И она наступила. В напряженной тишине послышался отдаленный рокот танков, потом треск автоматов гитлеровской цепи.
И начался бой. Он продолжался двое суток. Полег весь взвод Кочеткова, сам командир батальона был смертельно ранен. На позиции гвардейцев и вблизи нее дымились шесть порыжевших от огня немецких танков. Но высота оставалась в наших руках…
Листаю архивные документы. От них исходи? особый запах, запах времени. На пожелтевшей бумаге выцветшие строчки: «Полк под командованием И. И. Влажевича на рассвете 21.8.1942 г. в ожесточенном бою сумел отбросить численно превосходящего противника, поддержанного большим количеством танков. Товарищ Блажевич своим личным примером и храбростью воодушевлял бойпов и командиров на выполнение поставленной задачи…»
По представлению командующего Донским фронтом К. К. Рокоссовского Иван Иванович был удостоен ордена Красного Знамени.
Так начальники оценили его боевые качества офицера и патриота страны. А совсем недавно его судили, позорно обвиняли в предательстве, называли врагом народа. И грозила ссылка, но выручили товарищи, не поверили навету, высказали протест обвинению. Однако сидеть в Лефортово пришлось…
Беда подкралась исподволь. В январе 1935 года Блажевич делал доклад на собрании рабочей молодежи Феодосийской табачной фабрики о роли комсомола в гражданской войне. Он живо и интересно рассказывал о боевом пути комсомола. Поскольку доклад читался вскоре после убийства С. М. Кирова речь неизбежно зашла об этом злодеянии. В соответствии с тогдашними установками докладчик связал террористический акт с антипартийной деятельностью Каменева и Зиновьева и закончил словами: «Приходится сожалеть, что эти люди раньше нами руководили».
Выступление Блажевича было расписано клеветниками, спекулирующими на бдительности, как «вражеская вылазка». Бессовестно исказив его мысли и слова, ему приписали такое заявление: «Приходится с сожалением констатировать, что бывшие вожди нашей партии, имеющие большие заслуги перед революцией, теперь у нас сидят за решеткой».
Было срочно сфабриковано персональное дело, поступившее на рассмотрение в партбюро. Хорошо зная своего начальника штаба, коммунисты полка не поверили клеветникам. Было известно, что за отличную работу Блажевич получил четырнадцать благодарностей от командования, несколько раз отмечался в приказах по Киевскому и Харьковскому военным округам, награждался личным оружием, грамотами, именными часами, ценными подарками.
В течение семи лет он избирался членом бюро 72-го и 8-го полков и Киевской пехотной школы, боролся за генеральную линию партии, громил участников антипартийных групп, выступал с политическими докладами перед красноармейцами, рабочими, колхозниками. Известны были и его личные качества: высокая принципиальность, честность, любовь к бойцам, безупречное поведение в бою.
Поэтому, когда встал вопрос об исключении Бла-жевича из партии, чего добивались клеветники, коммунисты полка отвергли это предложение. Но персональное дело Блажевича обсуждалось в обстановке недоверия и подозрительности, усиленно нагнетаемых после убийства Кирова, и это не могло не сказаться при окончательном решении вопроса. В полку было принято постановление вывести Блажевича из членов бюро и объявить ему строгий выговор «за неточную формулировку».
Дивизионная партийная комиссия, однако, не согласилась с парторганизацией 8-го стрелкового полка. Выступление Блажевича было расценено как якобы антипартийное, и он был исключен из ВКП(б). После апелляции исключенного президиум Харьковской окружной партийной комиссии восстановил его в партии, но принял решение: «За антипартийное выступление на рабочем собрании молодежи объявить Блажевичу строгий выговор с предупреждением». Подобная формулировка набрасывала тень на политическую благонадежность Блажевича и послужила причиной, препятствующей посылке его в последующие годы на учебу.
По свидетельству партбюро 8-го стрелкового полка Иван Иванович все время «работал в парторганизации как один из активнейших и честных коммунистов». Поэтому в августе 1937 года полковая парторганизация ходатайствовала о снятии с него взыскания, «так как И. И. Блажевич в своей практической работе доказал преданность партии и ее ЦК. Товарищ Блажевич вполне благонадежный и достойный командир РККА». При обмене партийных документов взыскание было снято. Казалось бы, Иван Иванович мог вздохнуть спокойно… Однако буквально через несколько недель на него обрушился новый удар. Осенью 1937 года Блажевич был вызван на заседание партийной комиссии и вновь исключен из партии за выступление 1935 г., за которое он уже понес наказание. На этот раз к прежнему обвинению было добавлено: «…И за то, что не вел активной борьбы с троцкистами в полковой организации».
