ения»: «Одни хотят ограничить права престола властью парламента, как в Англии; другие – как в Швеции; иные думают сделать престол избирательным, по примеру Польши; иные же, наконец, высказывают мнение, что нужно разделить всю власть между вельможами, находящимися в государстве, и образовать аристократическую республику…»
Только 2 февраля «верховники» объявили в Кремле о согласии Анны и предъявили «кондиции». От такой новости «шляхетство» пришло в смущение – с чего это государыня сама себя «изволила» ограничить? Но князь Дмитрий Михайлович Голицын не допустил возражений – он предложил собравшимся самим разработать и подать в Совет проекты нового государственного устройства.
Дворянское «общенародие» и его проекты
До нас дошли составленные в те дни семь дворянских проектов. Наибольшее значение из них имел самый представительный «проект 364» (по числу подписей под ним). Этот проект, как и остальные, отражал чаяния пережившего годы войн и реформ служилого сословия: отмену закона о единонаследии 1714 г.; определение сроков дворянской службы и неназначение дворян рядовыми солдатами и матросами, «порядочное произвождение» по службе.
Главным же был вопрос о формировании верховной власти. «Проект 364» предусматривал создание «Вышнего правительства» из 21 «персоны». Это правительство, а также Сенат, губернаторов и президентов коллегий предстояло «выбирать и балатировать генералитету и шляхетству… а при балатировании быть не меньше ста персон». Таким образом, проект предполагал упразднить Верховный тайный совет в его прежнем качестве и составе – при выдвижении кандидатов надлежало «более одной персоны из одной фамилии не выбирать». Кроме того, предлагалось создать еще одно «собрание», которое бы назначало на ключевые должности в системе управления и устраняло от этого «Вышнее правительство».
Принять такое устройство «верховники» не могли: оно означало отстранение от власти их самих – тех, кто первым предложил ограничить деспотизм. В ответ Совет подготовил свой «проект формы правления». Дворянам было обещано производство по «заслугам и достоинству», освобождение от службы в рядовых солдатах и матросах и жалованье «без задержания». Совет согласился на увеличение своего состава путем выборов (но не более пяти новых членов), признавал выборы сенаторов и президентов коллегий и созыв представителей сословия для решения «новых и важных дел». Но выбирать должны были… только сами «верховники» вместе с Сенатом!
Такое «представительство» не устраивало «оппозицию», и члены Совета это поняли. Они даже не стали оглашать свой план и в последующие дни попытались создать новый документ: «Способы, которыми, как видитца, порядочнее, основательнее и тверже можно сочинить и утвердить известное толь важное и полезное всему народу и государству дело». Князь Голицын и его коллеги сделали еще один шаг навстречу оппозиции. Они предложили, чтобы «шляхетство» избрало бы «единосердечным согласием… годных и верных отечеству людей от дватцати до тритцати человек и утвердили б их письменно так, что оне внизу написанным порядком к ползе отечества сочинят и утвердят, и то имеет вечно твердо и нерушимо быть».
«Внизу написанный порядок» подразумевал создание чего-то вроде Учредительного собрания из 20–30 человек для сочинения нового государственного устройства, куда могли бы приглашаться не только дворяне, но и представители других сословий (духовенства, купечества и «от всякого чина») при обсуждении дел, касающихся этой группы. Сами депутаты должны были иметь «от своего чина выбор и верющие письма за руками».
Но если приглядеться к содержанию этого документа, то можно увидеть, что и эта уступка была весьма относительной. Во-первых, только Верховный тайный совет имел законодательную инициативу на весь период составления нового законодательства. Во-вторых, депутатов еще предстояло выбрать с участием всех дворян империи. Сколько бы ушло времени на «избирательную кампанию» при понятных технических трудностях и обычном «нетстве», то есть уклонении дворян от вызова в столицу на очередную тягостную службу? И в-третьих, новые законы должны были последовательно и единогласно приниматься сначала депутатами, затем Сенатом и… самим Верховным тайным советом. Таким образом, «верховники» гарантировали себе решающую роль в управлении. Но это означало, что они не смогли договориться с оппозицией в главном вопросе о власти.
С другой стороны, при взгляде на «проект 364» и другие «прожекты» с точки зрения нашего современника, хоть немного знакомого с проблемой становления более «демократической» политической системы, нельзя не заметить некоторой невнятности предлагавшихся мер. Как, например, можно и нужно было организовать выборы в собрание из 100 «персон» по всей стране? Кто мог избирать и избираться? Перед кем такой избранник отвечал бы? Какие именно вопросы были бы в компетенции такого собрания и как его деятельность сочеталась бы с практикой «общего совета» с генералитетом и шляхетством? Как разграничивались бы его полномочия с «Вышним правительством» и императором, о котором проекты вообще не считали нужным упоминать?
