В 1960-е годы, когда отстроившаяся страна стала чаще вспоминать о своих героях, однополчане написали в Президиум Верховного Совета СССР ходатайство о присвоении звания Героя Советского Союза герою двух таранов Михаилу Борисову.
День 8 мая 1965 года, когда вышел указ, назвавший героя Героем, был праздником для семьи и боевых товарищей Борисова.
Сотрудники историко-краеведческого музея города Новороссийска за годы поисков собрали толстую папку воспоминаний однополчан о М. А. Борисове, публикаций о нем в газетах и книгах. В папке нашлась пожелтевшая от времени газета «Красный флот» за август 1942 года. Фронтовой корреспондент нашел объяснение самоотверженному поступку Михаила Борисова: «Он продолжал сражаться даже тогда, когда смерть смотрела ему в глаза. Он заставил ее отступить на мгновение, чтобы успеть нанести врагу еще один удар своим горящим самолетом».
ГОРЯЩИМ ВИНТОМ, КАК МЕЧОМ КОЛОВРАТА
«5 июля 1943 года гитлеровское командование начало наступление на Курской дуге, — вспоминает прославленный авиаконструктор Александр Сергеевич Яковлев. — Гитлеровцы придавали большое значение авиационной подготовке. Сюда была стянута вся германская авиация, в том числе истребители «Фокке-Вульф-190», «Мессершмитт-109» новейших модификаций, бомбардировщики «Юнкерс-88», разведчики «Фокке-Вульф-189»… Всего около двух тысяч самолетов.
Гитлеровцы посылали на наши передовые линии свои бомбардировщики крупными группами, намереваясь наряду с мощной артподготовкой и танковыми атаками сокрушить советскую оборону. В группах шло по 150 бомбардировщиков, охраняемых сотнями истребителей… За шесть дней вражеского наступления нашими летчиками было сбито 1037 вражеских самолетов».
Напуганные отвагой наших летчиков и высокими качествами советских истребителей, гитлеровцы даже в тех случаях, когда оказывались в воздухе с большим численным преимуществом, предпочитали уклоняться от боя. Сохранились приказы вражеского командования с категорическим предписанием не принимать боя с советскими истребителями, особенно модернизированными.
На Курской дуге гитлеровцы рассчитывали восстановить славу «непобедимых». Замысел плана Курской битвы под названием «Цитадель» изложил в оперативном приказе от 15 апреля 1943 года сам Гитлер: «Это наступление имеет решающее значение. Оно должно быть осуществлено быстро и решительно. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира».
Уже известный нам немецкий историк генерал Вальтер Швабедиссен приводит оценку действий советской авиации летом 1943 года, данную немецкими пилотами и подтверждающую слова А. С. Яковлева: «…Офицеры люфтваффе указывают, что немецкие бомбардировщики должны были постоянно предпринимать меры для отражения внезапных атак русских истребителей, что в итоге делало эти полеты достаточно сложными. Таким образом, активные действия русских истребителей вынудили немцев летать на задания крупными группами, отвлекая этим значительные силы от выполнения других боевых заданий».
Майор Бруннер, в годы войны летчик-бомбардировщик, вспоминая о своих встречах с советскими истребителями в Орловско-Курской битве, говорил: «Русские часто атаковали одновременно со всех сторон, пытаясь рассеять вначале истребители сопровождения. Затем они брались за бомбардировщики и, атакуя с хвоста, умело использовали «мертвое» для оборонительного огня пространство, которое было у Хе-111».
«В этих схватках русские демонстрировали отчаянную храбрость, иногда граничащую с глупым упрямством — вторит ему капитан люфтваффе Пабст. — В одном из боев, пытаясь меня таранить, два русских пилота столкнулись на максимальной скорости, я едва успел увернуться от обломков их самолетов…»
Русские летчики тогда выбросились с парашютами, и как бы ни хотелось Пабсту считать их упрямство глупым, однако оно и его, и других, недавно еще уверенных в себе асов заставляло вести бой с оглядкой, держась от наших «ястребков» на безопасном расстоянии.
Майор люфтваффе Мейер с нескрываемым восхищением вспоминает, что в 1943 году в районе Орла его штурмовой авиачасти противодействовали «отборные русские истребители, которые были отчаянными сорвиголовами, хорошо обученными, превосходными летчиками, знающими слабые стороны немецких пикирующих бомбардировщиков. Они вели огонь из всех стволов с небольших дистанций короткими очередями, стремясь в первую очередь сразить командиров групп (так, восемь из них погибли в течение всего одной недели июля)».
Один из этих погибших командиров немецких бомбовозов вполне мог быть сражен тараном сержанта Виталия Полякова.
ПОЛЯКОВ ВИТАЛИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (род. 1923)
Сержант 54-го гвардейского авиаполка.
5 августа 1943 года, в первый день Орловско-Курской битвы, в воздушной схватке трех наших истребителей с 63 самолетами врага на своем подожженном самолете таранным ударом сбил головной немецкий бомбардировщик врага, заставив остальных покидать бомбы куда попало, частью на свои позиции, и лечь на обратный курс. Приземлился на парашюте.
Награды: Золотая Звезда Героя Советского Союза, орден Ленина, орден Красного Знамени, орден Красной Звезды, медали.
