— И им не будет за меня стыдно? — опять не удержался я от колкости. — А что скажут их друзья, знакомые? А не пострадает ли от этого репутация моего отца? А как на это отреагирует дед?
Дядя Володя выслушал мои слова и совершенно спокойно ответил:
— Поверь, Роман, не так-то просто расставаться с вековыми стереотипами. Сам факт, что они пригласили тебя в гости — уже многое значит. Они готовы идти навстречу. Они готовы меняться. Дело теперь за тобой — примешь ты их приглашение или нет.
— Конечно, приму, — ответил я. — Вы даже не представляете, как я хочу увидеть Андрея и Машу. Когда это можно сделать?
— Через три дня я поеду в Петербург, могу взять тебя с собой.
— Буду очень признателен.
— Но я выезжаю рано утром.
— Хоть ночью. Просто скажите, где и во сколько мне нужно быть.
— Ты живёшь в общежитии Кутузовки?
— Да.
— Ну вот будь готов в шесть утра. Я за тобой заеду. А теперь расскажи мне, как ты устроился в академии? Как учёба? Каких успехов добился? Как, вообще, жизнь у тебя в столице?
Я принялся рассказывать о жизни в Новгороде и учёбе в академии, опуская некоторые детали, вроде моего похищения и нескольких попыток меня убить. За разговорами и обедом незаметно пролетели полтора часа. Перед тем как расстаться, дядя Володя ещё раз напомнил, чтобы я не забыл через три дня ровно в шесть утра, быть готовым к поездке в Петербург. Это напоминание однозначно было лишним — забыть о предстоящей поездке домой было просто невозможно. Я был уверен: все эти три дня я только и буду делать, что думать о ней и готовиться к предстоящей встрече с родными.
Только я вернулся в общежитие, как позвонил Милютин и сообщил, что в шесть часов за мной заедет его личный водитель, чтобы отвезти в управление КФБ. Я посмотрел на часы — было без двадцати шесть. Предупредил Милу, что мне нужно ещё на пару часов отлучиться и не спеша направился к главному корпусу дожидаться машину.
Водитель Милютина мало того что привёз меня в управление, так ещё и проводил в кабинет к шефу. Иван Иванович пребывал в хорошем настроении или хотел, чтобы я так думал. Едва я зашёл в кабинет, он улыбнулся и сказал:
— У меня для тебя хорошая новость, человек в банном халате! Орки решили лишний раз не накалять обстановку и не портить отношения с Александром Петровичем. Они простили тебе разрушенный блокпост, вывороченную дорогу, уничтоженный кусок леса и сняли все обвинения. Разумеется, парковщику и хозяину внедорожника мы выплатили компенсации, а вот ущерб, нанесённый области, нам простили. С чем я тебя ещё раз поздравляю! Так что можете с Егором Андреевичем оставить ваши попытки научить тебя строить ледовую дорогу на десятом уровне. Никаких следственных экспериментов не будет.
— Спасибо! Это очень хорошая новость. Но неужели Вы меня вызвали только ради того, чтобы её сообщить?
— Смекаешь! Не только для этого, — согласился Милютин. — Есть у меня к тебе предложение. Очень серьёзное. Пожалуй, даже слишком серьёзное для шестнадцатилетнего парня, но, кроме тебя, мне не к кому обратиться.
— Я внимательно слушаю Вас, Иван Иванович. Вы же знаете, если я хоть чем-то могу помочь, то всегда это сделаю.
— Знаю. Но в этот раз речь пойдёт не о простой помощи. Мы ведь сломали этого Егора, выяснили некоторую информацию. Ещё раз тебе спасибо за такого ценного кадра. Но к сожалению, этой информации недостаточно, чтобы спасти похищенных ребят.
— Мне очень жаль.
— А как нам всем жаль, ты даже не представляешь. Мы подобрались к похитителям максимально близко. Но дальше — всё. Егор не знает, кто за этим стоит и где держат похищенных ребят. Но он сказал нам, что осенью будет ещё одна операция. Ещё одну партию одарённых ребят планируют выкрасть. Единственный наш шанс добиться успеха — отправить с этой группой своего человека.
— Вы же не хотите меня отправить? — невольно вырвалось у меня, хотя я сразу понял, что именно это Милютин и хочет.
— Кроме тебя некого, — вздохнув, ответил Иван Иванович. — Я даже не знал, как тебе это сказать, всё же дело непростое. И хорошо, что ты сам всё понял.
— Да как тут не понять? Только я не представляю, как такое возможно.
— Технически проблем с этим быть не должно. Главное — чтобы внедрённый умел скрывать уровень и факт активации Дара. И ты один из немногих, кто на это способен. Уровень ты уже умеешь скрывать, факт активации тоже научишься. С твоими способностями это нетрудно.
— Но это ведь не главное. Надо ещё как-то в распределитель попасть.
— С этим, как раз таки, всё легко. Следующую партию планируют похитить в Москве. Мы отправим тебя в распределитель, вместо одного из орков.
— Думаете, никто не заметит?
— Я ездил сегодня в Москву, встречался с очень уважаемым орком, у которого год назад похитили старшего сына. Всё это время он пытается его найти, постоянно на связи с нами. Кое-что раскопал, но этого недостаточно. Осенью исполняется шестнадцать лет его младшему сыну, они у него погодки. Князь согласился объявить, что его младший сын тоже человек, спрятать парнишку, а под его именем отправить в распределительный центр тебя. Ну, разумеется, если ты согласишься. Егор заранее сообщит нам дату операции, поэтому время у нас будет, всё организовать.
