Я послушно кивала, как китайский болванчик, в ответ на словоизлияния подруг. Не потому что разделяла их восторги и уверенность в своем ясном будущем. Просто не могла сейчас реагировать как-то по-другому. В ушах все еще стоял нечеловеческий крик, и слышалось в нем столько отчаяния и боли, что у меня сердце в груди разлеталось осколками. Снова и снова, пока думала о них. А ни о чем другом, кроме ледяных ари, я не могла больше думать.
Вскоре подруг сменили нарисовавшиеся в невестиных покоях советники, возглавляемые своим неизменным вожаком – Тригадом. Явились всем скопом или, скорее, стаей и… принялись передо мной извиняться.
Тут уж я окончательно впала в прострацию и выходить из нее категорически отказывалась. А еще всерьез подумывала о том, чтобы впасть и в спячку.
Реальность, если честно, пугала…
Я настолько обалдела от всего происходящего, от медовых речей магов, от которых мозги окончательно слиплись, став похожими на комок переваренной манной каши, что просто продолжала бездумно кивать. Со всем соглашалась. И с предложением задержаться, и с уговорами попытать счастья в финале. И слушала, слушала, слушала бред о том, как они сожалеют о поспешном и, ясное дело, опрометчивом решении его великолепия. Как о нем сожалеет само великолепие, и что они все дружно будут из штанов выпрыгивать, лишь бы этот неприятный инцидент быстро и навсегда улетучился из моей памяти.
Театр абсурда – что еще скажешь.
К вечеру я почти очухалась. Спасибо успокаивающим настоям Хордиса и заботе Мабли. Единственное, из-за влияния первых чувствовала себя немного вялой. Но наверное, это и к лучшему. Иначе при виде «сожалеющего» Герхильда во мне бы опять забурлили эмоции, как ядовитое зелье в котелке у злой ведьмы.
– Мне жаль, эсселин Сольвер, что вам пришлось пережить еще одно потрясение в этих стенах, – с места в карьер начал заявившийся ко мне на ночь глядя наследник. – Можете остаться в Ледяном Логе. Для всех вы по-прежнему моя невеста.
И это называется извинения? Только что меня не попросили остаться, а милостиво разрешили задержаться. Надо же, сколько чести.
Старейшины выступили однозначно лучше. Из Герхильда актер, как из меня императрица.
– А для вас, ваше великолепие? Кто я? – подняла на тальдена глаза.
Нас разделяли несколько шагов и пристальный надзор монахини, следившей за порядком в казарме, то есть в спальне.
Где бы найти такую монахиню, чтобы последила за порядком у меня в голове и в сердце. А то уже надоело жить в этом бардаке.
– Я и сам не раз спрашивал себя об этом, Фьярра.
Вроде бы и ответил, а яснее ничего не стало. И тут же решил закругляться, будто мое общество его угнетало. Конечно! Пришлось ведь оставить меня здесь не потому, что ему этого хотелось, а потому что раскапризничались ари.
Его льдистость собирался уже уйти в закат, когда я его окликнула:
– Разрешите отвязать Снежка?
Скальде обернулся, отгораживаясь от меня привычной стеной изо льда.
– Как уже сказал, можете не беспокоиться за кьерда. Даю вам слово, с ним ничего не случится. И пожалуйста, в эти оставшиеся до финала дни давайте обойдемся без сюрпризов.
А ты, пожалуйста, перестань изображать тут холодильник!
Герхильд ушел. Следом за ним убралась и монахиня. Еще долго я лежала без сна, снова и снова прокручивая в уме его слова. Понимая, что Скальде уже все решил для себя. Он выбрал ари. Ту, на которой собрался жениться.
А меня, несмотря на прогнозы подруг, оставил просто в качестве статиста.
Глава 28
Утром представление продолжилось. Не успела переступить порог Карминовой столовой, как чуть не захлебнулась приторным вниманием и карамельной заботой.
Скоро у меня случится передозировка сладким. А еще интоксикация. Придворной свахой. Которая вдруг из фьярроненавистицы превратилась в мою ярую фанатку. Эссель Тьюлин весь завтрак мне испоганила. Тем, что все время крутилась рядом, чуть ли не пылинки с меня сдувая. Удивительно, как еще не захватила с собой опахало…
Устроительница отбора то отвешивала комплименты, с елейной улыбочкой заверяя, какая я у них замечательная, то сетовала, что «эсселин Сольвер слишком бледная», и советовала сразу же после завтрака «вызвать к себе на осмотр лекаря».
– Юным девицам вроде меня не пристало осматривать мужчин. Даже лекарей.
Гленда и Ариэлла, не сдержавшись, тихонько прыснули и поспешили спрятать улыбки за наполненными горячим отваром стеклянными кубками. Придворная командирша открыла было рот, наверное, собиралась по привычке меня отчитать. Но вспомнив, что я теперь фаворитка совета магов, а с ними надо считаться, проглотила уже готовое прорваться наружу недовольство и продолжила фальшиво лебезить:
– Эсселин Сольвер, вы у нас такая шутница.
Майлоне и Рианнон, в отличие от моих подруг, было не до веселья. На протяжении всей трапезы обе издавали одинаковый характерный звук – скрежетали зубами. Да так громко, что казалось, они у них к концу завтрака раскрошатся.
