Первой жертвой широкомасштабного и целенаправленного опричного террора стали члены Земского собора 1566 г. Собор был созван для подтверждения правительственного курса на продолжение войны в Ливонии и, соответственно, утверждения чрезвычайных налогов. На Соборе значительная группа участников потребовала отмены опричнины. Последовали казни и ссылки.
Следующий удар был нанесен по земской думе. 11 сентября 1568 г. были казнены конюший — председатель думы — И. П. Челяднин-Федоров, окольничие М. И. Колычев и М. М. Лыков, боярин А. И. Катырев-Ростовский и с ними до 150 дворян, приказных людей. Мы никогда не узнаем, насколько основательны были выдвинутые против думцев обвинения в заговоре с целью смещения Ивана Грозного и замены его старицким князем Владимиром Андреевичем. Обвинение, скорее всего, было ложным, существенно, однако, что под этим предлогом уничтожался целый слой старинных советников московских государей, носителей традиции «вольных слуг», не готовых беспрекословно повиноваться любому княжескому распоряжению.
Оппозиция в думе была обезглавлена, ничто не мешало теперь Грозному расправиться со строптивыми церковными иерархами, также ставшими в оппозицию режиму. 9 мая 1566 г. митрополит Афанасии демонстративно сложил с себя сан и удалился в Чудов монастырь, в знак протеста против опричнины. Грозный предложил занять кафедру казанскому архиепископу Герману, который даже переехал на митрополичий двор. Однако вскоре новый митрополит попытался склонить царя к отмене опричного режима «тихими и кроткими словами», и члены опричной думы настояли на немедленном изгнании Германа. В Москву был спешно вызван игумен Соловецкого монастыря Филипп (в миру Федор Степанович Колычев). Филипп принадлежал к знатному старомосковскому боярскому роду и по прибытии в Москву быстро сориентировался в положении дел. Он согласился занять кафедру, но при этом потребовал отмены опричнины. Царь был в ярости и хотел удалить Филиппа, не сделал он этого лишь из опасения окончательно испортить отношения с духовенством, которое и без того было до крайности раздражено. В конце концов церковному собору удалось уговорить соловецкого игумена, и 20 июля 1566 г. Филипп дал обязательство «не вступаться» в опричнину и царский «домовный обиход» при условии, чтобы он и впредь «советовал бы с царем и великим князем», и взошел на митрополию. Однако «советовать», не «вступаясь», было немыслимо, и митрополит не исполнил бы своей должности в глазах паствы, если бы не попытался образумить государя. В марте 1568 г. митрополит посетил царя и долго беседовал с ним наедине. Убедившись в тщетности приватных увещаний, митрополит выступил публично: 22 марта во время богослужения в Успенском соборе при большом стечении народа митрополит Филипп начал с государем «враждовати о опришнине». Митрополит несколько раз публично обличал царя. Опричники начали готовить над ним расправу. В Соловки была отправлена ревизионная комиссия, в результате митрополит был обвинен в «порочном поведении».
Обвинение было до такой степени шито белыми нитками, что его отказался подписать единственный авторитетный член следственной комиссии епископ Пафнутий. Тем не менее 4 ноября 1568 г. импровизированный Земский собор Филиппа осудил и лишил его сана. Не зная о соборном решении или не желая подчиниться ему, 8 ноября Филипп произносит очередную проповедь против опричнины. Опричники во главе с Алексеем Басмановым ворвались в собор, сорвали с митрополита облачение и отправили его в заточение в Тверской Отроч монастырь, где через год во время похода на Новгород его лично задушил Малюта Скуратов.
Расправа над Филиппом означала гораздо больше, нежели просто устранение неугодного иерарха. Право «вступаться» и «советовать», за которое упорно держался митрополит, издревле принадлежало иерархам православной церкви на Руси. Одна из главных светских обязанностей митрополита заключалась в «печаловании» царю, указании власти на «неправедность» ее действий. Обычай, который в те времена был важнее писаного закона, запрещал князю не прислушиваться к митрополичьему «печалованию», которое таким образом служило важным инструментом политической адвокатуры и обратной связи великого князя с его подданными. Устранение Филиппа, сопровождавшееся почти полным «перебором» церковных иерархов, положило конец этой практике. Царь освободился еще от одного важного и эффективного механизма, ограничивавшего его произвол. С этого времени церковная организация на Руси стала приобретать характер служилого сословия, жестко контролировавшегося верховной властью. Смирение церкви покупалось отчасти и «пряником» — взятые в опричнину монастыри (московский — Симонов, ярославский — Спасский) получали существенные льготы и привилегии.