— А если этот Егор меня выдаст? — задал я самый напрашивающийся вопрос.
— Здесь не переживай, — ответил Милютин. — Он никогда ничего уже не сделает наперекор нам. Можешь мне поверить.
— Вам-то я верю. А вот ему — нет.
— У него нет вариантов. Если он совершит какую-нибудь глупость, мы его убьём, где бы он ни был. Понимаю, звучит не очень убедительно, но если ты примешь решение помочь нам, то я предоставлю тебе неопровержимые доказательства того, что Егор нас не подведёт.
Я призадумался. С одной стороны, очень хотелось помочь спасти ребят. Особенно после того, как я уже сделал большой шаг в этом направлении, поймав Егора и передав его КФБ. Но с другой — мне уже хватало приключений. В памяти вспыли и бегство от бандитов в лесу, когда мы с Милой чудом спаслись, и подвал Левашовых, когда меня расстреливали в упор, и похищение меня и Арины сначала эльфами, затем Левашовым-младшим, да и те же приключения с Егором в Москве.
И ещё мне казалось, что весь свой запас везения я уже исчерпал. Когда-то оно должно было закончится. И почему-то было ощущение, что именно на планируемой Милютиным операции это и произойдёт. Да и просто было страшно. Раньше я всегда оказывался в опасных ситуациях либо не по своей воле, либо в силу принятия импульсивного решения, основанного на эмоциях. А вот чтобы осознанно и обдуманно подвергать себя невероятному риску — такого ещё не случалось, и на это я не был готов.
Да и, признаться, при всём моём желании помочь КФБ в поисках ребят, в тот момент думал я больше не об этом, а о предстоящей поездке домой. И это всё словно разложилось на разные часы весов: с одной стороны, дом, родные, приятные воспоминания, уют и спокойствие, с другой — невероятный риск и очень маленькие шансы остаться в живых. Как ни тяжело было отказывать, но мне пришлось это сделать.
— Мне очень жаль, Иван Иванович, — сказал я. — Но боюсь, что я не готов к такому испытанию.
— К такому нельзя быть готовым, — совершенно спокойно ответил Милютин. — Но мы тебя подготовим. Время есть.
— Нет. В этот раз я не смогу Вам помочь. Прошу меня простить.
— Мне не за что тебя прощать, я всё понимаю. Ты уже много для нас сделал. И ты тоже прости, что обращаюсь к тебе с такой просьбой. Как я уже сказал, просто больше не к кому.
Иван Иванович аккуратно давил на психику, но я решил держаться. Хотя было непросто.
— Я понимаю, что тебе страшно, — продолжил рассуждать Милютин. — Это нормально. Тут не каждый взрослый специалист справится, а ты неподготовленный подросток. Но я уверен, что ты справишься. После Москвы уверен. Ещё после того как ты спас Арину и доставил нам Левашова, было ясно, что ты не простой парень. Но после Москвы я в этом уверен.
«А я после Москвы уверен, что геройство — не моё», — подумал я, но вслух это произносить не стал.
— Ты подумай недельку или даже месяц. У нас всё равно больше нет никого, кто мог бы с этим справиться, — продолжил давить на мою психику Милютин. — Это непростое решение. Его так легко не принять. Это опасно, но это твой шанс!
— Шанс наконец-то погибнуть? — не удержался я. — Причём немаленький шанс.
— Ты чуть не погиб на турнире в академии, но при этом два раза выжил там, где другие бы не смогли. Для тебя высчитывать шансы — дело неблагодарное. Операция предстоит сложная и связана с большим риском, но для тебя она, возможно, будет приключением вроде поездки в парк аттракционов. Ты способный. И умный.
Милютин улыбнулся, подошёл ко мне, похлопал по-отечески по плечу и добавил:
— Мы примем и поймём любое твоё решение. Номер мой знаешь. Звони в любое время.
— Благодарю Вас за доверие, Иван Иванович! — ответил я, будучи на девяносто девять процентов уверенным, что откажусь от участия в столь рискованной операции, которая даже отдалённо не казалась мне похожей на поездку в парк аттракционов.
От услуги водителя я отказался, решив прогуляться по вечернему Новгороду и разложить, кружащиеся в голове вихрем мысли по полочкам. И большинство из них так или иначе были связаны с возможностью посетить родной дом. Как я и сказал дяде, я до сих пор был зол на родителей и не особо хотел их видеть. По крайней мере, мне так казалось. Но от одной лишь мысли, что я увижу брата и сестру, на лице невольно возникала улыбка. Я очень по ним соскучился.
А что касается родителей, больших надежд на улучшение их отношения ко мне я не питал. Было понятно, что такие, как они, не меняются. А если и меняются, то не быстро и не сильно. О таких отношениях, как в семье Глеба или Милы можно было и не мечтать. Даже если родители и захотели бы чего-то подобного, то дед не дал бы им совершить такой, с его точки зрения, ошибки. Седовы-Белозерские всегда были образцом эльфийской морали и верными последователями многовековых эльфийских традиций. И ещё, как мне казалось, вековой эльфийской упёртости и глупых эльфийских предрассудков.