5. Нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям.
Каждый гражданин должен быть воспитан в сознании своего долга перед Высшим Существом, перед собой, перед обществом…
С середины 1770-х гг. начинается новый, в значительной степени вызванный успехами первой Русско-турецкой войны и раздела Речи Посполитой грандиозный «греческий проект» в Северном Причерноморье. Именно он в итоге сделал Российское государство «грозным» и «внушающим», но ценой этого стало опустошение казны и бесконечные войны и конфликты, идущие, например, на Кавказе и до сего дня.
Приверженность идеалам Просвещения вполне гармонично уживалась в сознании императрицы с имперской идеей, согласно которой великая Россия как наследница Византии обладала неотъемлемым правом вмешиваться в дела соседей и решать судьбы народов по своему усмотрению. Екатерина считала, что ее миссия состоит в защите и распространении христианства, а потому, борясь с Турцией, она действует в общеевропейских интересах. Как восточное (турецкая проблема), так и западное (польский вопрос) направления внешней политики России достались Екатерине от ее предшественников, но решающие действия были совершены ее дипломатами, военачальниками и солдатами.
«Греческий проект» стартовал с середины 1770-х гг., когда статс-секретарем становится А. А. Безбородко, а фаворитом (как считают некоторые историки, тайным мужем и соправителем) – Г. А. Потемкин. В апреле 1779 г. у Екатерины рождается второй внук, которого называют греческим именем Константин, нанимают ему кормилицу-гречанку, чеканят в честь его рождения монету с изображением храма Святой Софии в Константинополе. На специально устроенном по этому случаю празднестве читают греческие стихи. Все эти меры подготавливали курс на борьбу с Турцией, завоевание ее территории и восстановление греческой империи с Константином на троне (по этому плану предполагалось, что в России будет царствовать первый и любимый внук Александр).
В начале 1780-х гг. Потемкин подает Екатерине записку о необходимости присоединения Крыма, которая потом легла в основу знаменитого письма императрицы от 10 сентября 1782 г. австрийскому императору Иосифу ii. В своей записке Потемкин в манере геополитики xx в., играющей судьбами малых стран и народов, констатирует:
Крым положением своим разрывает наши границы… Положите же теперь, что Крым ваш и что нет уже сей бородавки на носу – вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны кубанской, сверх частых крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободнее… Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, цесарцы [т. е. австрийцы] без войны у турок в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки… С Крымом достанется и господство в Черном море, от вас будет зависеть запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду… Сколько славно приобретение, сколько вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот, она могла, да не хотела или упустила. Если твоя держава – кротость, то нужен в России рай.
Вскоре начались решительные и далеко не «райские» действия. В 1783 г. Крым был оккупирован русскими войсками. Потемкин торжественно принял присягу местной знати. Крымским татарам были гарантированы права собственности, уважение их религии и равенство с другими подданными российской императрицы. Первый шаг к реализации «греческого проекта» был сделан.
На очереди стояло наступление на Кавказе. В том же 1783 г. был подписан Георгиевский трактат, по которому Восточная Грузия (Картли и Кахетия) переходила под протекторат России, гарантировавшей ее царю Ираклию ii территориальную целостность владений. В Тифлис было направлено два батальона русских войск. Соответственно, встала проблема охраны дороги через горные перевалы. Сначала кабардинцы, недовольные возведением на их землях Моздокской крепости (1764), потом ногайцы кубанских степей, а затем и горцы Северного Кавказа начинают воевать с Россией. Кавказская война, которую обычно начинают с А. П. Ермолова, на самом деле началась почти на 50 лет раньше. Как пишет В. А. Потто, основание Моздока «стало началом той великой программы, на выполнение которой потребовалось целое столетие и миллионы материальных жертв и нравственных усилий».
Одним словом, началась столетняя Кавказская война. Ее первым этапом стало национально-освободительное восстание горцев в 1785–1791 гг., возглавленное бывшим чеченским пастухом из аула Алды Ушурмой, провозгласившим себя Мансуром. У мусульман существует предание о том, что придет предсказанный великим пророком Магометом, но «скрытый» до поры имам (от арабского «амма» – стоять впереди, предводительствовать) Мансур и установит истинно исламский миропорядок.
