В ночь на 22 июня, когда под бомбами тысяч крестатых машин гибли на своих аэродромах, не успев подняться в воздух, сотни наших самолетов, 146-й полк был начеку, успел поднять свои «миги» в воздух и преградить путь незваным гостям.
Два следующих после вторжения дня летчики 146-го иап забыли, что такое сон, — наземные части просили то прикрыть от бомбардировщиков и штурмовиков, то провести разведку вражеских позиций.
Вздремнуть часок-другой под крылом бело-голубых «мигов» считалось счастьем, после которого — снова ввысь, в тревожное небо.
В ночь на 25 июня кто-то уже вернулся с задания и шел на доклад к начальству, кто-то готовился к вылету, оружейники проверяли работу пулеметов.
Оборин, недавно приземлившись, успел на скорую руку поужинать и собрал эскадрилью.
3.20 ночи. Луна сияет. И вспоминается часто исполняемый по радио романс «В лунном сиянье море блистает…» А море в самом деле с высоты полета все серебрится под луной. Но не до романсов и не до красот природы летчикам, несущим боевое дежурство в кабинах самолетов. У великана Оборина от тесноты кабины затекают ноги. Но терпеть пришлось недолго.
«В лунном сиянье» вырисовывается силуэт самолета. Летит с запада.
По сигналу ракеты зенитчики, несущие охрану аэродрома, начинают палить по врагу, а Оборин устремляет свой «миг» в небо сквозь их огненные трассы — свои ж все-таки, не собьют!
В лунном сиянии уже четко различим знакомый силуэт — похоже, Хе-111. А это — три пулемета крупного калибра 7,92 миллиметра, скорость до 400 километров в час, экипаж — четыре человека. И до ста килограммов бомб, несущих гибель сотням людей. А что у «мига» для противоборства? Два пулемета помельче калибром — 7,62 миллиметра, но один мощный — 12,7. На него и ставка. Скорость на больших высотах, а бой пойдет на 5000 метрах, — все 640 километров в час. Экипаж — он один, и летчик, и стрелок. Правда, бортовое оружие нередко выходит из строя, оружейники объясняют эту беду заводскими недоделками, и потому, чтобы проверить работу огневых точек, Оборин посылает в сторону «хейнкеля» короткие очереди. Фашисты, попав под огонь сначала зениток, а потом «ястребка», сбрасывают бомбы куда придется. Пришлись — на холм за аэродромом, из которого взметнулись останки древнего славянского захоронения. Утром увидели там летчики череп коня, человеческие кости и чаши для пиршества. Потревожил вечный сон славянского воина фашистский стервятник.
Отогнать бомбёра от аэродрома и сорвать бомбежку — уже хорошо, но «настойчивость в достижении цели» гонит Оборина вслед за убегающим врагом: заберет новый груз бомб — и снова вернется! Оборин увеличивает обороты двигателя, догоняет беглеца, но пулеметы молчат… Заело, как потом выяснилось на земле. Не назад же поворачивать и дать уйти стервецу! А он — почти рядом. Поворот налево — рубящий удар винтом по хвосту! «В лунном сиянье!»
Потом на земле рассказывал товарищам: «Все тело так тряхнуло, что лбом о прицел стукнулся. Знаю теперь, что значит — «искры из глаз посыпались»! Но тряхнул головой — пришел в себя. Выровнял машину. Ищу «хейнкель». А он заваливается на крыло, кувыркнулся и камнем вниз. «В лунном сиянье…» Ну а теперь давайте выясним, кто мои пулеметы готовил? Почему — замолкли?» Серые, обычно добрые глаза Оборина смотрят строго и безжалостно.
Даже в неразберихе тех первых дней войны ночной таран Константина Оборина был замечен командованием Одесского военного округа.
Летчик-герой Константин Оборин был награжден за ночной таран высшим орденом страны — орденом Ленина. И в том, что после отпора первых дней нашествия румынские и немецкие летчики уже не рисковали ходить на бомбежку в одиночку, следствие и того таранного удара.
К 18 августа 1941 года на счету старшего лейтенанта Оборина два лично сбитых самолета, 30 боевых вылетов на разведку и срыв бомбардировок врага, 11 воздушных боев в группе, которая, ведомая им, возвращалась в целости. А вот себя командир не уберег…
«18 августа 1941 года старший лейтенант Оборин скончался от ран…» — скупо сообщается в донесении полка.
Ничего не известно о семье тридцатилетнего героя. Жаль…
А 146-й истребительный авиаполк помнил о нем, равнялся на него. Получил почетное звание гвардейского в сентябре 1943 года, храбро воевал на Брянском фронте, потом на 1-м Украинском. 1 мая победного 1945 года участвовал в массированном налете на Берлин. Прославился своими бесстрашными асами, вернувшимися с войны Героями Советского Союза: В. Н. Буяновым — 14 личных побед, А. Ф. Коссом — 12, Г. М. Лобовым — 27, К. В. Новоселовым — 24, П. И. Песковым — 26, А. В. Ворожейкиным — 65 побед и другими.
