— Чья? Эгмета?..
— Моя, — скривился Дарриел. — Банально, ничего не скажешь. Стоило так усиленно защищать и скрывать эту запись, чтобы каждый желающий мог дать свою каплю, и…
— Ну, не каждый, — помолчав, примирительно сказала девушка. — А заинтересованный в этой теме. Знающий, где искать обе части листа. Но банально, да. Когда будем пробовать?
— Когда заряжу ритуальный нож, — хмуро посмотрел в окно Дарриел. — Каждый используемый предмет имеет значение.
Встречи с айгерами избежать не удалось. Как чувствуя, что страж Шелтарского леса намеревается покинуть свой пост, Дарриелу снова пришлось бежать туда, откуда шла беда, и оставлять встревоженную девушку, всё яснее осознавая, насколько всё это неправильно.
— Береги себя, — она крепко целовала сжатые губы и смотрела серьёзно, пряча сожаление и страх. — Людей достаточно? Может, надо как-то ещё магов позвать?
— Достаточно, — заверил отшельник, перед тем как ступить на короткий путь.
И возвращался, ведомый пожеланием маленькой целительницы, вымотанный схваткой сразу с несколькими айгерами, и уже не противился помощи, благодарно принимая все процедуры, которым подвергала его измученное тело Элге, всё свободнее вливавшая в него золотистую целительную магию. И охраняла его сон, прижавшись близко-близко, отгоняя кошмары, даря спокойствие и желанный отдых.
…
— Ничего не забыли? — севшим голосом уточнила девушка, хмурясь, оглядывала стол и расстеленные на ткани предметы.
Извлечённый из дневника Элгарии Адорейн лист, светлый до прозрачности, ломкий и хрусткий. Кулон с жемчужиной и изумрудами, снятый с цепочки. Нож, выкованный из тейенской стали, с чёрной вязью символов по лезвию. Маленькую неглубокую чашу, толстенькую низкую свечу.
Дарриел неопределённо дёрнул плечом. Вдох, выдох, и руки уверенно берут пустой лист, а губы начинают произносить древние слова на грани слышимости. После каждого звука сердце Элге сжималось, будто стиснутое огромной жёсткой лапой. Закончив чтение, Дарриел закрыл глаза и положил бумагу на стол.
— Дай мне нож, — тихо попросил маг. — Очень осторожно, не поранься, лезвие острое.
Волнуясь, девушка подцепила небольшой нож и, протягивая магу лезвием к себе, ненароком задела собственный палец. Так мимолётно, что не почувствовала, не обратила внимания. Как зачарованная смотрела, как отшельник делает быстрый надрез на своём пальце, откладывает нож в сторону, а палец с выступившей капелькой крови прижимает к листу.
— Клади кулон в чашу, — попросил маг.
Элге взялась за жемчужину, опустила в небольшое углубление, Дарриел щелчком пальцев зажёг свечу.
Оба не дышали.
Тень от маленького пламени свечи, падая на лист, начала разрастаться, заполняя собой весь прямоугольник; девушка с трудом подавила возглас. Жемчужный кулон окутался дымкой, стал почти невидимым, и вдруг налился алым. Алое дымчатое свечение полилось на изрядно потемневший лист, то вспыхивая, то угасая, словно ему недоставало сил. Элге следила, кусая губы, ощупью нашла ладонь Дарриела и стиснула её. Тишина обрушилась, давила на голову и плечи, закрывались глаза, но девушка раз за разом на последнем упрямстве открывала их. Время исчезло, остался только пульсирующий тревожно-алый свет, переползающий на лист. Маг следил за процессом, не отрываясь.
Сколько прошло? Пять минут? Час? Неделя? Элге вынырнула откуда-то, где кружилась неприятно-лёгкая голова, и где сильно хотелось пить, и увидела, что всё закончилось. Рядом сидел притихший маг. Свеча погасла, уменьшившись в росте на три четверти, яркие изумруды и матовая жемчужина кулона снова таинственно поблескивали, ритуального ножа не было видно, а перед Дарриелом лежал угольно-чёрный прямоугольник тонкой бумаги с пылающими алыми знаками, и язык, на котором всё это было выведено, девушке оказался абсолютно незнаком.
Глава 9
— И долго ты собираешься прятаться за этими стенами и забором?
Виррис вздохнула, пытаясь скрыть выражение лица за чашкой с чаем.
Сона Эос заехала без приглашения, её дети резвились в саду под присмотром немногословного Берга, а сама она пыталась расшевелить подругу.
— Посудачат и перестанут! Ты же не вчера родилась, знаешь, как быстро переключаются досужие сплетницы на свежую новость, а она не заставит себя ждать!
— На лорда Мадвика лучше бы переключились, — буркнула Вир ядовито. — И подумали, стоит ли присылать ему приглашения в будущем. Невоспитанный пьяный хам.
— Ох, Форрилям тоже досталось, благодаря твоей сестре, — отмахнулась Сона, нацеливаясь на корзиночки с вишней. — Несмотря на все старания советника избежать шумихи вокруг неслыханного дела — развода! Не шумели, но так шептались из всех углов. Неудивительно, что у младшего Форриля нервы не выдержали.
Вир сверкнула карими глазами с неприкрытой злостью.
— Так и выражался бы в адрес бывшей жены, а не в мой!
Гостья проглотила восхитительную вишнёвую начинку.
