Мужчины пожали друг другу руки, и граф Самойлов покинул кабинет.
Князь Седов-Белозерский подошёл к окну и подставил лицо потоку прохладного воздуха. Нехорошие предчувствия терзали его душу, ему не очень-то верилось, что Самойлов сможет что-то исправить. Так, стоя у окна, Николай Константинович и дождался шурина.
Владимир Николаевич вошёл в кабинет в хорошем расположении, поприветствовал хозяина и тут же заявил:
— У меня немного времени, в час я обедаю в Новгороде с деловым партнёром, а туда ещё надо доехать. Поэтому сильно тебя не задержу.
— Такой серьёзный партнёр, что ты ради него едешь обедать в столицу? — удивился князь.
— Мне туда в любом случае надо по одному делу ехать, так что я просто решил совместить полезное с приятным. Ты же знаешь, я в последнее время в Новгороде заключил довольно много контрактов.
— Я искренне рад за тебя, — сказал Николай Константинович.
— И у меня появляется в столице всё больше друзей, — добавил Волошин.
— Здесь порадоваться не могу, извини. Бизнес с людьми я одобряю, дружбу — нет. Ты это знаешь.
— Знаю, но мы не будем сейчас говорить о твоих предрассудках, — сказал Владимир Николаевич, поймал злобный взгляд хозяина кабинета, усмехнулся и добавил: — У меня есть для тебя новость, не знаю, хорошая или плохая, но она про твоего старшего сына!
— Он мне больше не сын, — мрачно произнёс князь Седов-Белозерский. — И мы, кажется, договаривались с тобой, не поднимать эту тему!
— Договаривались, — согласился Волошин. — Но думаю. Тебе стоит знать, что твой старший сын — одарённый. И что он учится в столице. Причём в престижной Кутузовской академии.
— Я рад за него, — сказал Николай Константинович. — Но для меня это плохая новость. Это значит, что шансы Андрея стать одарённым сильно уменьшились. А я на него сильно рассчитываю.
— Будем надеяться, что Сила наградит даром обои твоих сыновей.
— Я хотел бы этого больше всего. А ещё я хотел бы узнать, зачем ты разыскал Романа?
— А я никого не разыскивал, — ответил Волошин и улыбнулся. — Я ведь не просто так начал разговор с того, что у меня в столице много друзей. Так вот один из них, очень влиятельный человек и уважаемый дворянин, обратился ко мне с необычной просьбой. Он попросил меня разузнать в Петербурге кое-какую информацию.
— А при чём здесь мой сын?
— При том что мне дали вот эту фотографию и попросили узнать всё, что можно об изображённом на ней человеке.
Волошин достал из кармана фотографию и протянул Николаю Константиновичу. Князь Седов-Белозерский взял её и растерялся — со снимка на князя смотрел его старший сын Роман.
— Зачем твоим друзьям информация о моём сыне? — совсем уже мрачно спросил Николай Константинович.
— Деталей не раскрыли, возможно, просто наводят справки на всякий случай. Сейчас многие человеческие роды примечают одарённых ещё на этапе их обучения в академии, помогают учиться, назначают стипендии, а потом сразу после академии забирают на службу. Очень удобно, кстати. Видимо, Романа так и приметили. Он, скорее всего, очень одарённый. По его поведению вычислили, что он из семьи эльфов и обратились ко мне. Так что не переживай, никакого заговора против вашего рода нет — просто забавное совпадение.
— Не верю я в забавные совпадения, — пробурчал князь Седов-Белозерский. — Надеюсь, ты им ничего не сказал?
— Я пообещал подключить все свои связи и навести справки, а дней через пять скажу, что интересующий их парень, скорее всего, простолюдин, так как ни на кого из выбракованных в этом году аристократов он не похож, — ответил Волошин, положил фотографию в карман и пояснил: — Надо будет вернуть потом друзьям.
— Благодарю! — сказал Николай Константинович. — Лишние проблемы мне совсем не нужны.
— Не стоит благодарностей. Твои проблемы — это также и проблемы моей сестры. А я её люблю и зла ей не желаю. Так что не переживай на этот счёт. Но не рассказать об этом я не мог.
— Хорошо, что рассказал. А имена своих друзей не назовёшь?
— Ты же знаешь, что не назову, — ответил Волошин и улыбнулся. — Я и так рассказал тебе слишком много. И надеюсь, если ты решишь навестить своего сына в Кутузовской академии, то придумаешь какую-нибудь другую версию, как ты его нашёл.
— Не решу. Но я тебя понял. Этот разговор останется между нами. И я очень надеюсь, что у Романа хватит ума не раскрывать своё происхождение. Он ведь сменил имя и фамилию?
— Только фамилию, — ответил Волошин. — Если всё же решишь его навестить или просто собрать о нём информацию, знай — он теперь студент Кутузовской академии Роман Андреев!
— Что? — воскликнул князь Седов-Белозерский, после этого у него от волнения перехватило дыхание, и следующую фразу он уже еле выдавил из себя: — Как ты сказал? Андреев?
— Да. Андреев. А что ты так бурно реагируешь? Не нравится его новая фамилия? Мне кажется, он взял её в честь младшего брата.
— Всё хорошо, — ответил Николай Константинович. — Я просто не выспался, не обращай внимания.
— Ну если хорошо, то тогда я пойду, — сказал Владимир Николаевич. — Не люблю гнать по трассе опаздывая.
— Счастливого пути!
Шурин покинул кабинет, а князь Седов-Белозерский подошёл к своему столу и взял в правую руку бутылку с можжевеловкой. Левой со злостью смахнул со стола маленькие стопки и налил водку в кофейный бокал объёмом в триста пятьдесят миллилитров. Залпом его осушил. После этого швырнул бутылку с остатками водки в стену, смахнул со стола ноутбук и сел в кресло.
Николай Константинович закрыл глаза и обхватил голову руками, пытаясь сдержать в себе эмоции. Хватило его ненадолго. Сначала быстро покрылась изморозью столешница, в которую упирались локти князя. Затем, когда, весь стол обледенел, процесс перекинулся на пол. Будучи не в силах больше держать в себе ярость и досаду, Николай Константинович ударил кулаком по столу и взревел. Стол рассыпался, как рассыпается роза, которую достали из жидкого азота и уронили на пол.
Седов-Белозерский вскочил с кресла, схватил его за спинку и швырнул в стену. Пока он, замахиваясь, держал кресло в руках, оно тоже успело замёрзнуть и от удара об стену разлетелось на тысячи осколков, будто было стеклянным. Глаза князя излучали пронзительный синий свет, а руки были покрыты толстым слоем инея. Всё, до чего он дотрагивался, превращалось в лёд и рассыпалось.
Но этого Николаю Константиновичу показалось мало, и он начал швырять во все стороны холодные молнии и ледяные стрелы. Буквально за две минуты кабинет превратился в замёрзшие руины.
Князь отдышался, немного успокоился и вытянул вперёд правую руку. Усилием воли заставил её вернуть себе нормальный вид, после чего быстро залез в карман брюк и достал оттуда мобильный телефон. Набрал номер и стал ждать ответа. Почти сразу же из динамика раздался голос Самойлова:
— Николай Константинович?
— Да, это я, — сказал князь, стараясь голосом не выдавать своего волнения. — Я тут знаешь, что подумал, Борис Афанасьевич? Ты когда поймаешь этого Андреева, в расход его не пускай. Есть у меня одна задумка насчёт него. Очень перспективная. Но разговор нетелефонный.
У Николая Константиновича не было никаких задумок, но не мог же он открытым текстом сказать, что тот самый студент Андреев, который создал «Русскому эльфийскому ордену» столько проблем — его старший сын Роман и по совместительству внук магистра ордена. Князь знал, что до встречи с Самойловым он что-нибудь придумает, сейчас же нужно было просто дать установку сохранить сыну жизнь.
— Я Вас понял, Андреева трогать не будем. Попридержим его до дополнительных распоряжений. Но боюсь, как бы его Левашов уже не того. Он же поэтому и выкрал их с Зотовой, что хотел как можно быстрее убить. Возможно, уже и покончил с ними, а может, как раз сейчас где-нибудь мучает, добивает.
Князя Седова-Белозерского накрыла очередная волна неконтролируемой ярости, подогреваемой чувством бессилья, его правая рука снова покрылась инеем, и телефон, мгновенно превратившись в кусок льда, рассыпался в ладони. Кабинет сотряс оглушительный рёв, а сквозь уже и так разрушенные стены в разные стороны полетели новые ледяные колья и молнии.
Глава 8
Спал я плохо и проснулся относительно рано — когда встал с кровати, часы на стене показывали без четверти восемь. То, что я ночью принял за гостевую комнату, на самом деле оказалось апартаментами, состоявшими из гостиной, спальни и санузла. После состоявшегося накануне разговора с Милютиным я понимал, что мне в этом месте, возможно, предстоит провести не один день, поэтому торопиться было некуда, и я не спеша направился в душ. В ванной комнате обнаружил тапочки и банный халат. Это было кстати — опять надевать грязную куртку Левашова не хотелось.
После душа я отправился изучать апартаменты. В гостиной обстановка была довольно скромной и состояла из небольшого стола, двух стульев, диванчика и телевизора не стене. На столе я обнаружил пульт от телевизора, телефонную трубку с одной кнопкой, корзину с фруктами и поднос, на котором стояли бутылка воды, бутылка лимонада и два стакана. На одном из стульев был аккуратно сложен комплект какой-то униформы. Рядом стояли ботинки. Это явно было приготовлено для меня, но переодеваться я не стал — удобный махровый халат и мягкие тапочки меня пока вполне устраивали.
Я налил в стакан лимонад, сделал несколько глотков и понял, что очень хочу есть. Два банана и яблоко помогли справиться с чувством голода. Так как заняться было решительно нечем, я уселся на диван, включил телевизор и приготовился узнать последние новости. Но сделать это мне не удалось. Раздался стук в дверь, она сразу же отворилась, и в комнату вошёл Зотов.
— Доброе утро! — поприветствовал меня князь. — Смотрю, тебе не спится.
— Доброе утро, Фёдор Сергеевич! — ответил я. — Если честно, не до сна. Всю ночь разная ерунда снилась, лучше уж телевизор посмотреть. И извините, что я в таком виде, знал бы, что Вы придёте — переоделся.