мысленно умоляю я Алекса. – Скажи, что ты ко мне тоже чувствуешь что-то особенное».
– Я прошу прощения за то, что случилось, – говорит он наконец.
Зародившаяся было в моей душе робкая надежда, что для нас еще не все потеряно, вмиг улетучивается. Да и смешно было на что-то надеяться.
– За что именно? – уточняю я, вся подбираясь.
– Я не имел права поступать так с тобой. Это была ошибка. – Голос звучит низко и подчеркнуто отстраненно, а на суровом лице нет ни следа эмоций.
– Не помню, чтобы меня принуждали.
– Это не имеет значения. У тебя все должно было быть не так. И в этом виноват только я.
– У меня? – переспрашиваю я, внутренне содрогаясь от мысли, что в сознании Александра мой первый раз должен был быть с кем-то другим.
– Ты заслуживаешь лучшего, а не этого… – На секунду он замолкает, явно с трудом подбирая слова: – На покрывале в твоей девичьей комнате.
– Это не имеет значения, – говорю я. – Я ни о чем не жалею.
– Я не предохранялся, – мрачно цедит Алекс. – Просто не думал… Я потерял голову. Это недопустимо с моей стороны, но ничего уже не изменишь. Есть ли шанс, что ты можешь забеременеть?
На мгновение мне кажется, что я ослышалась. А потом приходит моя очередь хмурить брови. Господи, я ведь даже не подумала об этом! Неудивительно, что Алекс выглядит как в воду опущенный – вряд ли его прельщает идея обзавестись совместным потомством.
– Маловероятно, – выдыхаю я, прикидывая свой цикл, но от волнения не в состоянии как следует все просчитать.
На лице Алекса отражается такое облегчение, что я едва подавляю истерический смешок. Значит, то, что для меня стало самым большим чувственным откровением за всю жизнь, для него лишь досадное недоразумение, которое по его оплошности может завершиться нежелательной беременностью.
– Пообещай, что как только будешь знать наверняка, ты мне позвонишь, – требовательно говорит он.
Я пожимаю плечами, пряча за бравадой рвущую сердце на части боль. Я не дура и умею читать между строк – его слова означают лишь то, что, когда я буду знать наверняка, мне придется ему звонить, потому что рядом со мной его не будет.
– Если тебе это важно, – отвечаю я, прикусывая губу с такой силой, что ощущаю во рту солоноватый привкус крови.
– Да, черт возьми, мне это важно! – неожиданно взрывается Алекс. – За кого ты меня принимаешь?
– Честно? Я не знаю, – отвечаю я, глотая слезы. – Думаю, что тебе пора уходить.
Он с шумом тянет носом воздух и, когда я уже не вижу ничего от застлавших глаза слез, вдруг оказывается рядом. Его руки ложатся мне на предплечья, а дыхание опаляет мой лоб.
– Не плачь, пожалуйста, – просит он глухо, касаясь губами моих волос.
– Я не плачу, – возражаю я, шмыгая носом. – Уходи.
Алекс прижимает меня к себе, так что я ощущаю своей грудной клеткой размашистые толчки его сердца, и вздыхает:
– Дай мне немного времени, Лиля.
– Времени для чего?
– Чтобы во всем разобраться.
– Я не понимаю тебя. – Даже если все, что произошло с нами в этой комнате, – ложь, эта фраза – моя единственная правда, мой крик души.
– Тебе и не нужно. По крайней мере сейчас. Просто доверься мне.
Как всегда – одни размытые фразы и ничего конкретного. Он что, держит меня за дуру? Собрав остатки сил, я отталкиваю Алекса.
– Уходи, Алекс, – говорю я твердо, стараясь держаться с достоинством, насколько это возможно, сидя на кровати в одной простыне, смятой после недавнего секса.
На мгновение в его глазах вспыхивают искорки раздражения, но он быстро берет себя в руки.
– Я позвоню.
– Не утруждай себя, – советую я.
Алекс сжимает губы, и на миг мне кажется, что он начнет протестовать. Сделает что-то, что позволит мне поверить в то, что он не так равнодушен, как мне кажется. Но он лишь пожимает плечами и отворачивается.
С трудом сдерживаемые слезы наконец прорывают плотину моего самообладания. И еще до того, как за Алексом закрывается дверь, я полностью растворяюсь в своем горе.
Глава 19
Следующую неделю я не живу – существую. На меня вновь наваливается апатия, в которой я пребывала после ухода родителей, и сейчас она кажется еще более душной и пронзительной, чем в первый раз. Словно мне трудно дышать полной грудью, потому что на нее давит необъяснимая тяжесть. Впрочем, у «тяжести» есть имя, но мне не хочется произносить его даже мысленно.
Алекс напоминает о себе несколько раз, но я его попытки поговорить стойко игнорирую. Он же, в отличие от предыдущих подобных случаев, не настаивает и не приезжает. Просто звонит по графику утром и вечером, словно выполняет какой-то ритуал, а в остальном меня не беспокоит. Не знаю даже, чего в этом для меня больше – облегчения или разочарования.
