Я постарался максимально расслабиться и полностью открыться для эмоций Арины и Левашова. И, как выяснилось, ранее у меня стояла какая-то внутренняя защита, какой-то ментальный предохранитель. Потому что, как только я решил, принять все эмоции, меня скрутило так, что перехватило дыхание. На боль я уже не обращал внимания, меня больше волновало, как бы теперь не потерять рассудок.
И когда мне показалось, что больше я уже не выдержу, и я начал сожалеть о том, что пошёл на такой опасный эксперимент, меня словно пронзило сильнейшим электрическим разрядом, и всё, что я в себе накопил, наконец-то полезло наружу.
Я вспыхнул, причём в прямом смысле этого слова. Всю поверхность моего тела охватил огонь. И сразу стало легче, намного легче. Боль почти прошла, а сознание резко прояснилось. Весь чужой негатив меня покинул, оставив мне при этом невероятно мощный энергетический заряд.
Температура охватившего меня пламени была настолько высокой, что все верёвки сгорели за несколько секунд. К моему сожалению, сгорели вместе с одеждой. Но это были сущие мелочи по сравнению с маячившими ещё минуту назад перспективами погибнуть в руках маньяка.
Я вскочил на ноги и огляделся. Возле стены лежало несколько кирпичей. Я быстро схватил один из них и бросился к Левашову. Маньяк тем временем отпилил Арине два пальца и призадумался. Видимо, не мог решить, что делать дальше. В этот момент я и опустил кирпич ему на голову.
Глава 5
Ударил я сильно. Возможно, намного сильнее, чем стоило. Уже в момент удара мне в голову пришла мысль, что так можно и череп Левашову проломить, а лекарей рядом не было. С другой стороны, если не вырубить маньяка с первого удара, он мог ответить. А в отличие от меня, ему магия была доступна. Дело пары секунд — отбросить меня через всю комнату простейшим заклятием, а потом спокойно или добить, или обездвижить да связать.
Рассчитать силу удара, чтобы гарантированно оглушить противника и при этом не проломить ему голову, было не так уж и легко, тем более в такой стрессовой ситуации. А если выбирать между вариантами «недобить и дать нанести ответный удар с использованием магии» и «проломить череп вплоть до летального исхода», я, не задумываясь, выбрал бы второй. Я просто чудом высвободился и не факт, что мне бы ещё раз так повезло, поэтому нашего похитителя нужно было вырубать с первого удара.
Я занёс руку над головой Левашова, готовый, если понадобиться, ударить второй раз. Но маньяк выронил на пол ножовку и отрезанные пальцы Арины и почти сразу же после этого рухнул сам.
На его голове на месте удара выступила кровь. Но немного, видимо, череп я не проломил, а лишь содрал кожу — всё же ударил хоть и сильно, но плоской стороной кирпича.
Я быстро вытащил из-за пояса маньяка нож и разрезал верёвки, которыми была связана Арина, после чего бросился рассматривать содержимое чемоданчиков. В большем оказались всякие инструменты для пыток и допроса. Это мне было не нужно, и я открыл маленький. В нём обнаружил шприцы, ампулы, жгут, несколько стерильных бинтов и один эластичный, какие-то спреи и упаковку таблеток с непонятной маркировкой.
Рассмотрел ампулы. Пять из них были с надписью Argentum и широкой жёлтой полосой примерно посередине. Девять ампул были без каких-либо надписей, но с маркировкой в виде зелёной полосы и штрихкода. Скорее всего, это было снотворное, но точной уверенности в этом у меня не было.
Пока я рассматривал содержимое чемоданчиков, Арина распутала и сбросила на пол верёвки, подошла к Левашову, пнула его в живот и полным презрения голосом произнесла:
— Ничтожество!
— Ты только не убей его! Он нам живым нужен, — на всякий случай предупредил я.
— Знаю, — ответила княжна. — Хотя хочется.
— Понимаю тебя, как никто другой. Но нельзя. Он слишком много знает, чтобы его убивать. Как минимум сначала его нужно допросить.
— Ты собрался его допрашивать?
— Нет. Я студент подготовительного курса академии. Я не умею допрашивать. Но я постараюсь доставить этого психа к тем, кто умеет.
Я взял из маленького чемоданчика спрей со спиртом, стерильный бинт, шприц и ампулу с серебром. Подошёл к Арине, протянул ей спирт и бинт.
— Здесь нет ни перекиси, ни чего-либо другого, чтобы раны обработать, — сказал я. — Только спирт.
— Он мне не нужен, — ответила княжна. — Кровотечение я почти остановила. А если в раны что-то и попало — это фигня. Если до Елизара Тимофеевича доберусь, он и заразу выведет и пальцы нарастит. Ну а если не доберусь, то тем более плевать.
Арина взяла бинт, достала его из упаковки и принялась перевязывать обрубки своих пальцев, а я вскрыл ампулу с серебром и набрал содержимое в шприц. Колоть Левашову то, что было в ампулах с незнакомой мне маркировкой, я не спешил. Даже если там было и снотворное, то торопиться не стоило. Возможно, мы находились в подвале, а путь наружу преграждала дверь с кодовым замком. Сидеть перед ней и ждать, пока к нам вернётся магия или очнётся Левашов, не хотелось.