Наконец, последний и самый кровопролитный удар опричного террора был нанесен по городам Северо-Западной Руси. Формально карательный поход был предпринят на Новгород. Новгородцам было выдвинуто обвинение в «изменном деле», будто бы они хотели «Новгород и Псков отдать литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси хотели злым умышленьем извести, а на государство посадить князя Владимира Андреевича». Но в декабре 1569 г. по дороге на Новгород опричное войско устроило резню в Клину, Торжке, Твери и Вышнем Волочке, против которых никаких обвинений не выдвигалось вовсе. 2 января 1570 г. передовой опричный полк подошел к Новгороду и блокировал его, «учиниша великия сторожи и крепкия заставы… кабы ни един человек из града не убежал». 6 января в город въехал сам царь, и начался пятинедельный погром и грабеж.
В советской исторической литературе, пытавшейся представить опричнину борьбой царя-централизатора с непокорным боярством, масштабы и значение новгородского погрома всячески преуменьшались. Считалось, что во время новгородского «похода» погибло около 3000 человек. Цифру эту следует увеличить на порядок. Новгородское предание и опричник из немцев Генрих Штаден также называют цифру 2770 убитых, но только в первый день по приезде Грозного. Далее во время только одной акции «Малюта отделал 1490 человек ручным усечением, ис пищали отделано 15 человек». По всей видимости, в Новгороде погибло от рук опричников до 40 000 человек. Город был обескровлен и разграблен. Опричный немец Штаден не без бахвальства отмечал в своих воспоминаниях: «Когда я выехал с великим князем, у меня была одна лошадь, вернулся же я с 49-ю, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра». Чтобы оценить по достоинству это известие, надо принять в расчет, что опричное войско, двинувшееся в декабре из Москвы на север, насчитывало 15 000 всадников, а Штаден не занимал в этом войске никаких руководящих постов.
Вслед за Новгородом погром был учинен опричниками в Нарве, Ивангороде и Пскове. Но во Пскове убийства продолжались недолго, прежде всего потому, что бить было уже некого: несколько сотен видных псковских горожан за несколько месяцев до того были выселены из города, отправлены на переселение и при встрече перебиты опричниками в Торжке и Твери. По возвращении летом 1570 г. на Чистых прудах в Москве царь устроил показательную казнь 120 «изменников», в их числе многих видных дьяков московских приказов. «Новгородский поход» Грозного навсегда подорвал силы тех «торговых мужиков», которые, вольно чувствуя себя в традиционно вечевых волостях, могли бы содействовать установлению в Московском государстве представительного правления по литовскому или английскому образцу. А образец этот им был хорошо известен. Первые торговые переговоры с Англией от имени Московского государства вели в 1556 г. именно «торговые мужики» — двинские «богатеи» Фофан Макаров и Михаил Косицын. Они же вместе с вологжанином Осипом Непеем отправились в Англию в качестве московских «гостей» — торгового посольства.
При таком взгляде на события опричнина оказывается не только совершенно осмысленным, но и в высшей степени эффективным институтом утверждения личной власти. Только привилегированный военизированный корпус, сформированный по принципу личной преданности вождю, мог обеспечить поворот от строительства сословно-представительной монархии к неограниченной диктатуре.
Для настоящей войны опричное войско не годилось. Летом 1571 г. оно не сумело преградить путь крымскому хану Девлет-Гирею, чьи войска прорвались к самой Москве и сожгли столицу. После этого царь перестал доверять своему окружению — объединил земскую и опричную армии, казнил руководство опричнины (бояр М. Т. Черкасского, В. И. Темкина-Ростовского; еще раньше погибли основатели опричнины бояре отец и сын Басмановы и князь А. И. Вяземский) и многих рядовых опричников: «Того же лета царь православный многих своих детей боярских метал в Волхов-реку, с камением топил». После победы над татарами под Серпуховом в 1572 г. опричнина была официально отменена. Однако в 1575 г. царь вновь разделил свое государство на «земщину» и «двор». Деление на земскую и «дворовую» службу, на земские и «дворовые» уезды сохранялось до конца его царствования, хотя массовых репрессий больше не было.
Опричный поворот не представляется фатально неизбежным и неотвратимым. В Московском государстве было достаточно влиятельных социальных групп, способных повести страну по иному пути развития. Грозный не без основания опасался за свою безопасность. В
1566 г. он даже принялся строить гигантскую крепость в Вологде в качестве убежища на случай антиопричного восстания. А в первых числах сентября 1567 г. Грозный вызвал английского посланника Дженкинсона в опричный дворец, где приказал ему устно передать королеве «великие тайные дела». Поручения были столь необычны, что посланнику запретили делать какие-либо записи, но по приезде в Лондон он составил письменный отчет, из которого следовало, что царь просил королеву предоставить ему убежище в Англии «для сбережения себя и своей семьи».
Жестокими мерами царь подавил всякую оппозицию, но внутри-и внешнеполитическое положение страны стремительно ухудшалось. Эпидемия чумы и неурожаи на рубеже 60–70-х гг. XVI в. привели к разорению многих крестьянских хозяйств и дворянских владений, чему способствовали и произвол при взимании налогов, и прямые грабежи опричников. Писцовые книги начала 80-х гг. говорят о том, что во многих уездах значител