— К моему большому сожалению, выйдешь на свободу. Если, конечно, за тобой ещё какие-нибудь грешки не вылезут.
— Я согласен.
— Ну, раз согласен, то держи!
Милютин положил на стол перед Левашовым планшет. Молодой граф взял гаджет и спросил:
— Зачем он мне?
— Активируй экран! На этом планшете фотографии всех совершеннолетних эльфов мужчин из ста главных эльфийских родов России. Внимательно отсмотри и покажи нам тех, кто подбил тебя на все твои выходки.
— А если их здесь нет?
— Значит, тебе не повезло. Но я сомневаюсь, что такую сложную и дерзкую операцию курировал какой-то простолюдин. Кстати, раз уж мы заговорили на эту тему, как зовут того, эльфа, который со слов Андреева, всеми руководил?
— Не знаю. Его все всегда называли Ваше Сиятельство.
— Ну тогда его фотография точно есть в этом планшете, если его так называли. Смотри внимательно!
— А зачем вам мои показания, если Андреев их уже дал?
— Не нам, а тебе, — поправил Милютин. — Это ты хочешь, вместо психушки или тюрьмы, вернуться домой и опять возглавить род. Ну и не забывай, показания Андреева и Зотовой позволят предъявить этому высокородному и, возможно, высокопоставленному эльфу лишь участие в похищении, а твои показания — уже повод обвинить его в организации этого самого похищения. Чуешь разницу? Нет? А она есть. Лет так в десять строгого режима разница.
Левашов растерянно смотрел, то на планшет, то на Милютина, ему очень хотелось вернуться домой, но при этом он не доверял главе столичного КФБ. Милютин заметил эти сомнения в глазах молодого графа и сказал:
— Определяйся быстрее, я спать хочу, а оформление перевода в клинику — дело небыстрое.
— Но ведь Вы ещё не разговаривали с Зотовыми и Андреевым, — возразил Левашов. — А если они не согласятся?
— Всё, мне надоело, — сказал Милютин и встал со стула. — Я не вижу смысла дальше терять время. Ты не хочешь идти на сотрудничество.
— Хочу! — воскликнул Левашов и быстро активировал экран планшета. — Я хочу идти на сотрудничество! Я расскажу всё, что знаю! Но когда я смогу поговорить с дедом?
— Тебе кто-то обещал разговор с дедом?
— Но я думал…
— Думать надо было раньше! — отрезал Милютин. — А сейчас Артём Савельевич запишет твои показания, оформит их как свидетельские, а ты указывай всех, кого знаешь, и когда-либо видел, и говори всё, что вспомнишь. И не вздумай хоть что-то утаить!
Затем Милютин обратился к коллеге:
— Артём Савельевич, оставляю Вас с нашим новым свидетелем. Если будут проблемы с коммуникацией, звоните!
— Слушаюсь, Иван Иванович! — ответил Прохоров. — Я думаю, проблем не возникнет.
— А утром у меня на столе должны лежать фотографии и имена тех, кто организовал похищение Зотовой и Андреева!
Сказав это, Милютин грозно посмотрел сначала на следователя, затем на Левашова, после чего вышел из комнаты. И лишь в коридоре опытный сотрудник КФБ позволил себе улыбнуться.
Глава 21
За столом в комнате для допросов сидел пойманный в Москве сообщник похитителей одарённых детей. Несмотря на наличие в его сумке паспортов на разные имена, среди которых не фигурировало имя Егор, представился он именно этим именем — так его сотрудники КФБ и называли. Егор находился в особом изоляторе, и о его содержании знало лишь руководство КФБ, один лекарь и два охранника.
Допрашивали задержанного исключительно Милютин и Глебов. Вот и сейчас Иван Иванович и Родион Степанович сидели напротив Егора и в очередной раз выслушивали его историю, надеясь поймать его хоть на какой-нибудь неточности.
— Честное слово, я ничего больше не знаю, — простонал преступник. — Я уже всё по сто раз вам рассказал за этот месяц, что вы меня здесь мучаете.
— Во-первых, мучить тебя мы пока не начинали, — мрачно произнёс Милютин. — А во-вторых, всего три недели. И, признаться, я уже устал. Тебя узнал один из тех, кто спасся во время похищения, и с его слов ты играл в этом преступлении ключевую роль.
— Так я же не отпираюсь — участвовал. Но ключевую роль не играл. Меня привезли и сдали в распределитель, потом я выполнил свою несложную задачу, и меня отпустили. Разве это ключевая роль?
— На исключительную меру тянет, если не приведёшь доказательств, что те ребята до сих пор живы.
— Да как же я их приведу? Я ведь даже не знаю, где они.
— А где остальная группа? — спросил Глебов. — Кто-то ведь должен знать, куда детей увозят.
— Не знаю, где группа, — ответил Егор. — Меня сразу отпустили, а группа увезла одарённых. Потом я никого из них не встречал, и не знаю, где они могут быть.
— В прошлый раз ты сказал, что тебя таким образом использовали три раза.
— Да, три.
— И между этими тремя преступлениями ты ни с кем из группы не встречался?
— Люди в этих группах всегда разные были. Ни одного я два раза не видел.
— Даже так? — опять подключился к разговору Милютин. — А есть мысли, почему?
— Я понял, к чему вы клоните, — ответил Егор. — Были такие мысли.
— То есть, ты понимал, что каждую партию твоих подельников ликвидировали после преступления, но при этом всё равно шёл на дело?
