. Но при этом новгородские представители упорно отстаивали «старину» – неприкосновенность боярских вотчин, особое республиканское устройство и невмешательство в него великого князя. Яжелбицкий мир повторил почти без изменений традиционные нормы «докончаний» между великим князем и новгородскими боярами: «Новгород держати вам в старине, по пошлине, без обиды; а нам, мужем ноугородцем, княжение ваше держати честно и грозно, без обиды. А пошлин ваших, князей великих, не таити, по целованию. А что волостей ноугородцких всех, вам не держати своими мужи, держати мужи ноугородцкими, и дар имати от тех волостей. А без посадника вам, князи, суда не судити, ни волостеи роздавати, ни грамот давати… А без вины вам, князи, мужа волости не лишити, ни грамот не посужати…»
Однако в договоре впервые было записано: «Вечным граматам не быти», то есть Москва впервые потребовала ликвидации высшего новгородского органа власти. Как восприняли это требование новгородские послы, неизвестно; однако сохранилось оно только в московском экземпляре Яжелбицкого договора. И все же мир был восстановлен. Победитель и побежденные, как равные договаривающиеся стороны, «целовали крест» – ратифицировали договор, который не собирались долго соблюдать. Для Москвы он стал некоторой передышкой в борьбе за подчинение Новгорода; историкам известны грамоты, выданные от имени веча уже после Яжелбиц.
Судьба Новгорода была решена Иваном iii (1462–1505). Новгородцы уже лишились пространства для маневра: обращаться за реальной помощью можно было только к сопернику Москвы – королю Польскому и великому князю литовскому Казимиру. В 1463 г. к нему отправилось новгородское посольство с жалобой о «возмущении еже на Великий на Новгород Ивана Васильевича». Русская земля стояла на пороге новой войны; но она не началась – очевидно, верх в Новгороде взяли сторонники «худого мира». В 1470 г. на новгородском столе оказался Михаил Олелькович – потомок Ольгерда Литовского. Его княжение было недолгим, но именно в это время «литовская партия» среди новгородских бояр решительно выступила против Москвы.
Дети покойного посадника Исака Борецкого и его вдова Марфа призвали новгородцев: «Не хотим за великого князя Московского, ни зватися отчиною его. Волныи есмы люди, Великы Новъгород. А московский князь велики много обиды и неправду над нами чинит. Но хотим за короля Польского и великого князя Литовского Казимера». Вскоре был заключен договор: «честный король» обязался «всести на конь за Велики Новгород», то есть лично возглавить польско-литовскую рать. Переход под власть короля означал разрыв не только с Москвой, но и с вековой «стариной» признания прав великих владимирских князей.
Князья из Литвы приходили в Новгород не раз: в 1414 г. здесь княжил Иван Владимирович, дядя Михаила Олельковича, в 1435, 1445 и 1459 гг. – другой его родич, Юрий Семенович, сын Семена-Лугвеня, защитника Новгорода от Ливонского ордена. Михаил Олелькович был вассалом и родичем Казимира, но еще и двоюродным братом самого Ивана iii. Однако теперь приглашение князя «из королёвы руки» стало для Москвы удобным предлогом для обвинения новгородцев заодно и в измене, и в склонности к «латинству».
И хотя Михаил уехал из Новгорода весной 1471 г., расплата не замедлила. В мае московские и псковские войска, действуя по согласованному плану, вышли в поход «пленующе и жгуще, и люди в полон поведуще». Последовали подряд четыре поражения новгородских войск; самое сокрушительное – на реке Шелони, где конница москвичей уложила на поле боя 12 тыс. новгородцев. Военный разгром в 1456 и 1471 гг. был неслучайным. На закате Средневековья Новгород не смог создать не только флота, но и современной профессиональной армии – боярской олигархии она была не нужна и даже опасна. Но в борьбе с поместной московской конницей громоздкое городское ополчение оказалось бессильным.
Новгородские послы даже не успели доехать до Казимира, когда все было кончено. Посадник Дмитрий Борецкий, а с ним еще несколько знатных «изменников» были казнены, другой посадник Василий Казимир и 50 «лутчих» новгородцев отправлены в московские тюрьмы. Зато «мелких людей» великий князь Иван iii после побоища «велел отпущати к Новгороду» – он умел быть расчетливо милостивым.
Впервые «Господин Великий Новгород» официально признал себя «отчиной» великого князя, объявившего себя верховной судебной инстанцией в Новгороде.
Спустя несколько лет последовал новый поход великокняжеской рати. Но у богатейшей республики, никогда не знавшей междоусобных войн и татарских набегов, не осталось ни сил, ни воли к сопротивлению, хотя за 100 лет до того новгородцам удавалось отбиться от самого Дмитрия Донского и разгромить войско его сына Василия Дмитриевича.