6 августа 2003 года в телерепортаже, посвященном 60-летию битвы на Орлове ко-Курской дуге, камера на несколько секунд показала лицо моложавого ветерана, и голос журналиста за кадром сообщил: «С рассказом о своем воздушном таране, совершенном 60 лет назад в этом квадрате неба, выступил генерал-майор авиации Виталий Константинович Поляков».
Несколько секунд эфира отвели генералу для рассказа… Несколько секунд отпустила судьба двадцатилетнему сержанту 60 лет назад, чтобы в загоревшемся «ястребке», готовом взорваться, решить: или спасать свою жизнь, выбросившись с парашютом, или попытаться сразить врага. Он выбрал второе.
Мы встретились с Виталием Константиновичем в Московском комитете ветеранов, в конференц-зале, где на стене висела карта сражений на Орловско-Курской дуге. Такие карты, но масштабом поменьше, были тогда, летом 1943 года, в планшетах каждого летчика. И если сегодня некоторые населенные пункты, обозначенные на тех картах, не в каждом географическом атласе найдешь, то тогда их названия знала вся страна — Прохоровка, Поныри, Лисоватка, Ольховичи…
Но свои воспоминания о войне генерал Поляков начинает не с таранного боя, отмеченного Золотой Звездой Героя, а, как и многие летчики-ветераны, со схватки, в которой он был сбит, а тяжелое ранение левой руки, полученное тогда, могло навсегда разлучить его с авиацией.
Осенью 1942 года вновь сформированный 54-й истребительный авиаполк на новеньких Як-1 прибыл на Сталинградский фронт. У сержанта Полякова налета на этих истребителях всего 10 часов, но техника пилотирования сдана на «отлично», стрельба по конусам — тоже. В общем, сам двадцатилетний сержант считал, что к бою готов.
Базировался полк на полях совхоза «Сталинградский», что на западном берегу Волги.
«30 августа 1942 года мы сопровождали наши штурмовики Ил-2. Мы, истребители, их очень уважали: под артогнем пикируют на позиции врага и палят из пушек, уничтожая живую силу и боевую технику. А для отражения вражеских истребителей у них всего один стрелок в хвосте с пулеметом. Мало их, стрелков, живыми возвращалось с задания. Вот мы, истребители, и должны были отгонять фашистских стервецов от ведущих штурмовку «илов».
Одного «мессера», заходящего в хвост «илу», я и завалил с первой атаки. Открыл свой истребительский счет. Обрадовался, возликовала душа, и, видно, потерял бдительность — выскочивший из облаков «мессер» посек из эрликона мой новенький, сияющий лаком «як». Мотор забарахлил, машина пошла на снижение. Пытаюсь выправить ее — и чувствую режущую боль в левой руке. Висит как плеть, не подчиняется! А надо выпускать шасси. Куда там! Пришлось сесть на «живот». Смотрю — я среди степи, один.
Пара «мессеров» проскочила надо мной, строча из пулеметов. Любили они добивать упавшего. Слава богу, не попали. Пошли на второй заход. У меня какие-то секунды передышки. Отстегиваю парашют и бегу что есть мочи подальше от ястребка, и когда они развернулись для атаки, я уже успел плюхнуться в высокую траву. А они, «рыцари неба», считая, что я еще сижу в самолете, изрешетили машину насквозь, пока она не загорелась. Сколько так, уже на земле, погибло наших раненых летчиков в подбитых самолетах…
Только тогда вновь почувствовал, что нестерпимо горит рука. Смотрю — через комбинезон кровь проступает. На мое счастье, проезжали мимо пехотинцы на грузовике, перевязали как могли и отвезли в госпиталь, в Камышин.
Врачи «обрадовали»: сустав задет, нерв перебит, скажи спасибо, что успел к нам до гангрены, так что руку сохраним, но сгибаться не будет, с небом прощаться придется…»
Он провалялся полгода в госпитале города Пугачева под угрозой полного списания — перебитый нерв не срастался. Каким чудом он заставил искалеченную руку вновь заработать, смог двигать пальцами, поднимать гантель — знал только он один. Правда, рука так толком и не сгибалась, но Виталий, призвав на помощь всю свою выдержку, спокойно и обстоятельно объяснил врачам, что левая рука для летчика не столь важна — управляет лишь сектором газа, то есть скоростями, да выпуском шасси. Главная — правая. Она и ведет ястребок, и нажимает на гашетки бортового оружия. Убедил. Допустили.
…Вернулся Виталий Поляков в часть, а там празднуют присвоение полку почетного звания «гвардейский». Не всем частям его давали, лишь за внушительный вклад в победу над врагом. Для истребительного авиаполка это не только число сбитых самолетов, но и опасные разведывательные полеты над оккупированной территорией, успешные штурмовки вражеских позиций, эшелонов, кораблей.
Все летчики полка — обстрелянные, закаленные в боях асы. На личном счету многих — от пяти до десяти сбитых машин врага. У признанного аса комполка гвардии майора Ривкина — больше десяти. А у сержанта Полякова — один сбитый «мессер» и… покалеченная рука, поэтому первый бой в день начала жестокой битвы за Орел и Курск для него — проверка на летную полноценность.