— Я это не сразу понял — только на третьем деле. Первый раз как-то не придал этому значение.
— Но при этом всё равно собирался на четвёртое?
— Ну, одно дело группу поменять, а другое — найти такого, как я. И к тому же я хотел после четвёртого дела сбежать.
— Такого как ты, говоришь? — усмехнулся Милютин. — А в чём твоя уникальность?
— Я же уже рассказывал. Могу уровень скрыть. Могу скрыть, что инициацию прошёл.
— А реальный уровень у тебя какой?
— Восьмой. Если хотите, я могу показать, как всё это делаю.
— Мы и без твоих показов знаем, как это всё делается. Лет тебе сколько?
— Двадцать два.
— Хорошо сохранился.
— Маленькая собачка — до старости щенок, — заметил Глебов и обратился к Егору: — В двадцать два года ты ведь уже должен понимать, что, как сказал Иван Иванович, твои преступления на исключительную меру тянут.
— Понимаю, — вздохнул Егор.
— И при этом не хочешь пойти на сделку со следствием?
— Хочу. Очень хочу. Но как? Я действительно ничего не знаю. Вот хоть убейте.
— За этим дело не станет, уж поверь. Но сначала будет суд. Закрытый, кончено.
— Скажи, Егор, — опять вступил в разговор Милютин. — Вот с твоих слов, ты работал три раза. Так?
— Да. Два раза в Петербурге и один в Москве.
— И как тебя второй раз не вычислили в Петербурге? Неужели у омбудсмена такая плохая память на лица?
— В Петербургской области ведь три центра — в Петербурге, Выборге и Луге. Первый раз меня в Выборг доставили. Второй — в Петербург. А в Московской области два — в Королёве и Серпухове. В Королёвском я уже был.
— Значит, ещё две операции точно планируются. Это с тобой. А так ещё неизвестно сколько.
— Да, со мной две. Но я же сказал, что хотел осенью отработать в Москве, получить деньги и убежать.
— Куда?
— Пока не знаю. За границу.
— Какой наивный юноша, — усмехнулся Глебов.
— Давай-ка подробнее про осеннюю операцию! — сказал Милютин.
— Я вам уже несколько раз говорил, что ничего пока не знаю. Меня предупреждают за две недели. Инструктаж по дороге.
— Кто предупреждает?
— Степан.
— Фамилия у Степана есть?
— Явно есть, но я её не знаю. Я даже не уверен, что он вообще Степан.
— Он орк? — спросил Глебов.
— Нет. Человек, — ответил Егор.
— Среди участников групп были орки или эльфы?
— Нет. Я ведь это тоже не раз говорил — только люди.
Некоторое время Милютин и Глебов молчали. Затем глава столичного КФБ тяжело вздохнул и спросил пленника:
— И что нам с тобой делать? Информации ценной ты нам так и не дал. Время на тебя тратить уже просто жалко.
— Я рассказал всё, что знаю. Честно.
Неожиданно Глебов встал, протянул руку в направлении Егора и сделал резкое движение ладонью, будто что-то выбросил в допрашиваемого. Пленник тут же обмяк, потерял сознание и едва не упал со стула.
— И ведь не врёт, — вздохнув, сказал Глебов, глядя на Егора и продолжая делать пассы рукой. — Я чувствую, что не врёт гадёныш.
— А если закрылся? — спросил Милютин.
— Шанс есть, но тогда он просто суперспециалист, и уровень у него далеко не восьмой. Я чувствую, как он боится, иногда до паники, но ни разу мне не показалось, что он врёт. А закрываться избирательно может далеко не каждый. Да и в голову мы к нему уже три раза лазили — и всё без толку.
— Если всё так, как Вы говорите, то и пытать его бесполезно, — вздохнул Иван Иванович.
— Абсолютно, — согласился Глебов.
— Но не можем же мы его взять и отпустить или расстрелять! — воскликнул Милютин. — Это единственная ниточка, которая связывает нас с похитителями детей. Да и Александр Петрович мне этого не простит — такой переполох в Москве, и всё просто так?
— Полностью с Вами согласен, Иван Иванович. Упускать такую возможность нельзя. Надо заставить его с нами сотрудничать, ждать отмашки на операцию в Москве, а там уже по обстоятельствам что-то предпринимать.
— Проблема в том, что пока он у нас в подвале, ему не сообщат деталей операции, а если его отпустить, то дать стопроцентной гарантии, что он не сбежит, я не могу. Я и пяти процентов дать на это не могу. А ограничить его в передвижениях нельзя, это может вызвать подозрение у его нанимателей. Но если не ограничивать, то как ни следи, сбежать он сможет в любой момент. Не мне вам это рассказывать. Замкнутый круг!
— Да, ситуация не самая приятная, — согласился Глебов. — Но мы ещё не испробовали способ Александра Петровича.
— К сожалению, мне он его детали не раскрыл.
— Мне тоже.
— А было бы очень интересно узнать. Я вот совершенно не представляю, что тут можно предпринять. С ним ведь нельзя ничего сделать. Всякое воздействие на него будет заметно любому сильному одарённому или лекарю. Ведь всё это отражается на ауре — любое наложенное заклятие. Единственная возможность — это заставить… — Милютин запнулся, подбирая слова. — Даже не заставить, а как-то уговорить его сотрудничать. Но я не представляю, как это сделать.