Но кто же решал судьбу империи в зимней Москве 1730 г.? Там присутствовало примерно 2/3 «чинов» первых четырех классов (74 человека), то есть те, кто реально держал в руках власть в стране. Кроме «генералитета» в спорах участвовало еще около 500 дворян низших рангов – они оставили свои подписи на проектах и засвидетельствовали знакомство с «кондициями».
Сейчас мы располагаем сведениями о чине и служебном положении большинства дворян (85 %), подписавшихся под «проектом 364»; известны также возраст и имущественное положение примерно половины из них. Эти данные дают возможность представить «коллективный портрет» участников «проекта 364». Из 318 человек, чины которых нам известны, 58 % принадлежали к среднему звену по Табели о рангах: полковники и коллежские советники, подполковники, майоры и коллежские асессоры, капитаны. Из лиц с известным нам возрастом (127 из 185) 69 % составляют люди зрелые и пожилые (51 человек в возрасте 41–50 лет и 76 в возрасте 51–60 лет). Почти половина из тех, данными о чьем землевладении мы располагаем (73 человека из 153), обладали имениями с количеством крепостных от 101 до 500 душ, у 32 человек было более 500 душ, у 39 – менее 100 душ, у 9 человек вотчин не было.
Получается, что в оппозиции Верховному тайному совету были те, кто составлял «становой хребет» российской государственности – опытные и зрелые (с осторожностью можно сказать, что и не самые бедные) офицеры и чиновники, занимавшие средние командные должности в армии и государственном аппарате. Заметно меньше представлена дворянская молодежь, зато довольно высока доля отставных – 26 % (78 из 303 участников с известным нам служебным положением).
Среди них были посланные в свое время за границу «пенсионеры», капитаны и лейтенанты нового флота, боевые офицеры, заканчивавшие карьеру на мирных должностях провинциальных воевод. Рядом стоят имена верных денщиков Петра i и проворовавшихся чиновников. В центр событий попали вызванные на смотр армейские офицеры и другие «командированные» – ожидавшие новых постов бывшие прокуроры или назначенные Сенатом для сбора недоимок в провинциях офицеры. Уничтожавший власть императора проект подписали чины московской полиции во главе с обер-полицмейстером, а вместе с ними – начинавшие карьеру камер-юнкеры. Рядом со старинными чинами «стольников» и «жильцов» подписи ставили представители иного поколения – обучавшийся в Париже и прикомандированный к Академии наук (и одновременно французский шпион) Алексей Юров и «архитектурного и шлюзного дела мастер» Иван Мичурин.
Смешение имен, чинов, карьер, поколений, знатности и «подлости» не дает однозначного ответа на вопрос, что заставило этих людей вступить в «политику». Можно отметить только отраженное во всех проектах осознание сословных шляхетских интересов. Но вопрос о власти расколол «генералитет». В числе членов Совета находилось два российских фельдмаршала – М. М. Голицын и В. В. Долгоруков. На стороне их противников оказался весь наличный «русский» состав высшего армейского командования: три генерал-лейтенанта и шесть генерал-майоров. На стороне «оппозиции» оказалось трое из шести сенаторов – И. Г. Головкин, В. Я. Новосильцев, А. М. Черкасский.
Среди подписавших «проект 364» мы находим: президентов нескольких коллегий и их советников; руководителей других учреждений (главу Доимочной канцелярии, обер-прокурора Синода; начальника Оружейной и Мастерской палаты). Таким образом, в рядах оппозиции оказалось руководство не только армии, но и центрального государственного аппарата. Наконец, в рядах оппозиции выступили влиятельные придворные – камергеры А. Г. Строганов, С. Г. Нарышкин, С. В. Лопухин; старый обер-гофмейстер Петра i и Екатерины i, бывший глава Дворцовой канцелярии М. Д. Олсуфьев и ее нынешний директор гофмейстер А. Елагин.
Как и о чем спорили дворяне в условиях небывалой «гласности»? Редкие письма и следственные дела эпохи донесли до нас отзвуки дискуссий. Вице-президент Коммерц-коллегии Генрих Фик (один из создателей коллежской системы центрального управления в России), по словам сослуживцев, радовался, что «не будут иметь впредь фаворитов, таких как Меншиков и Долгорукой», и мечтал «о правительстве как в Швеции». На это асессор Рудаковский «ответствовал ему, что в России без самодержавства быть невозможно, понеже Россия кроме единого Бога и одного государя у многих под властью быть не пожелает».
Капитан-командор Иван Козлов тоже был доволен: императрица может по своей воле потратить только выделенные ей 100 тыс. рублей, «…а сверх того, не повинна она брать себе ничего, разве с позволения Верховного тайного совета; также и деревень никаких, ни денег не повинна давать никому…». Но подписи самого автора под проектами нет, хотя он был в это время в Москве и даже удостоился аудиенции в Верховном тайном совете. Рисковать карьерой желали не все, как не все интересовались заморскими порядками. Многие культурные начинания затронули лишь узкий слой дворянства. Если для просвещенного Феофана Прокоповича Гуго Гроций был «славным законоучителем», то в дворянской массе скорее можно было услышать: