— Сейчас что-нибудь подберём.
Савушкин ушёл за штанами, а Милютин задал мне очередной вопрос:
— А как вы его отключили?
— Мы ему серебро вкололи и ещё что-то непонятное, наверное, снотворное, — ответил я. — Он это сам приготовил. Для нас.
— Что-то непонятное, — усмехнувшись, передразнил меня Милютин, потрогал пульс у Левашова на шее и добавил: — По крайней мере, живой, и, надеюсь, рано или поздно очнётся.
Я достал пустую ампулу с неизвестной маркировкой, протянул Ивану Ивановичу и сказал:
— Вот это вкололи.
Глава столичного КФБ взял ампулу, рассмотрел её и спросил:
— Когда?
— Около двух часов назад.
— Нормально, ещё пару часов, значит, поспит. Самое то.
Пока мы разговаривали, вернулся Савушкин с брюками, протянул их мне и сказал:
— Держи! Возвращать не нужно.
Я поблагодарил капитана и залез в машину, чтобы там переодеться. Пока снимал Левашовские штаны и надевал принесённые Савушкиным, услышал, как Зотов спрашивает Милютина:
— Скажи, Иван Иванович, а что это за спецназ такой необычный? На бойцов КФБ непохожи.
— А это Александр Петрович приказал подключить все ресурсы, чтобы найти и спасти Вашу дочь, Фёдор Сергеевич.
— Оперативно сработали.
— Для этого их и держат, и тренируют. Правда, нам сейчас придётся у каждого сотрудника дежурной части брать расписку о неразглашении всего, что они сегодня увидели, но главное, Арина жива и находится с Вами.
На этом разговор между Зотовым и Милютиным прервался, так как я вылез из машины и отчитался:
— Я переоделся!
Иван Иванович велел мне положить штаны в багажник, я сделал это, после чего Милютин обратился к Зотову:
— Вы поезжайте, а мне надо дождаться главу областного управления МВД, объяснить ему, что здесь произошло. И если Вы не против, то завтра, точнее, уже сегодня ближе к обеду я заеду к Вам, чтобы поговорить с Ариной и Романом.
— Мой дом всегда открыт для Вас, Иван Иванович, — ответил Зотов. — Но если по какой-то причине у Вас не получится выкроить время на поездку, я могу привезти ребят в управление.
— Благодарю, но мне нетрудно приехать. Это проще, чем перевозить ребят с соблюдением всех мер предосторожности.
После этого мы распрощались с Милютиным и отправились к машинам. Арина села к отцу в его роскошный представительский автомобиль, а мы с Елизаром Тимофеевичем в один из двух внедорожников сопровождения.
Доехали до усадьбы Зотовых чуть больше, чем за час. Мне сразу же выделили гостевую комнату с душем и принесли поесть. Но сил ни на душ, ни на еду у меня уже не осталось. Я разделся и рухнул на кровать. И как мне показалось, уснул ещё до того, как коснулся щекой подушки.
*****
Николай Константинович Седов-Белозерский уже в половине девятого утра был в своём кабинете. Он сидел за столом и, попивая кофе, просматривал на ноутбуке пришедшие за ночь на электронную почту письма. Князь с большим удовольствием попил бы кофе на террасе, но накануне вечером ему позвонил шурин и попросил о срочной встрече, которую назначили на девять часов.
Но около семи утра Николаю Константиновичу позвонил его собрат из «Русского эльфийского ордена» граф Самойлов и сообщил, что им нужно срочно встретиться и поговорить по важному вопросу, не терпящему отлагательства. До десяти Самойлов ждать не мог, и князь Седов-Белозерский предложил ему приехать за полчаса до визита шурина.
Ровно в восемь тридцать двери кабинета открылись, и граф появился на пороге.
— Рад тебя видеть, Борис Афанасьевич, — сказал князь Седов-Белозерский и встал из-за стола, чтобы пожать гостю руку. — Признаться, меня удивил столько ранний и срочный визит. Что-то случилось?
— Случилось, ещё как случилось, — быстро и нервно ответил граф Самойлов. — Нехорошее случилось.
Борис Афанасьевич пожал руку Николаю Константиновичу и несколько раз нервно переступил с ноги на ногу, словно собираясь с силами, чтобы сказать что-то важное и не очень приятное. Тяжело вздохнул и всё же выдавил из себя несколько слов:
— Я всё испортил.
— Что именно? — уточнил князь.
— Всё! Я сорвал нашу операцию в столице. У тебя есть что-нибудь выпить? Желательно покрепче.
— Покрепче? Утром? — удивился Николай Константинович.
— Я не спал, для меня всё ещё вечер.
— В кабинете есть только коньяк и можжевеловая водка. Но я могу отправить прислугу на кухню.
— Не стоит, можжевеловка более чем подойдёт, — ответил граф.
Князь Седов-Белозерский подошёл к бару, достал из него стопку и бутылку с можжевеловой водкой. Наполнил стопку, поднёс её гостю и сказал:
— Ты уж прости, что я не составлю тебе компанию. Для меня рановато.
Самойлов молча взял стопку, одним махом её осушил и поставил на стол. После чего немного сморщился и сказал:
— Мы просто блестяще провели операцию по похищению дочери Зотова. Сделали всё, как было запланировано — с шумом и размахом. И оставили на месте похищения тела начальника службы безопасности Левашовых и личного охранника заместителя Троекурова. Обставили всё так, будто они погибли во время схватки с людьми Зотова. Княжну схватили, причём не одну — с ней был тот мальчишка, Андреев. Его хотели по-тихому ликвидировать, а девчонку подержать несколько дней и потом начать выдвигать Зотову разные требования, максимально запутывая ситуацию. Ну а ещё через неделю её нашли бы убитой на базе, где тренируются бойцы Троекуровского клана.
— Хороший план, — сказал князь, внимательно всё выслушав. — Но как я понимаю, что-то пошло не так?
— Всё пошло не так!
— Прошу тебя, только не говори, что и в этот раз сопляк Андреев вам всё испортил.
— Хуже! В этот раз всё значительно хуже. Левашов поубивал наших охранников, выкрал Зотову и Андреева и увёз их в неизвестном направлении.
— Но как? Зачем? — только и смог сказать поражённый Николай Константинович.
— Да откуда мне знать?
Самойлов развёл руками, вздохнул, прошёлся несколько раз по кабинету от стены до стены, потом остановился в центре и сказал:
— Мне показалось, что ему не терпится с ними расправиться как можно скорее. Но я не предполагал, что ради этого он способен на такое. И охрана была надёжная, проверенная.
— Значит, не такая уж и надёжная, раз он её перебил, — возразил князь.
— Он убил Платона! А тот был уникальным специалистом!
— Да мне плевать, кого он убил! — вспылил Николай Константинович. — Если твои охранники допустили, что их убил какой-то мальчишка, значит, так им и надо!
Князь Седов-Белозерский подошёл вплотную к гостю и, глядя ему в лицо, сказал:
— Борис Афанасьевич, ты меня, конечно, извини, но это не просто провал операции. Это катастрофа! Но вот только как? Как такое, вообще, может происходить? В который раз тебе дети срывают сложнейшие операции! Дети!
— Левашову уже восемнадцать.
— А тебе сорок два!
Николай Константинович подошёл к бару, молча достал из него ещё одну стопку, поставил на стол рядом с первой и наполнил обе можжевеловой водкой. Содержимое одной сразу же выпил, вторую протянул графу Самойлову. Тот взял стопку и тоже выпил можжевеловку без промедления.
Какое-то время они молчали. Борис Афанасьевич ходил по кабинету, а Николай Константинович подошёл к окну и открыл одну из створок. Утренний свежий ветерок ворвался в помещение. Князь повернулся к гостю и спросил:
— Но почему ты решил рассказать об этом именно мне, а не магистру?
— Потому что ты мой друг, и мне нужна твоя помощь, — ответил граф.
— Я тебе не друг!
— Но я был приглашён на день рождения твоего старшего сына!
— Пять лет назад!
— Но всё же!
— Хорошо, но это сейчас не имеет никакого значения, — сказал князь, устав спорить. — Какую помощь ты хотел от меня получить?
— Я понимаю, что сорвал операцию. И я должен обо всём рассказать магистру и ордену. Но я хочу попробовать всё исправить.
— Ты не просто сорвал операцию, ты подставил под удар орден! — возразил Николай Константинович. — Это разные вещи. Тебя видели Андреев и Зотова?
— Врать не буду. Видели, — ответил Самойлов.
— Ты понимаешь, что если они дадут показания против тебя, да ещё если к ним добавятся показания Левашова, то это будет такой удар по ордену, что я не знаю, сможем ли мы его выдержать.
— Я знаю. Но ордену ничего не грозит. У меня есть проработанная легенда — я действовал как частное лицо в интересах бизнеса нашего рода.
— Борис Афанасьевич, не хочу тебя расстраивать, но ребята из КФБ умеют допрашивать.
— Меня не успеют допросить. Я покину этот мир до допроса. Можешь быть спокоен, я не позволю поставить под удар орден и наше дело.
— Очень на это надеюсь, но всё ещё не понимаю, чем я могу тебе помочь?
— Сейчас объясню. Я очень хочу всё исправить, но случиться может всякое. Если у меня не получится, и я погибну… — граф сделал паузу, ему было трудно говорить. — В общем, я хочу, чтобы в этом случае ты обо всём рассказал ордену. Рассказал о моей оплошности и том, что я пытался всё исправить. Неизвестно ведь, при каких обстоятельствах я могу погибнуть, и как это будет выглядеть со стороны. Но нет ничего страшнее, если орден решит, что я оказался предателем и специально всё испортил.
— Сомневаюсь, что кто-то может так плохо о тебе подумать, — сказал князь. — Но я тебя понимаю. Можешь на меня рассчитывать в этом деле. Но лишь при одном условии.
— Условии? — удивился Самойлов. — Каком?
— Ты должен разобраться с этой проблемой до следующего собрания совета ордена. И отчитаться на совете о её решении. Или нерешении. Собрание состоится через восемь дней. Если ты за это время ничего не сможешь сделать, то будем решать проблему все вместе.
— Согласен, — ответил граф. — Это разумно.
Хозяин кабинета посмотрел на часы и сказал:
— Должен напомнить, что через десять минут сюда придёт мой шурин, князь Волошин. Если ты не хочешь с ним встретиться, то…
— Не хочу, — перебил Николая Константиновича его гость. — Мы уже всё обсудили, и я не вижу причин дальше отнимать у тебя время. Благодарю за понимание!