К моменту последнего столкновения с Москвой в республике проявился раскол: «И разделишася людие – инии хотяху за князя (Ивана iii), а инии за короля за Литовского». Рядовые новгородцы уже не рвались защищать боярское правление. Сами же бояре так и не смогли выступить в борьбе с грозным противником единым фронтом: одни стремились «заложиться» за Казимира Литовского, другие надеялись на компромисс с Москвой и сохранение своей власти и привилегий в обмен на признание Ивана iii «государем».
«Новгородские посадницы [то есть посадники] и тысячские, купцы и житии люди, и мастеры всякие, спроста рещи плотници и гончары, и прочии, которыи родився на лошади не бывали, и на мысли которым того не бывало, что руки подняти противу великого князя, всех тех изменници они силою выгнаша; а которым бы не хотети пойти к бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Влъхов вметаху», – насмехался над усилиями бояр-«изменников» организовать сопротивление московский летописец. Но и его новгородские собратья также не смогли скрыть отсутствие единства у сограждан: «И всколебашася аки пьяни, и бяше в них непособица и многые брани, мнози бо велможи бояре перевет имеаху князю великому и того ради не изволиша в единомыслии быти, и всташа чернь на бояр, а бояри на чернь».
В итоге в студеном январе 1478 г. новгородская знать выслушала из уст Ивана iii приговор: «Вечю колоколу в отчине нашеи в Новегороде не быти. Посаднику не быти. Волостем быти, селом быти, как у нас в Низовской земле». Последним днем республики стало 15 января: московские «дети боярские» и дьяки привели новгородцев к присяге своему государю.
Новгородскую «демократию» не стоит идеализировать: большинство населения города находилось в зависимости от боярских кланов, а окрестные крестьяне-смерды в политической жизни никак не участвовали. Но в боярской республике была создана сложная система «разделения властей»; население города участвовало (на уровне улиц, сотен, концов) в деятельности местных органов самоуправления. Археологи обнаружили остатки деревянных «палат» суда вместе с массой берестяных грамот о судебных спорах. Рядовые торговцы и ремесленники были грамотными и умели отстаивать свои права. «От Незнанка к Рюре. Собираешься ли платить 6 гривен? Если не собираешься, то поезжай (на суд) в город», – так корректно приглашал новгородец своего оппонента разрешить имущественный спор в начале xiii в.
Это было не худшее «наследство» республиканских порядков. Однако «собирание земель» Москвой «закрыло» новгородский, а затем и псковский «эксперимент» с вечевым «народоправством». После покорения Новгорода Иван iii последовательно ликвидировал и саму основу былых «вольностей». В 1480 г. был «поиман» архиепископ Феофил (умер в заточении в кремлевском Чудовом монастыре), а затем в несколько приемов конфискованы десятки тысяч гектаров светских и церковных вотчин. Их владельцы – бояре, «житьи люди», купцы – получили взамен земли в разных уголках Руси: «Жаловал их на Москве, давал поместья, и в Володимере, и в Муроме, и в Новегороде Нижнем, и в Переславле, и в Юрьеве, и в Ростове, и на Костроме и по иным городом; а в Новгород в Великый на их поместья послал московских многих лучших гостей и детей боярских и из иных городов». Расправа с верхушкой новгородского боярства явилась демонстративным нарушением Иваном iii данного им в 1478 г. новгородцам обещания не вмешиваться в боярские вотчины и не «выводить» бояр из Новгорода. Последние остатки новгородских прав исчезли после опричного погрома зимой 1570 г.
Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991.
Лурье Я. С. Две истории Руси xv века. СПб., 1994.
Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962.
1453. Шемяка против Темного
23 июля 1453 г. загнавший коня гонец, подьячий Василий Беда, привез в Москву весть: в Новгороде скоропостижно умер главный соперник московского великого князя Василия ii, его двоюродный брат Дмитрий Юрьевич Шемяка. Подьячему с выразительным прозвищем за это известие был пожалован дьяческий чин. А для великого князя оно означало окончание многолетней войны, ставкой в которой была не только власть над всей Северо-Восточной Русью, но и направление развития государства.
Звезда Москвы
Начало xv столетия приходится на времена раздробленности, а к концу его уже было создано единое Московское государство. Но процесс этот шел не просто и не однолинейно. «Кто то знал, что Москве государством слыти?» – спрашивали в ту эпоху книжники и летописцы, осмыслявшие процесс объединения Северо-Восточной Руси «под рукой» московских князей. В учебниках можно прочесть, что Владимиро-Суздальское княжество уже в домонгольский период было сильнейшим среди русских земель. Именно здесь складывалась тяжелая, но справедливая державная власть, которую затем унаследовала и приумножила Москва. Московские государи считали себя прямыми и единственными наследниками этой традиции, что отразилось в летописях конца xv – xvi в., где своему княжеству уделялось наибольшее внимание, а свои князья выглядели самыми сильными и мудрыми.
Однако в начале xiii в. столь же сильными, как владимирские, были князья черниговские и галицкие. На Киев претендовали также смоленские Ростиславичи. Их земли были богаче и превосходили Северо-Восточную Русь как по количеству крепостей, так и по числу крупных сел и городов.