При служебной аттестации за 1937 год начальник политотдела дивизии не согласился с мнением командира полка: «…Должности начальника штаба полка вполне соответствует и заслуживает очередного продвижения по службе, достойный кандидат на курсы «Выстрел»» и заключением командира дивизии: «Оставить в занимаемой должности начальника штаба полка». Мотивируя отказ утвердить аттестацию, начальник политотдела писал: «Блажевич в октябре 1937 г. дивизионной парткомиссией 3-й дивизии исключен из партии… Если решение будет утверждено окружной партийной комиссией, то Блажевич оставаться в армии не сможет».
Таким образом, сбылась горькая пословица: «Беда никогда не приходит одна». Над несправедливо исключенным из партии коммунистом нависла угроза увольнения из армии, без которой он не мыслил своего существования.
И вновь на защиту Блажевича встала парторганизация 8-го стрелкового полка. Она ходатайствовала не только об оставлении его на прежнем посту, но и о повышении в должности и награждении медалью «XX лет РККА».
В политической характеристике полковое партийное бюро отмечало: «Осенью 1937 г. дивизионная партийная комиссия… несмотря на положительные отзыва парторганизации, вновь пересмотрела вопрос о Блажевиче и исключила его из партии… Несмотря на явно несправедливый к нему подход и по существу издевательство, тов. Блажевич все это время продолжает быть активным и добросовестным работником, вполне заслуживает полного доверия».
Но все же клевета сделала свое дело. 30 июня 1938 года последовал приказ наркома обороны об увольнении Блажевича в запас. 19 июля, еще до того, как распоряжение об этом поступило в полк, Иван Иванович был арестован органами НКВД как «враг народа».
А. И. Блажевич рассказывал: «Утром 19 июля отец, как всегда, ушел на службу. Днем на квартиру пришел лейтенант, принес его плащ и сообщил, что отец арестован. «Не беспокойтесь, это недоразумение», — сказал он, прощаясь. Вечером был обыск, все перевернули вверх дном. Нашу семью немедленно выселили из дома начсостава на окраину города».
С июля 1938 по апрель 1939 года по делу Блажевича велось следствие. О том, какие при этом применялись меры воздействия на заключенного, красноречиво свидетельствует такой факт. Когда было разрешено свидание с родственниками, Блажевича не узнал собственный сын: «Отец, не имевший ни одного белого волоска, весь поседел».
Помимо обычного в те времена обвинения «в связях с врагами народа» (в 1937–1938 годах несколько раз сменялось и арестовывалось руководство полка и дивизии), Блажевичу инкриминировалось то, что он в 1935 году во время выступления на рабочем собрании в Феодосии якобы пытался защищать Каменева и Зиновьева, чем вызвал возмущение присутствующих; в 1937 году после ареста Тухачевского, Якира и других военачальников публично высказывал сомнение в их виновности; в 1938 году возражал против введения в армии института комиссаров; оскорблял политработников полка.
Блажевич категорически отвергал все обвинения в контрреволюционной деятельности, отказывался подписывать фальсифицированные протоколы допросов, опровергал на очных ставках ложные измышления и доказывал, что он всю свою жизнь был честным, преданным делу партии, коммунистом. Так же он держался и на заседании военного трибунала Харьковского военного округа, состоявшемся в апреле 1939 года.
Поскольку аргументы обвинения были весьма шаткими, а Блажевич категорически отказывался признать свою вину, суд вынес довольно умеренный, по тем временам, приговор. Блажевич был подведен под действие статьи 581, часть первая и осужден на 4 года заключения с лишением воинского звания.
Находясь после суда в Симферопольской тюрьме, Иван Иванович через одного из солдат охраны, ранее служившего под его начальством, передал на волю друзьям письмо, в котором рассказывал о своем положении. С помощью опытного адвоката были составлены прошения в Главную военную прокуратуру и Военную коллегию Верховного суда СССР. В этих жалобах опровергались аргументы обвинения и разоблачались нарушения законности в ходе следствия и суда.
23 августа 1939 года дело Блажевича было пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР. Принимая во внимание то, что за выступление 1935 года обвиняемому был вынесен по партийной линии строгий выговор, снятый в 1937 году при обмене партийных документов; противоречия и путаницу в показаниях свидетелей обвинения; недоказанность предъявленных обвинений, положительные аттестации за все время службы в армии — Военная коллегия сняла с И. И. Блажевича обвинения в контрреволюционных преступлениях, предусмотренных статьей 581, часть первая. Дело было прекращено, и 5 сентября 1939 года он был освобожден из-под стражи.
На всю жизнь сохранил Иван Иванович благодарность своим товарищам, коммунистам 8-го стрелкового полка.
Весной 1944 года автор книги, служивший замполитом подразделения дивизии Блажевича, был свидетелем знаменательного разговора. Как-то вместе с начальником политотдела он был вызван по делам службы к комдиву. Закончив беседу, Иван Иванович, показав на дело, лежащее у него на письменном столе, грустно сказал:
— Требуют предать суду военного трибунала этого офицера, — и назвал фамилию одного нашего сослуживца.