Не успела эссель Тьюлин убраться из столовой, как эти две смертельно обиженные заявили в голос, что отныне они мне слова не скажут и даже не посмотрят в мою сторону. Видите ли, я играю не по правилам, склоняя на свою сторону ледяных ари.
– Интересно, и как же я их склоняла? – подперла подбородок руками и, вскинув брови, посмотрела на юных злопыхательниц.
– Магией, конечно! – выпалила Рианнон.
А эсселин Фройлин обиженно поддакнула:
– Наверняка тебе помогает кто-нибудь из магов. Иначе бы ты здесь не осталась!
– Просто Фьярре суждено быть с его великолепием, – подалась к этим бурундукам в платьях Ариэлла. – Смиритесь наконец и угомонитесь. Уже тошнит от ваших истерик.
Меня, если честно, тоже тошнило. От всего. От зависти соперниц, от пребывания в этом враждебном, несмотря на новоявленный лоск доброжелательности, месте. Но особенно – от неизвестности.
Занятия с эссель Жюдит помогали ненадолго отвлечься. Во время их я старалась не думать о том, что исполнять танец ветра придется перед тальденом. Мужчиной, который сначала отрекся от меня, воспользовавшись первым подвернувшимся под руку предлогом, а потом милостиво, от широты своей драконоледяной души разрешил остаться.
Для чего – непонятно.
Может, хотел, чтобы поприсутствовала на его свадьбе и сердечно поздравила новобрачных?
Садюга.
Честное слово, стараться не буду! И вообще, танцуя для Скальде, буду представлять, что он – часть башни. Промерзшая каменная кладка.
И это было почти правдой. Затянутый ледяной коркой камень…
С каждым днем напряжение возрастало. И не последнюю роль в том, что я вся была как на иголках, а еще ножах, копьях и вязальных крючках, сыграла Блодейна. После моего исключения из отбора и последовавшего за этим возвращения мне статуса невесты вельможного драконолорда морканта со мной так и не связалась. И это пугало больше, чем если бы она обрушилась на меня ураганом.
Никак не покидали тревожные мысли об оставленных на Земле близких. О Леше, которому ведьма грозила расправой в случае, если что-то пойдет не так.
Что, если Блодейна решит проучить меня за ослушание, наказав кого-нибудь из моих родных? Что, если уже проучила? Наказала… А я здесь пребываю в неведении, танцую целыми днями да на примерки праздничного наряда для свадебного пиршества бегаю. А Леша тем временем и мама с бабушкой…
Господи, пусть с ними все будет в порядке!
Эта неопределенность, неопределенность во всем, сводила с ума. Куда подевалась беззаботная, неунывающая Аня – я и сама не представляла. В нервной, легко впадающей в раздражение или смятение девушке, пребывавшей в постоянном ожидании очередной подножки или кинжала в спину, я не узнавала саму себя.
Намеренно выжимала из себя в танце все соки, чтобы сил на изматывающие душу мысли к вечеру уже не оставалось. После уроков с эссель Жюдит быстро ужинала и ложилась спать. Розенне на радость.
Однако вечером накануне выступления я пребывала в еще большем волнении. После тренировки на вершине винтовой башни, во время которой чуть не поседела от страха, поняла, что уснуть не смогу.
Наплевав на предостережения монахини, что, если я опять ее ослушаюсь, она мне покажет небо в алмазах, не посмотрит на то, что дочь князя и любимая старейшиновская алиана, сразу после генеральной репетиции танца я удрала в парк. Мне был необходим хотя бы крохотный глоток свободы.
И свежего воздуха. Оказавшегося ну очень свежим. На вершине Северной башни тоже было, мягко говоря, прохладно, но там, разгоряченная танцем, я холода не ощущала. А здесь, в саду, укрывшись в беседке, что соседствовала с одной из безымянных ари, сидела, обхватив себя руками, и дрожала.
Без теплой накидки и перчаток свобода как-то не радовала.
По подножию статуи змеился волшебный кустарник. Вечнозеленым куполом укрывал беседку, спускался по ее витым колоннам ледяными цветами. Вечерело. Сад блекнул в наползающих сумерках, а тугие бутоны, наоборот, становились ярче, напитывались блеском. Медленно на моих глазах раскрывались, превращаясь в пышные цветы. Вокруг серебристых тычинок светлячками роились крупинки света, а в лазурной глади лепестков мне виделось мое собственное размноженное отражение.
Скальде говорил, что цветы Арделии могут показать кого угодно. Любого человека, как бы далеко он ни находился. Интересно, а мог бы цветок показать мне Землю?
Если сорву один, чтобы узнать, что там с моими, это посчитают очередным «сюрпризом»? И что мне за это будет? Опять попытаются выгнать? Или, как того требуют их варварские обычаи, отрубят на фиг руки? А что! Старейшины вполне могут решить, что и безрукая алиана способна стать императрицей.
Я настолько ушла в свои глупые мысли, что, когда из них вынырнула, обнаружила возле себя Герхильда. Тальден навис надо мной всей своей властностью, всей своей мощью, огромной тенью, заставив снова почувствовать себя крошечной песчинкой. То ли он двигался совершенно бесшумно, то ли я настолько отгородилась от окружающего мира, что ослепла и оглохла – его появление стало неожиданностью. Приятной или неприятной – еще предстояло выяснить. Вздрогнула, когда он поднялся в беседку. Улыбнулась невольно, когда набросил мне на плечи свою куртку.