Министр внутренних дел Берия направил на имя Маленкова и Хрущева представление об амнистии всех репрессированных внесудебными органами («тройками») и ограничении прав Особого совещания при министре с правом заключения на десять лет. На заседании Президиума ЦК Хрущев, Молотов и Каганович выступили против. Предложения по освобождению репрессированных были отклонены, но ГУЛАГ все же передавался из ведения МВД в Министерство юстиции. В МВД готовили проекты ликвидации системы принудительного труда ввиду «экономической неэффективности и бесперспективности» и предложения о пересмотре дел заключенных по «контрреволюционным преступлениям». В обвинительной речи на июльском Пленуме 1953 г. Г. М. Маленков заявлял, что Берия хотел восстановить отношения с Югославией и отказался от планов построения социализма в «братских» странах Восточной Европы. Таким образом, документы ведомства Берии свидетельствуют, что у него имелись реформаторские планы (насколько глубоки они были и какие цели ставили – тема отдельного разговора), но в июне того же года едва ли существовавший в природе «заговор Берии» был ликвидирован вместе с ним самим.
В условиях кризиса режима абсолютной власти, лишенного механизма ее легитимного наследования, любые корректировка курса и изменение властных полномочий сопровождались «разборками» в правящем кругу. С 1948 г. эта тенденция набирала силу и к 1953-му достигла апогея. Устранение Берии носило все черты «классических» дворцовых переворотов былого времени: заговор группы «вельмож» против наиболее сильной правящей фигуры, силовая акция по его «свержению», пропагандистское оформление переворота в виде соответствующих решений Пленума ЦК и, наконец, скорый и тайный суд-расправа.
Реформаторскую инициативу попытался перехватить Г. М. Маленков. Он считал необходимым отдать приоритет отраслям легкой и пищевой промышленности, принять меры поддержки деревни: снизить налоги, списать недоимки за прошлые годы, увеличить размеры приусадебных хозяйств колхозников, повысить заготовительные цены на сельскохозяйственную продукцию. Эти решения были приняты на сентябрьском пленуме ЦК 1953 г. В программной речи на сессии Верховного Совета СССР в марте 1954-го Маленков первым из советских лидеров заявил, что новая война «означает гибель мировой цивилизации».
Историкам еще предстоит выяснить, кто из двух лидеров был более активен. Тормозил «сталинист» Маленков реформаторскую активность Хрущева или, наоборот, намеревался в качестве «технократа» распускать колхозы и создавать фермерские хозяйства? Хрущев в начале 1950-х как раз занимал наиболее жесткую позицию в отношении деревни. Ему принадлежала инициатива закона 1948 г. о выселении из деревни «паразитических и преступных элементов» на срок до восьми лет, он же организовал «почин» трудящихся Шполянского района Киевской области по выполнению трехлетнего плана развития животноводства 1949–1951 гг. за один год под девизом «Шполянцы подчиняют себе время».
Хрущев же успешно возглавил «борьбу с бюрократизмом» в 1954 г., когда ликвидировались сотни управлений, трестов и прочих контор. Это был публичный удар по авторитету председателя Совета министров Маленкова, затем обвиненного в отрыве от «живой работы с людьми» и «бумаготворчестве». Но партийный аппарат был взят Хрущевым под защиту: когда Маленков на совещании в ЦК резко отозвался о коррупции в номенклатурной среде, в гробовой тишине Хрущев подал встреченную дружными аплодисментами зала реплику из президиума: «Все это, конечно, верно, Георгий Максимилианович. Но аппарат – это наша опора».
Хрущев «разоблачил» курс Маленкова на гармоничное развитие тяжелой и легкой промышленности и тут же выдвинул собственную инициативу освоения 13 млн гектаров целинных и залежных земель в Сибири и Казахстане. Первые советские телевизоры показали выступление Хрущева перед отправляющейся покорять целину молодежью: «вождь» предстал человеком, умеющим по-простому и даже доверительно общаться с народом, говорить без бумажки, даже улыбаться и шутить, как потом это станет делать Горбачев.
1955 г. начался со снятия январским Пленумом ЦК КПСС Георгия Маленкова с поста главы правительства, хотя два года назад такой же пленум под аплодисменты присутствовавших объявил его «преемником тов. Сталина», «естественным и законным кандидатом» на его место. Присутствовавший на пленуме А. Т. Твардовский поразился тому, «как в полчаса увял этот человек, исчезла вся его значительность, был просто толстый человек на трибуне под устремленными на него указательными пальцами у протянутых рук президиума, запинающийся, повторяющийся, «темнящий», растерянный, чуть ли не жалкий».
