка варенья, лимон, пакет сушёных плодов шиповника, термос.
– Мёд нужен? – поинтересовалась мама, складывая всё это в пакет.
– Мёд есть, – отмахнулась я, добавляя в пакет свою зубную щётку.
– А это зачем? – насторожилась она.
– Переночую сегодня там.
– С парнем? – Глаза моей родительницы округлились до размера блюдец, даже Тату обогнала.
– О чём ты только думаешь? – осуждающе покачала я головой. – Этот парень лежит тряпочкой, бредит из-за температуры и называет меня мамой. Кстати, его мама приедет домой ближайшим поездом. Дождусь её и вернусь.
Мама пристыженно поджала губы и молча пошла провожать меня. Уже в дверях я обернулась и без всякой бравады, выдавая своё волнение, спросила:
– Мам, я позвоню тебе, если что, ладно?
– В любой момент, – с готовностью отозвалась та.
Так началась моя первая в жизни бессонная ночь наедине с мужчиной, то есть с больным парнем.
Пациент мне достался, скажем прямо, трудный. То чай ему слишком горячий, варенье слишком сладкое, а лимон чересчур кислый. Температура не хотела сбиваться, а тело больного отказывалось потеть, сколько бы жидкости я в него ни вливала, да и в себя он ни разу так и не пришёл, бредил больше. Я запрещала себе бояться или опускать руки. С перебоями работающие мозги подкинули мне новую идею – обтирание уксусом. Если и это не поможет, придётся вызывать скорую. Бутылка с уксусом нашлась далеко задвинутой на самой верхней полке кухонного шкафа, и была в ней ровно одна столовая ложка. Я вылила остатки не особо приятно пахнущей эссенции в тёплую воду, даже бутылочку прополоскала, чтобы ни капли не потерять, взяла старое полотенце и приступила к процедуре. Матвей сжался, как только я откинула одеяло, повернулся ко мне спиной. Хорошо, начнём отсюда. Я задрала его футболку и несколько раз прошлась влажным полотенцем по его спине, стараясь не обращать внимания на перекатывающиеся под ладонью мышцы и загорелую кожу. Матвей выгибался от прикосновений, шипел, снова перевернулся на спину. Отлично, то, что нужно. Я потянула за край футболки вверх, и чем больше обнажался его плоский живот с проступающими от тяжёлого дыхания кубиками пресса, тем суше становилось у меня во рту. Ещё чуть-чуть, и я облизываться начну. Очнись, ненормальная! Парень в горячке, а ты о чём думаешь, извращенка! Легко сказать, но где взять столько силы воли, чтобы не скользить пальцами по этой гладкой коже и не смотреть на тонкую дорожку тёмных волос, убегающую куда-то под резинку его спортивных штанов…
– Да холодно же! – Матвей рассеянно водил по моему лицу мутным взглядом, а я от страха, что меня поймали за таким постыдным занятием, онемела и выпучила глаза. – Мам, серьёзно!
Это его «мам» меня немного отрезвило.
– Матвей, надо! – И я принялась обтирать обнажённый живот, а затем и грудь, напевая про себя песню «Десять негритят», чтобы отвлечься от плотоядных и очень нескромных мыслей.
Матвей упирался, вырывал из моих рук край своей футболки, который я упорно продолжала тащить вверх, скулил, сучил ногами, жаловался на противный запах, но сил у него явно было маловато. Сосредоточившись на обтирании (дошла уже до убийства четвёртого негритёнка) и не обращая внимания на его слабые потуги бороться до конца, я приближалась к шее, когда больной махнул рукой так, что перевернул миску с разведённым уксусом на меня.
– Жеглов! Да чтоб тебя!..
Я с психом снова укутала его в одеяло, да так, чтобы он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а потом водрузила мокрую салфетку с остатками уксусного раствора Матвею на лоб. Пусть полежит, пока я собой займусь. Я скинула мокрую, резко пахнущую одежду в ванной, сразу застирала, чтобы избавиться от запаха, развесила её на полотенцесушителе, протёрла свой живот, радуясь, что жидкость не успела намочить трусы. Находиться в чужой квартире в нижнем белье, даже при условии, что хозяин в беспамятстве, не вариант. Набравшись наглости, я зашла в комнату Жеглова и долго рылась в его комоде в поисках сменной одежды для себя. Все спортивные штаны были без шнурков в поясе, поэтому сваливались с меня. Зато нашлась достаточно длинная футболка. Я усмехнулась, рассмотрев на ней голову снежного штурмовика и надпись «Star Wars». То, что нужно, чтобы лечить Самурая, перешедшего на тёмную сторону. Или там говорилось про джедая?.. Не собиралась разбираться с этим, голова уже и так еле соображала.
В который раз я измерила Матвею температуру – ртутный столбик добрался до отметки тридцать восемь и пять, что уже можно считать победой. Я продолжала отпаивать, менять мокрое, теперь уже без уксуса, полотенце на лбу, укутывать, водить в туалет, за дверью которого он, слава богу, справлялся сам. В два ночи заметила, что больной наконец начал потеть. Напоила его шиповником, который успел к этому часу завариться, укутала ещё сильнее, пока Матвей не стал мокрым, как мышь. А теперь мне предстоял смертельный номер: поменять постельное белье и переодеть парня в сухую одежду. Вопрос с постелью решила кардинально – просто увела его с дивана на кровать в его комнате. Правда, с горем пополам, шатаясь и обливаясь, как и он, по́том, но результат того стоил. Матвей даже немного пришёл в себя, раз сразу не рухнул на кровать, а остался на ней сидеть. Я перевела дыхание, выудила из ящика комода первую попавшуюся футболку для него и скомандовала в надежде, что прокатит:
– Снимай мокрое.
«Ах, какой послушный мальчик! Старается, ручки поднимает, да только силушек не хватает. Горе ж ты моё луковое!» Я прижала чистую футболку подбородком к груди, чтобы помочь Матвею справиться с мокрой одеждой. Занятие действительно не из лёгких: футболка липла, отказывалась скользить, её буквально приходилось отдирать от влажной кожи, но я справилась. Зато теперь началась внутренняя борьба. Я честно пыталась отводить взгляд от голого торса Матвея, но пальцы всё равно дрожали, пока я разворачивала сухую футболку. Шумно сглотнула вязкую слюну, ощупывая взглядом широкие плечи, и не могла не залипнуть на моей слабости – его ключицах. Почему-то мне казалось, что одевать его с закрытыми глазами будет легче, но стало только хуже, ведь тактильность в темноте обострялась. Гладкая кожа Матвея всё ещё пылала жаром от повышенной температуры, и я, расправляя футболку, на несколько секунд позволила себе задержать ладонь на его груди, там, где быстро билось сердце. Я не удержалась, открыла глаза, чтобы проскользить взглядом вверх, по шее, к губам. И тут меня просто парализовало от паники: Матвей смотрел мне прямо в глаза. Я отступила на шаг, готовая бежать, но он обнял меня одной рукой за талию и потянул на себя:
– Ты мне снишься? – услышала я его хриплый шёпот.
Лицо Самурая… Глаза Самурая… Губы Самурая становились всё ближе. Моё сопротивление таяло на глазах, и я уже готова была выбросить белый флаг и завалиться на него всем телом. Меня удержала от этой безумной идеи единственная мысль: он не назвал моего имени, а значит, непонятно, кого там вместо меня могло нарисовать Матвею его воспалённое воображение. Мамой я уже была, к слову. Последним усилием воли я нехотя и со вздохом успела просунуть между нашими губами свою ладонь и накрыть ею его приоткрытый рот: