– Значит, тебе кто-то нравится?
– Всё, остановись! Я просто спросила: когда ты поняла, что тебе интересны мальчики?
Я обиженно надула губы и собралась уйти в свою комнату, но мама взяла меня за руку и усадила обратно:
– Если ты понимаешь, что тебе интересен мальчик, и хочешь, чтобы он тебя заметил, значит, он тебе нравится.
Я молча отхлебнула из чашки, показывая, что её ответ меня удовлетворил. Мамины глаза увеличились до размеров блюдца:
– Тебе что, до сих пор никто не нравился?! А как же Никита в старшей группе садика? Или Вася во втором классе? – стала подначивать меня мама.
– Мам, с этими мальчиками я просто дружила, мне нравилось с ними играть. Но мы никогда даже за ручки не держались, и уж тем более я не представляла себя никого из них в роли «жениха».
– А сейчас, значит, представляешь?
– Ты опять?!
– Всё, Сенечка, я поняла. – Мама снова пресекла мою попытку уйти. – Просто это первый раз, когда мы разговариваем на такие темы… И я никогда не думала, что тебе никто не нравится… Ты же такая умная, красивая…
– Да-да, мам, спортсменка, комсомолка и просто красавица, – съязвила я.
– Неужели ты до сих пор считала, что не интересна мальчикам?
– Мам, мне некогда было об этом думать. Тренировки, школа, сборы, соревнования… Когда? Дело даже не в том, что неинтересна я, а мне никто не был интересен. Точнее, я никого не рассматривала как объект…
Я замолчала, не сумев подобрать нужного слова. Не могла же я, глядя в глаза своей матери, сказать «для поцелуев и объятий»?
– …как объект? – эхом повторила мама, подначивая закончить фразу.
– Мам, я тебя прошу, не нужно заранее придумывать себе невесть что. Ну да, вот такая я «поздняя», с горем пополам к семнадцати годам осознала, что с мальчиками можно не только в разбойников играть… – Увидев, что мама округлила глаза в недоумении, я попыталась исправиться: – Блин, да не о том я. Просто мне хочется, чтобы у мужчин, глядя на меня, загорались глаза. Пусть это будет не восторг, но хотя бы интерес. Вот. Короче, мне интересен их интерес.
– О боги, и почему Таси нет, когда она так нужна?
Чтобы не травмировать психику матери дальше, я поцеловала её в лоб и отправилась спать. До пятницы осталось всего два дня, а значит, две тренировки, педикюр и маникюр.
Глава 4Ложка дёгтя в бочке мёда
В день Х, за те десять минут, что я принимала душ, моя комната превратилась в филиал салона красоты: на моём столе и кровати появились серебристые ящички, наполненные кисточками, спонжами, баночками, тюбиками и прочей атрибутикой профессионального визажиста. Возле комода стояла Тася и с невозмутимым видом раскладывала щётки, расчёски, фен, стайлер. Мама с восхищением наблюдала за ней. Теперь перед нами была не Тася, а профессионал своего дела, парикмахер-визажист и владелица салона красоты Таисия Алексеева.
Наконец тётушка обратила внимание и на меня:
– Ну что, золотце, приступим?
Тася мучила меня по меньшей мере часа два. В зеркало мне смотреться не давали, один раз отпустили в туалет. Я пыталась канючить и жаловаться, но меня пристыдили:
– Сеня, прибереги свои силы, – спокойно сказала Тася, – тебе ещё весь вечер на каблуках ходить.
В общем, я решила плыть по течению, строго выполняя указания моего экзекутора (читай: визажиста), и расслабилась настолько, что вовсе собралась вздремнуть.
– Всё, я устала. – Тася опустилась на мою кровать и вытянула ноги.
Это было сигналом того, что тётушка наконец закончила. Я на стуле подъехала к зеркалу над комодом и стала рассматривать результаты двухчасового труда.
– Тася, что ты со мной сделала? – спросила я, вертя головой в разные стороны.
– А я всегда говорила тебе, что ты красавица, – сказала мама, положив руку мне на плечо. – Посмотри на эти скулы, глаза, брови…
– Вот именно, брови. Откуда они взялись?
Я хотела провести пальцем по лицу, но услышала гневный окрик:
– Руками не трогать! – Тася встала за спиной и придвинула мой стул как можно ближе к зеркалу. – А теперь послушай меня не как мамину подругу, а как профессионала. У тебя лицо модели…
– Только не начинай снова эту песню… – отмахнулась я.
– …Высокий лоб и скулы, прямой нос, пухлые губы. Но всё это блекло смотрится за счёт того, что ты натуральная блонди. Ты – чистый лист, и тебе можно нарисовать любое лицо, что я и сделала. Твой макияж не агрессивен, а натурален. Я выделила брови и скулы, подчеркнула губы и сделала ещё ярче твои зелёные глаза. А чтобы людям ничего не мешало любоваться, собрала твои волосы в высокий хвост.
Я красилась раньше, но такого эффекта добиться не могла. Впервые я не искала недостатки на своём лице, я им любовалась. Над ухом кто-то всхлипнул, и я поняла, что это мама.
– Анюта, не вздумай рыдать! – Тася порывисто приобняла её за плечи и кивнула в мою сторону: – Пусть мужики от такой красоты рыдают.