Но с войны не всем суждено возвращаться…
В послевоенных очерках об известном германском летчике-бомбардировщике бароне фон Бесте, командире эскадры «хейнкелей», летавшей на бомбежку южных рубежей нашей Родины с 22 июня 1941 года, рассказывалось о товарищеской взаимовыручке, царившей в эскадре, и в качестве примера приводится воздушный бой в ночь на 25 июня на подступах к Одессе. Один из «хейнкелей» был сбит таранным ударом советского истребителя МиГ-3, упал на территории советских войск. Но рядом с ним тут же приземлился другой «хейнкель», взял на борт оставшихся в живых членов экипажа и доставил в часть.
Мы знаем, кто остановил немецкий бомбардировщик на подступах к Одессе в ту ночь…
«Не за «звездочки» воюем, братцы!»
ЕРЕМЕЕВ ПЕТР ВАСИЛЬЕВИЧ (1911-1941)
Старший лейтенант, командир эскадрильи 27-го истребительного авиаполка ПВО.
В ночь на 29 июля 1941 года на подступах к Москве, израсходовав боезапас, в лучах прожекторов срезал винтом своего И-16 хвост немецкого бомбардировщика «Юнкерс-87».
Награды: орден Красного Знамени, Золотая Звезда Героя Российской Федерации (1995).
В найденных после Победы архивах люфтваффе сохранилась запись о том, что в ночь на 29 июля 1941 года известный мастер ночных налетов на столицы Европы командир экипажа «Юнкерса-88» А. Церабек был сбит на подступах к Москве таранным ударом.
Наши исследователи встали в тупик: первым героем ночного тарана считался Виктор Талалихин, сразивший яростной сшибкой «Хейнкель-111» на десять дней позже — в ночь на 7 августа.
Пришлось припомнить, что действительно в двадцатых числах июля на Манежной площади Москвы, близ Кремля, демонстрировался хвост фашистского «юнкерса», срезанный, как гласил поясняющий щит, винтом И-16 старшего лейтенанта Петра Еремеева. Но исправлять устоявшуюся версию страниц истории во все времена не любят, и имя Еремеева официальные лица постарались вновь предать забвению.
…В страшную ночь на 22 июля 1941 года около 250 бомбардировщиков врага впервые шли на бомбежку нашей столицы.
По плану фашистского командования этот налет должен был уничтожить центр Москвы. Но зенитчики и летчики-истребители ПВО дали врагу такой неожиданный мощный отпор, что воздушная армада рассеялась уже на подступах к городу, и лишь несколько воздушных убийц, прорвавшись, смогли поджечь здания в разных местах, огонь которых бросились тушить пожарные и дежурившие на крышах москвичи.
В тот день 30-летний старший лейтенант Еремеев, командир звена 27-го истребительного авиаполка ПВО, открыл свой личный счет — завалил «Юнкерс-87», не дав ему сбросить бомбы на столицу. Но фашист успел огрызнуться, и его пуля просекла щеку Петра. Сбил бомбёра он на «старичке» И-16. В умелых руках верткий «ишачок» и в боях с «мессерами», превосходящими его в скорости, как мы уже знаем, выходил победителем, а тем более с груженными бомбами «юнкерсами» с их скоростью 300–310 километров в час.
Через два дня после боевого крещения Петру Еремееву, еще с повязкой через все лицо, перед строем товарищей торжественно вручили орден Красного Знамени, о чем тут же сообщила газета «Красная звезда», и вскоре пошли ему письма от родных и знакомых — из Башкирии, Челябинской области, Златоуста — отовсюду, где жил, учился, работал, от однокашников по 3-й военной школе летчиков и летнабов имени Ворошилова, воюющих на разных участках фронта, растянувшегося от Баренцева моря до Черного.
Через неделю врачи допустили Петра к полетам, и получил он новенький, бело-голубой, под цвет неба, МиГ-3. Скорость его даже для «мессеров» недостягаема — 640! Правда, она такова на больших высотах, а с потерей высоты падает. Но немцы, опасаясь зениток, сами предпочитают высокий потолок. Вооружен «миг» тремя пулеметами.
По поводу отметины на лице друзья шутили: «Мужчину шрамы украшают! Обрати внимание, как на тебя девушки заглядываются!» Но Петр был женат и, как писали тогда в характеристиках, «морально устойчив».
«А вот пошутить, посмеяться он был большой любитель, — вспоминает о нем однополчанин, Герой Советского Союза (за таран в стратосфере) Алексей Николаевич Катрич. — К себе и подчиненным был требователен, строг. Как-то быстро, мигом переходил от веселой шутки к серьезному разговору. Среднего роста, худощавый, очень подвижный — шаг у него был быстрый и легкий, летящий. Бежит к самолету по сигналу тревоги, подпрыгнет — и уже в кабине, будто взлетел!»
…Всего три дня отвел себе требовательный Петр на освоение новой техники и — в небо!
29 июля 1941 года в начале второго ночи его звено на «мигах» вылетело на перехват идущей, как сообщали посты наземного наблюдения, к Москве группе фашистских самолетов (точнее подсчитать число мешала ночная тьма).
Посты прожектористов, недавно рассредоточенные на волоколамском направлении, неустанно обшаривали несколько квадратных километров неба. Вели заботливо от поста к посту, по эстафете, и звено Еремеева. По воспоминаниям однополчан попытаемся восстановить тот боевой вылет Петра.
В районе Истра — Волоколамск в перекрестье световых лучей появляется крестик самолета, идущего встречным курсом на Москву. Судя по силуэту — «Юнкерс-87». Где-то в темноте идут к столице и другие его подельники, но этот бандит — его, Еремеева.