Я подошёл к молодому графу, взял его правую руку и задрал рукава куртки и рубашки. Вены у Левашова были большие и располагались неглубоко, даже жгут не понадобился. Правда, мой организм ещё не пришёл в себя полностью от пережитого стресса, и меня немного потряхивало. Но я собрался силами и попытался попасть в вену иглой. Ничего не вышло — рука дрогнула, и я промахнулся. Оказалось, что в моём состоянии бить кирпичом по голове получалось, а вот делать внутривенные инъекции — нет.
— Арина, ты можешь ввести ему серебро? — спросил я княжну. — А то у меня руки трясутся.
— Могу, — ответила Арина, взяла у меня шприц, сделала инъекцию бывшему жениху, после чего обратилась ко мне: — Тебе не холодно?
Сначала я не понял причины такой неожиданной заботы, но почти сразу же до меня дошло: это был намёк, что неплохо бы мне прикрыть наготу. Находясь в стрессовом состоянии и думая лишь о том, как нейтрализовать нашего похитителя, я совершенно не обращал внимания, что бегаю по комнате абсолютно голый. Мне стало неловко, и возникло инстинктивное желание прикрыться, но это было бы совсем нелепо, после того как я несколько минут носился нагишом.
— Не скажу, что мне холодно, — ответил я. — Но одеться, разумеется, стоит. В таком виде не хотелось бы выбираться отсюда.
Я подошёл к Левашову и стащил с него штаны. Роста мы были одинакового, разве что он немного полнее, но в брюках был ремень, что оказалось очень кстати. Ещё я снял с него куртку, которую тоже сразу надел на себя, и кроссовки. Они, вообще, подошли мне идеально. Молодой граф остался в трусах, носках и рубашке.
Я подобрал с пола верёвки, которые сбросила с себя Арина, и крепко связал ими Левашова. После чего посадил его, прислонив к стене.
— Жалкое зрелище, — сказала княжна, оглядев своего бывшего жениха, и снова пнула его, на этот раз в бок и уже без особой злости, а скорее с презрением.
От этого удара Левашов неожиданно очнулся. Он застонал, открыл глаза и попытался пошевелить руками. Понял, что связан, посмотрел на нас с Ариной, и его лицо перекосило от злости. Так как я не знал, насколько быстро действует серебро, то на всякий случай взял в руку кирпич. Магические способности ко мне ещё не вернулись, а кирпич уже зарекомендовал себя, как надёжное средство.
Лицо Левашова стало очень серьёзным, было видно, как он пытается сконцентрироваться, чтобы наложить какое-то заклятие. Я уже приготовился метнуть ему в голову кирпич, но наш бывший похититель и нынешний пленник снова скривился и прорычал:
— Суки!
Значит, серебро уже работало. Я отбросил кирпич в сторону и сказал:
— Сегодня не твой день.
Арина тем временем подошла ко мне и неожиданно обняла меня и поцеловала — эффектно, страстно, горячо. Я понял, что она это делает, чтобы морально добить бывшего жениха, но всё равно сначала растерялся. Правда, быстро сориентировался и подыграл — обнял девушку и прижал к себе. Боковым зрением я видел, как перекосилось лицо Левашова, как напряглись вены у него на шее.
А мы продолжали делать ему больно. Наш страстный поцелуй становился неприлично долгим. И это был самый необычный поцелуй в моей жизни — я не испытывал к Арине каких-либо чувств, мне не нравился вкус этого поцелуя, так как я ощущал языком неприятную кислинку крови княжны, что сочилась из её разбитой губы, мне вообще было не до поцелуев, потому что меня всё ещё трясло. Но при этом мы целовались и целовались, словно находились в плену какого-то странного наваждения.
Трудно сказать, сколько прошло времени, пока мы одновременно не опомнились и не остановились. И я ощутил, как бешено колотится моё сердце и неподвластные разуму гормоны начинают свои игры. Меня, конечно, всё ещё трясло после того, как чуть не разорвало от чужих негативных эмоций, но не отметить, что княжна была фантастически сексуальна, я не мог. Либо мне так казалось после невероятных эмоциональных качелей.
Так или иначе, адреналин и тестостерон ударили мне в голову, и я почувствовал, что завожусь. А место и время для подобных вещей было — хуже не придумаешь. А ещё где-то там в общежитии меня ждала Мила, которая, скорее всего, уже была в курсе нашего похищения и явно не находила себе места от переживаний.
Я твёрдо решил взять себя в руки и прекратить это театрализованное представление для бывшего жениха Арины, но у княжны были другие планы. Она взяла меня за руки и громко сказала, глядя мне в глаза:
— Я хочу тебя!
Это прозвучало так искренне, что я уже не понимал: игра ли это на публику, или откровение, или всё вместе. В любом случае это был перебор.
— Прямо здесь? — спросил я, стараясь перевести всё в шутку, а точнее, в издёвку над Левашовым. — А он? Вдруг этому психу нравится смотреть? Зачем доставлять ему такое удовольствие?
— Ты прав, любимый! — сказала Арина и снова поцеловала меня в губы, но в этот раз обычным недолгим поцелуем. — Мы займёмся этим в другое время и в другом месте. А это ничтожество не займётся этим больше никогда!