Выросший в бедной семье и не обученный грамоте, Ушурма «осветился размышлениями о священном законе» и вскоре предстал перед жителями своего аула избранником Магомета, призванным избавить мир от пороков. «Нам предстоит исполнить волю Аллаха и обратить народы в магометанство. Под мои знамена встанет столько джигитов, что едва ли смогут они поместиться на чеченской долине… Когда придет время сражаться, я дам вам кинжалы, которые в бою будут удлиняться. Ни пушки, ни ружья неверных не будут вредить нам…»
Вскоре он был провозглашен своими сторонниками шейхом (по-арабски – старец, почетный титул учителей благочестия, правоведов, наставников), а затем и имамом – духовным, военным и светским руководителем мусульман. Далеко не все муллы согласились с таким статусом, а турецкий султан даже послал специальную богословскую миссию к Мансуру, чтобы выяснить, тот ли он, за кого себя выдает. Посланцы султана пришли к выводу, что «он не ученый и не особенно набожен, хотя и не уклоняется никогда от совершения молитв, предписанных законом». По их мнению, «Мансур есть не то лицо, которого ожидают на основании предсказаний Пророка, а обманщик, который притом не пользуется большим доверием в Дагестане».
Мансур, случалось, одерживал победы (осада Кизляра), но чаще терпел поражения, после которых терял почти всех своих сторонников даже из родного аула. Поэтому ему приходилось часто менять места пребывания и опираться на людей, достаточно далеких от Чечни. Мансур был взят в плен при штурме Анапы в 1791 г. и заключен в Шлиссельбург, где умер от скоротечной чахотки в 1794 г. Впрочем, чеченцы верили, что он жив – в самом начале правления Александра i к нему в Петербург приезжала специальная делегация горцев с просьбой помиловать и освободить Мансура.
Но именно он положил начало горскому джихаду (или газавату) – священной войне за национальную свободу. Когда пленному Шамилю задали вопрос о том, кем был имам Мансур, он ответил – «Ушурма из чеченского аула Алды был великим родоначальником духовного и политического возрождения мусульман Кавказа». Вот в этом Шамиль, похоже, был прав. Мансур был первым, кто понял (для этого не требовалось особого религиозного образования) пагубные последствия разобщенности горских племен и попытался их преодолеть на основе ислама. Надо сказать, что к этому горцев толкало и усиливавшееся проникновение (военное и религиозное) Российской империи на Северный Кавказ. Как 200 лет спустя утверждал первый чеченский президент Джохар Дудаев, «Россия… вынудила нас стать на путь ислама». Призывая прекратить многолетние распри и кровную месть, подтачивавшие горское общество изнутри, Мансур проповедовал единение и прощение. Именно поэтому его образ остался в памяти чеченского народа.
Опираясь на народные предания, Лев Толстой в «Хаджи-Мурате» воссоздал этот образ устами своего героя Хан-Магомы: «Святой был не Шамиль, а Мансур. Это был настоящий святой. Когда он был имамом, весь народ был другой. Он ездил по аулам, и народ выходил к нему, целовал полы его черкески, и каялся в грехах, и клялся не делать дурного. Старики говорили, что тогда все люди жили как святые – не курили, не пили, не пропускали молитвы, обиды прощали друг другу, даже кровь прощали… Тогда и Бог давал успеха народу во всем, а не так, как теперь». Это, конечно, почти фольклорный мотив «потерянного рая», но интересна живучесть подобных преданий – вплоть до наших дней, когда о Мансуре пишутся книги и защищаются диссертации. По словам А. С. Пушкина, «долго еще будет витать над Кавказом зловещая тень Мансура». Увы, Пушкин не представлял себе, как долго…
В январе 1787 г. Екатерина отправилась в свое знаменитое путешествие в «полуденные края России» – Крым и Новороссию. Путешествие вниз по Днепру и далее до Севастополя было организовано таким образом, чтобы показать всему свету мощь и величие Российской империи. Императрицу сопровождала многолюдная свита, к которой присоединились Иосиф ii и польский король Станислав Понятовский. На всем пути следования устраивались всевозможные празднества, парады войск, маневры, балы и спектакли. Недавно основанные и старинные города и селения, через которые медленно проезжала Екатерина, были для большего эффекта и блеска украшены гирляндами цветов, арками и воротами (при въезде в Херсон надпись на них гласила, что здесь начинается путь в Византию). Режиссером и постановщиком всех этих мероприятий, носивших характер гигантского театрального действа, был Потемкин, располагавший огромными средствами и их не жалевший.
Именно во время этого путешествия возникло знаменитое выражение «потемкинские деревни». Как разъясняет словарь, это «что-либо специально устроенное для создания ложного впечатления показного благополучия, скрывающего истинное положение дел». В последнее время историки много спорят о том, существовали ли в действительности фанерные, рассчитанные на взгляд издали деревни и фальшивые склады с мешками песка вместо зерна. Разумеется, это скорее преувеличение потемкинских недоброжелателей. Но совершенно очевидны два обстоятельства. Во-первых, светлейший князь действительно декорировал строения, дороги и мосты, выстраивал специальные «перспективы» из колоннад, арок, ворот, рассчитанные на некоторый, по крайней мере оптический, обман. «Пехотных ратей и коней однообразная красивость» появилась уже тогда. Кстати, потом эт