— Оскорблять леди Элге ты тоже не позволила бы.
— Я и не позволила, а толку! «Безродная»! Так меня ещё не называли! Бесприданница — было, в Школе нищебродкой дразнили — я, знаешь, обед в столовой всегда самый скромный брала, не до изысков было. И одежду чинить не отказывалась: у девчонок вечером закрытые вечеринки, а я подработку домой несла, чтобы получить пару монет и горсть колкостей и насмешек, особенно в присутствии юных наследников высшей аристократии… Но «безродная выскочка» — это слишком!
— Не думай о них! Не впускай в душу весь этот яд, отравит — не заметишь. Ты столько лет была выше этого, будь и сейчас!
— Бьорд обещал защитить от сплетен, — беспомощно шмыгнула носом Виррис.
Сона протянула ей тарелочку с дольками груши, разложенными полукругом, политыми сверху карамелью.
— Виррис, поверь: он делает что может. В его Школе о тебе никто ни звука пикнуть не смеет. А госпожа Фелрейн, твоя давняя заказчица, ты знаешь, что она заявила? Во-первых, то, что у леди Адорейн — Зоратт золотые руки, и ей всё равно, чья ты дочь — она лично свечку не держала, и остальным не советует. Во-вторых, тем, кто громче всех будет мусолить тему твоего происхождения — не постесняется отказать от дома! А?!
— Не может быть! — ахнула Виррис, едва не выронив тарелочку. — Даже так?
— Даже так, дорогая. Тебе хорошо известно, какой вес имеет офицерская вдова в нашем обществе. Как бы её не звали за глаза — но на открытый конфликт с этой дамой не пойдёт никто. Лорд Форриль, к слову, в число её желанных гостей более не входит. А вот вы с мужем…
Виррис моргнула, поспешно перевела взгляд в большое, почти во всю стену, окно гостиной, где принимала подругу. Там, за прозрачной преградой, допевала ликующую солнечную песню весна, готовясь уступить место улыбчивому яркому лету.
Госпожа Фелрейн имела высокий рост, проблемную фигуру, острый взгляд и командный низкий голос. Её супруг служил вместе с Джирсом Саутером, начальником дворцовой стражи, и погиб лет десять назад, во время торжественного выезда королевского семейства прикрыл собой наследного принца от шальной стрелы, выпущенной с крыши. Говорить о нём вдова не любила, но замуж больше не вышла. Когда искусная мастерица Виррис Адорейн вошла в её дом, будучи уже госпожой Зоратт, женщина с по-мужски крепкими плечами и слишком крупными для изящной леди руками одобрительно похлопала её по спине.
— Молодец, девочка, прибрала к рукам нашего красавца! Эх, будь я хотя бы на четверть века моложе, посоперничала бы с тобой за столь ценный приз!..
Виррис до сих пор, вспоминая слова постоянной заказчицы, не могла отделаться о чувства глубокого недоумения: зависть женского общества к их с Зораттом браку…Нет, к тому, что этот, оказывается, завидный жених из всех претенденток выбрал именно её… О деловом соглашении никто не знал, и понятия не имела Виррис об охоте за таким вроде бы непримечательным школьным директором.
— Так что даже не вздумай отказываться от премьеры, Виррис! — напомнила о себе Сона.
Бьорд принёс приглашение на редкую в их краях театральную постановку буквально на следующий после скандала день. И говорил ровно то же самое, что и светловолосая подруга. Приглашение было на два лица; темноглазый племянник когда-то обмолвился, что равнодушен к театральному искусству, на его компанию рассчитывать не приходилось. После памятного ужасного вечера у градоправителя Вир не видела Арви почти полных два дня. Чего только не навоображала себе! В прекрасных тёмно-серых глазах ей чудилось презрение, и в изгибе губ тоже, и хлёсткие ледяные фразы… но всё это только в её воображении. К вечеру второго дня юноша спустился к ужину со своей обычной приветливой улыбкой, и никакого льда, ни малейшей крупицы. Только времени с ними, ею и Бьордом, стал проводить меньше, сразу же по завершении совместных трапез учтиво кивал им и удалялся. Нет, к дяде заглядывал, но старался делать это в отсутствие девушки, а на прямой вопрос, заданный на лестнице где-то между вторым и третьим этажом, посмотрел ей в глаза открыто и прямо — как в самый первый раз.
— Я не избегаю вас, Виррис, ничуть.
И ничего больше от него девушка не добилась.
… Посмотрела на увлечённо поедающую пирожное подругу, улыбнулась и кивнула то ли ей, то ли себе.
***
— Они не посмеют вас клевать, дорогая, — убедительно заявил муж в полумраке кареты. — И я всё время буду рядом. Вы очень сильная, Виррис, никаким собачьим сплетням вас не сломать. Верно?
Она куталась в волны исходящей от него уверенности, как в шаль. Собиралась к выходу ещё тщательнее, чем на высокий приём к лорду Велрету. Привела в порядок чёрный с серебряной нитью костюм мужа и, помня о собственном же предложении начать сближение, лично повязала Бьорду шейный платок, красиво уложив узел и складки, хотя руки немного дрожали, потому что он так смотрел на неё, и так просительно-нежно поглаживал плечо… Не торопил, но от его надежды хотелось сбежать и закрыться за десятью замками. Не поспешила ли она с тем предложением?