Не обладая необходимыми знаниями и опытом хозяйственной деятельности, а также опытом работы местных советских органов, товарищ Маленков плохо организует работу Совета министров, не обеспечивает серьезной и своевременной подготовки вопросов к заседаниям Совета министров. При рассмотрении многих острых вопросов товарищ Маленков проявлял нерешительность, не занимал определенной позиции…
В своей деятельности на посту Председателя Совета министров СССР товарищ Маленков не проявил себя также достаточно политически зрелым и твердым большевистским руководителем. В этом отношении характерна речь товарища Маленкова на пятой сессии Верховного Совета СССР. По своей направленности эта речь с большими экономическими, мало обоснованными обобщениями, напоминала скорее парламентскую декларацию, рассчитанную на соискание дешевой популярности, чем ответственное выступление главы Советского Правительства. В этой же речи товарищем Маленковым было допущено теоретически неправильное и политически вредное противопоставление темпов развития тяжелой промышленности темпам развития легкой и пищевой промышленности…
Товарищ Маленков в своей речи на собрании избирателей 12 марта 1954 года допустил также теоретически ошибочное и политически вредное утверждение о возможности гибели мировой цивилизации в случае, если империалистами будет развязана третья мировая война… Война приведет не к гибели цивилизации, а к гибели капитализма, к расширению наших границ, к расширению и утверждению нашего учения, учения, созданного Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным. А товарищ Маленков говорит «о гибели цивилизации»! Такой лозунг не мобилизует, а демобилизует людей, и полезен он нашим врагам», – так разъяснял Хрущев членам Верховного Совета СССР причины смещения Маленкова.
Но вместо «оргвыводов» в виде – в лучшем случае – ссылки и публичного разоблачения с шельмованием соперник был отправлен зампредом в Совет министров, назначен министром электростанций и даже не выведен из президиума ЦК. Так входила в обычай новая бескровная техника ротации кадров. На место Маленкова была поставлена фигура галантного, но безынициативного «штатского маршала» Н. А. Булганина.
СССР энергично стремился преодолеть международную изоляцию. В ответ на вступление ФРГ в НАТО СССР, Албания, Болгария, Чехословакия, Восточная Германия, Венгрия, Польша и Румыния подписали Варшавский договор, предусматривавший образование единого военного командования со штабом в Москве и размещение советских войск на территории стран-участниц. Но одновременно был заключен договор о возвращении суверенитета Австрии. 3 июня 1955 г. начались трудные переговоры с Японией. Через год обе стороны провозгласили прекращение состояния войны и установили дипломатические отношения, правда, на радостях советский лидер пообещал ей уступить, но так и не уступил несколько Курильских островов, до сих пор остающихся камнем преткновения в отношениях двух стран.
В июле 1955 г., после десяти лет холодной войны, состоялась встреча в Женеве глав СССР (Никита Хрущев), США (Дуайт Эйзенхауэр), Великобритании (Энтони Иден) и Франции (Эдгар Фора). Это была первая, но не последняя в нашей истории попытка «разрядки международной напряженности»: на совещании обсуждался главный в то время «германский вопрос», а также проблемы разоружения и расширения контактов между Западом и Востоком. Ни по одному из них достичь соглашения не удалось, но стороны все же были довольны: контакт состоялся, переговоры велись откровенно и доброжелательно, без взаимных угроз.
«Дух Женевы» вызвал немыслимое прежде появление в Москве западногерманского канцлера Конрада Аденауэра – главного «поджигателя войны» по советской терминологии. Результатом стало установление дипломатических отношений с ФРГ. СССР в одностороннем порядке сократил численность армии на 640 тыс. человек и отказался от военно-морской базы Порккала-Удд в 20 км от финской столицы Хельсинки. Корабли королевского британского флота пришли с визитом доброй воли в Ленинград, а советские – в Портсмут.
Были восстановлены разорванные при Сталине отношения с Югославией. Затем последовали соглашение о строительстве металлургического комбината в Индии, предложение Египту о 300-миллионном кредите для строительства Асуанской плотины, триумфальный визит Хрущева и Булганина в Индию, Бирму и Афганистан с заявлениями о поддержке национально-освободительных движений в колониях, договоры о торговле и экономическом сотрудничестве с Бирмой, Египтом, Ливаном, Афганистаном, Аргентиной, Уругваем, установление дипломатические отношения с Индонезией, Камбоджей, Лаосом.
Попутно решались внутрипартийные проблемы: бывший когда-то «вторым» человеком в партии Л. М. Каганович был отстранен от руководства планированием промышленности, а В. М. Молотов, вздумавший сопротивляться нормализации отношений с Югославией и Австрией, вынужден был признать свои ошибки и присутствовать на их обсуждении в парторганизации «собственного» Министерства иностранных дел.
Наконец, в том же году началась подготовка к очередному съезду КПСС. Сейчас уже ясно, что вопрос, читать или нет доклад о культе личности, был решен еще до съезда, но в 1957 г. Каганович признал, что «напряжение» в его отношениях с Хрущевым началось в октябре 1955 г. «с вопроса о Сталине, о культе личности». Как и о чем именно спорило «коллективное руководство», нам неизвестно, но именно осенью 1955 г. Хрущев «внес предложение о Сталине», расколовшее советскую верхушку. 30 декабря был обновлен состав комиссии по реабилитации и во главе ее вместо В. М. Молотова был поставлен секретарь ЦК П. Н. Поспелов. Комиссии поручили «изучить материалы» о репрессиях в годы правления Сталина, хотя едва ли кто-то из числа членов партийного руководства сомневался в том, какие именно «материалы» должны были обнаружиться. Но одно дело доложить строго засекреченную информацию узкому кругу посвященных, и совсем другое – публично и официально признать не отдельные «ошибки», а преступления «вождя и учителя» при соучастии практически всех здравствовавших высших руководителей страны.