Так же вдвоём они помогли мне облачиться в платье и обуться. На мои протесты мама твёрдым голосом возразила:
– Тебе нельзя наклоняться или приседать, иначе помнёшь платье.
– Я и так его помну, пока буду ехать в машине. Или вы предлагаете ехать в троллейбусе стоя?
– Не надо стоя, – вставила своё слово Тася, – надо просто аккуратно. Но первое впечатление должно быть «Вау!». Филипп же приедет тебя забирать? Мы можем выйти тебя проводить, заодно поможем усесться…
– Вы сейчас издеваетесь?!
Ответом мне стал их дружный смех. Не удержавшись, я засмеялась сама. Не знаю, сколько бы мы ещё хохотали, но нас прервал телефонный звонок.
– Привет. Я внизу. – Фил был сама лаконичность.
– Буду через пять минут, – сказала я и сбросила вызов. – Всё, дамочки, карета подана.
Тася с мамой снова засуетились возле меня. Мама разбрызгала духи, заставила меня войти в ароматное облако и протянула клатч. Тася попыталась вдеть мне серьги, но я увернулась:
– Я в лифте вставлю. Обниматься не будем, платье может помяться.
Уже на пороге мама опомнилась:
– А во сколько ждать?
– Даже не знаю… Разберусь на месте и позвоню тебе, хорошо?
В лифте, как и обещала, я занялась серёжками. Тася подобрала мне двусторонние жемчужные гвоздики. Правую серьгу я застегнула быстро, а вот левая не поддавалась: в спешке винт никак не надевался на резьбу правильно. И кто только придумал серьги на винтах?! Они сами пробовали их закручивать?
Я вышла из лифта и остановилась, прижала клатч локтем к своему боку, чтобы освободить обе руки, и снова принялась за серёжку. Сосредоточилась, для удобства наклонила голову к плечу. Буквально через три секунды винт наконец нашёл резьбу. Я старательно закручивала серьгу, когда услышала звук воробьиного чириканья. Откуда здесь мог быть воробей? С таким же звуком мой телефон делает фото… Я резко опустила руки, отчего клатч рухнул на пол, и повернула голову, пытаясь разглядеть «фотографа». Моему удивлению не было предела: на ступеньках лестницы стоял парень из троллейбуса, и в руках у него был телефон. Наверно, сейчас я выглядела как кукла: руки и ноги расставлены, а рот и глаза широко раскрыты: единственное, что мой мозг смог «сгенерировать» в тот миг, это белая простыня на бельевой верёвке, развевающаяся на ветру, что в моём случае означало отсутствие всяких мыслей.
– Мой вопрос «За кем прибыл к нашему подъезду принц на белой „Ауди“?» отпадает сам собой. – С этими словами горе-фотограф поднялся на несколько ступенек, подобрал с пола клатч и протянул мне.
Я не пошевелилась и продолжала молчать, только мои зрачки следили за его движениями. Сегодня он был с распущенными волосами, из-за отросшей челки глаз практически не было видно, а светлые футболка поло и шорты ещё сильнее подчёркивали его загар.
– Значит, в прошлый раз ты меня обманула – нам всё-таки было по пути. – Видимо, мои ответы были не нужны, его и монолог устраивал.
Мой ступор наконец прошёл, я взяла свою сумочку, отряхнула её и как можно спокойнее сказала:
– Удали фотографию.
– Что? – Его брови почти сошлись на переносице, словно он не расслышал.
– Удали фотографию, – повторила я чуть громче.
– И почему я должен это сделать?
Парень поднялся ещё на одну ступеньку и теперь стоял прямо передо мной. Туфли на каблуках помогли мне смотреть ему прямо в глаза. И, как и в прошлый раз, они поразили меня своей глубиной, будто неведомая бездна: стоишь на краю, и голова моментально начинает кружиться, а сердце колотиться. Я не выдержала и сделала шаг назад:
– Ты ведь…
– Ты думаешь, я сфотографировал тебя? – Парень недобро усмехнулся. – Сначала было обвинение в преследовании. Теперь я стал папарацци. Тебе не кажется, что это слишком? Или ты действительно думаешь, что мир крутится только вокруг тебя?
Он говорил всё это с улыбкой, но слова звучали как обвинение. А действительно, с чего я взяла, что он сфотографировал меня? Смотрела же я в другую сторону. Мне стало не по себе от возможной ошибки, я часто-часто заморгала, не зная, что сказать. Снова извиняться перед ним? И почему при каждой нашей встрече я попадаю в такие ситуации? В этот момент в клатче завибрировал телефон, и, пока я его доставала, парень успел вызвать лифт, протянув руку над моим плечом. Двери открылись мгновенно. Я посторонилась, пропуская его, но прежде чем лифт закрылся, наши глаза снова встретились. Я так и не сумела произнести «извини», в руке продолжал вибрировать телефон. Нажала «сброс», пару раз глубоко вздохнула, пытаясь вернуть спокойствие, и направилась к выходу. Теперь в моей голове вместо белой простыни появилась одна мысль: «Он что, мой сосед?!» А ведь я думала, что таких совпадений не бывает. Ну почему нам повезло переехать именно в этот дом, в этот район?
После подъездной темени начинающиеся сумерки неприятно резанули по глазам. Я прикрыла их ладонью, пытаясь увидеть Фила.
– Я уже начал волноваться. – Сначала я услышала голос, а привыкнув к свету, увидела моего сегодняшнего кавалера.