Брата в эти дни я почти не вижу. Лишь однажды мы сталкиваемся с ним на пороге дома: я рано утром уезжаю в университет, а он, видимо, только возвращается с вечеринки. От него так разит алкоголем, что меня начинает мутить, поэтому я инстинктивно отшатываюсь от него, как от прокаженного. Окинув меня остекленевшим взглядом, Кирилл вваливается в прихожую и нетвердым шагом бредет в кабинет, не проронив ни слова. Как заботливая сестра, я, конечно, должна была пойти за ним, чтобы убедиться, что он в порядке, но я отчего-то этого не делаю. Наверное, чересчур сильно мое разочарование от его возвращения к бутылке после столь долгого перерыва, вселившего в меня надежду на его исцеление.
В университете настала пора сессии, поэтому при всем желании я не могу забиться в укромный угол в своей комнате и отгородиться от остального мира. Родители бы этого не одобрили, а мне не хочется их разочаровывать даже теперь, когда их нет рядом. Подозреваю, что спрятаться во второй раз мне бы не позволила и Аня – подруга методично проламывает мою броню отрешенности и заставляет выходить с ней выпить кофе или съесть пиццу, а когда я отказываюсь – приезжает ко мне без предупреждения, и мы вместе штудируем учебники или смотрим кино.
Несмотря на то что мне совсем не хочется говорить на тему своих отношений с Алексом, мне приходится признаться Ане, что с ним я лишилась девственности и сразу же прекратила общение. На выпученные глаза и справедливый вопрос: «Почему?» – у меня получается лишь промямлить, что мы чересчур разные и у нас нет будущего. Я знаю, что это звучит жалко и неправдоподобно, но, к счастью, верно истолковав мое состояние, подруга не лезет ко мне в душу, видимо, рассчитывая, что придет время и я сама ей все расскажу, как бывало уже неоднократно.
Этим вечером, проводив Аню до такси после очередного учебного марафона в моей комнате, я неторопливо возвращаюсь домой, с легкой тоской любуясь высаженными несколько лет назад мамой клумбами с пионами, когда телефон в моей руке оживает от входящего вызова. Я хмурюсь, увидев на экране незнакомый номер, и хочу проигнорировать звонок, но какое-то шестое чувство заставляет меня ответить.
– Да, – говорю я отрывисто, готовая в любой момент прервать разговор.
– Лиля, – раздается в трубке взволнованный голос брата. – Я… Меня арестовали. Везут в полицейский участок на допрос.
– Почему? – От изумления я замираю на месте, пытаясь осмыслить услышанное. – Что случилось?
– Это все Ди Анджело, – с ненавистью цедит Кирилл. – Он все-таки своего добился.
– Я не понимаю, – потрясенно шепчу я. – Что он сделал?
– Натравил на меня ищеек. Я не могу говорить. Поговори с дядей.
За два часа я делаю все возможное и невозможное, чтобы разобраться в том, что произошло с Кириллом. Беспрестанно и безрезультатно звоню в полицию, пытаясь выяснить причину задержания брата и место, куда его отвезли на допрос. Звоню дяде, у которого на протяжении двадцати минут занят номер, а когда он наконец отвечает мне, то огорошивает новостью об обысках в офисе и обещает узнать, куда именно забрали Кирилла. Звоню бабушке. Да, ее можно было бы пожалеть, но я очень хорошо помню, какое обещание она взяла с меня после смерти родителей – что бы ни произошло, я не буду лгать и утаивать от нее действительно важные события. Сейчас я не могу нарушить свое слово.
На часах полночь, но я, конечно, даже не думаю спать. Хожу из угла в угол как зверь в клетке, думая о том, как за такой короткий промежуток времени может разрушиться вся жизнь, и, главное, хочу понять, кто в этом виноват. Слова брата о том, что за его арестом стоит Александр, не дают мне покоя. Неужели он настолько ненавидит нашу семью, что мог подстроить нечто подобное?
Я обессиленно сажусь на диван в гостиной и закрываю глаза. Внутри все дрожит, мне отчаянно хочется изобрести машину времени и отправиться в прошлое, чтобы как-то исправить настоящее. Неизвестность убивает меня, но я понимаю, что у меня связаны руки. Я не знаю, где брат и почему его арестовали. И как бы я ни хотела помочь ему сейчас – у меня для этого нет никаких ресурсов.
Когда ожидание становится почти невыносимым, мне звонит дядя.
– Он в Щепкинском СИЗО, но к нему никого не пускают, – говорит он, сразу переходя к делу.
– Что мне делать? Ехать туда? Понадобятся деньги?
– Сейчас ни ты, ни я ничего сделать не сможем. Я переговорил с адвокатом. Скорее всего, его не пустят к Кириллу раньше утра. Ложись спать. Завтра будем действовать по обстоятельствам.
– Вряд ли я смогу уснуть, – с истерическим смешком говорю я. – Вы знаете, почему это происходит?
– По информации, которую мне удалось выяснить, его взяли за отмывание денег и уклонение от налогов, – со вздохом отвечает дядя. – У меня есть подозрение, что кто-то его слил.
Нажав на отбой, я бросаю мобильный на стол и прячу лицо в ладонях. Слез нет, но глаза нестерпимо жжет, а в горле застрял горький комок, который мне никак не удается проглотить. От информации, которую донес до меня дядя, голова идет кругом, но мне совсем не сложно предположить, кем может оказаться тот самый «кто-то», подставивший брата.
Несмотря на эмоциональное выгорание и усталость, я вдруг ощущаю странную решимость действовать. Плевать, что уже за полночь. Плевать, что я обещала себе больше никогда с ним не разговаривать. Плевать, если мне придется просить его – ради брата я готова пойти и на это.