— Скажите, следователь, вы нашли всю одежду Петра Васильевича?
— Ну, думаю, да, а что?
— Когда вы нашли Петра Васильевича, он спал в носках?
— По-моему, да, а это имеет значение?
— Имеет, но только в том случае, если они не были в болоте.
— Да, нормальные серые носки, без всякой грязи…
— Тогда вот вам первый ответ, на вопрос: «Что я нашел?»
— Да?
— Вот эти туфли никто не надевал. Скорее всего, их подарила Петру Васильевичу его жена — Клара. И чтоб сделать видимость, что они были обуты в день убийства, преступник испачкал их, предположительно где-то возле огорода. Недавно прошел дождь, такого болота на асфальтированных тротуарах я не видел, да и сомневаюсь, что преступник стал бы его искать. Грязь могла остаться возле клумб, или огородов. А их никто не носил, потому что подошва даже не тронута, да и стелька мягкая, не протоптанная.
— Ого. Да ты настоящий Шерлок Холмс. А скажи, если не секрет, зачем тебе блузка жертвы?
— Да, кстати, я хочу ее взять в морг. Я собираюсь доказать, что Клара стояла с поднятыми руками, а не пыталась сбежать.
— И, что тебе это даст?
— А то, что она знала убийцу, и знала, что он не способен на убийство. Она пыталась просто уйти, надеясь на то, что преступник не нажмет на курок, а значит преступник — это кто-то из близких знакомых. Сюда я включаю возможного любовника, частого знакомого Петра Васильевича, который часто приходил в гости, частого покупателя и родственника, который либо живет рядом, либо часто приходит.
— Этого я не ожидал даже от следователя, не то, что от тебя. Слушай, мне начинает казаться, что ты все-таки оправдаешь Петра Васильевича. Давай поступим следующим образом: я постараюсь отсрочить судебное заседание. Почему постараюсь? Просто все эти доказательства не прямые и не указывают на преступника, хотя и открывают путь к нему. Но, все же, ты постарайся успеть в прежний срок. Ладно?
— Ладно. Так вы дадите мне ненадолго эту блузку?
— Да, конечно. Только сегодня же ее принеси, или отдай лейтенанту Реуцевичу.
— Хорошо, договорились.
Я положил туфли в пакет, потом обратно в коробку, которую следователь Бурков прикрыв, положил ее на прежнее место на полке.
Лейтенант Реуцевич уже ждал меня в кабинете следователя. Попрощавшись со следователем, мы отправились в путь к временному месту упокоения — моргу. По дороге я собирался духом и старался не представлять ту обстановку, на столько, на сколько это было возможным. Когда мы к нему подошли, меня охватило волнение. Плохую ауру чувствуешь душой. Здание было довольно большим и отделено от территории больницы, но находилось рядом. Оно соответствовало моим представлениям. Внутри почти все комнаты освещались искусственным светом, но на удивление не было слышно неприятного запаха. Довольно свежий воздух. Лейтенант что-то сказал дежурному врачу и тот повел нас жестом в небольшую комнатку, усыпанную железными дверцами, что торчали из стен. Они были так близко друг к другу, что стена напоминала плиточный пол. Ну, мне она напоминала кафель, что напоминала она лейтенанту, я не знаю. Но могу сказать точно, что он не очень радовался приходу сюда. Врач открыл дверь под номером девять. Из темной прямоугольной дыры в стене, он вытянул Клару на железном ложе, что ли. Даже и не знаю, как бы это преподнести. Походило на большое прямоугольное блюдо на роликах, только на нем было тело, укрытое белым полотном. Врач аккуратно свернул простыню к ногам Клары и… Я замер. Я никогда не видел мертвого человека. Я не боялся, не волновался, не… Я просто стоял и смотрел. В голове моей было так пусто, что можно было слышать отражения звука от стенок моего черепа. Те звуки издавали лейтенант и врач. Я не понимал их, но когда врач начал закатывать тело обратно, в ту черную бездну, я вдруг очнулся. У меня перехватило дух, и началась одышка. Я опустился на колени и вытянул вперед правую руку, указывая соответствующим пальцем вверх. Врач остановился:
— Вы в порядке?
— Да. Мне лучше. Спасибо, — выпрямляясь, сказал я.
— Продолжим?
— Да.
Врач вытянул тело обратно. В тот момент я сам с себя был поражен. Я не ощущал ни малейшего беспокойства, зато я был охвачен другим чувством — любопытством. Лейтенант начал просить приподнять тело, чтоб можно было надеть на нее блузку, но я его перебил:
— Скажите, доктор, выходное отверстие всегда шестиугольное?
— Ого, я не думал, что вы так быстро отойдете, — потирая, затылок сказал
— Так все же?
— Нет. Только, когда пуля летит с большой скоростью, или…
— Или когда стреляют в упор.
— Ну, вообще-то, я хотел сказать о мягких тканях, но…
— Стоп… Вы не проводили вскрытие?
— Нет. Во-первых, родители запретили, а во-вторых…
— В этом не было необходимости, потому что дыра такого размера, что через нее можно смотреть, как в дверной глазок? Вы это хотели сказать? — слегка повысив голос, промолвил.
— Нет. Я хотел…
— Если бы вы действительно хотели, то заметили, что вначале ей сломали ребро, которое по необыкновенной случайности пронзила пуля. Ребро завибрировало и поглотило некую часть энергии, но все-таки при выходе пули, кожа треснула в шести местах. И я не удивлюсь, что вы приняли синяк от отдачи пистолета на спине, за посинение в результате кратковременного припадка, что вызвал тахикардию, а именно несколько мощных ударов, как вы и написали в своем отчете, — еще повысив тон, сказал я.
В тот момент ко мне обратился лейтенант и мягко намекнул, чтоб я сбавил обороты. Он попросил объяснить свои суждения, глядя в изумленные глаза доктора. Тогда я приубавил тон:
— Ладно, я все поясню. Смотрите сюда. В коже, возле выходного отверстия пули, есть небольшой, острый бугорок. Так совпало, что осколок ребра не до конца пронзил кожу и застрял в ее слоях. Скорее всего, вы глядели на него и думали, что это гематома, или что-то другое, но если бы вы взяли фонарик и заглянули внутрь, даже с любопытства, то увидели бы, то самое сломанное ребро. С чего я взял, что ребро было сломано? Ответ очень прост. Сейчас Клара выдохнула последний воздух, что был у нее в легких. Грудь немного просела, а в районе третьей пары «настоящих ребер» вы видите то, что осталось от синяка. Синяка от игрушки. Ею он и сломал ей несколько ребер. Это хорошо видно, когда свет падает со стороны головы. Едем дальше. Синяк на спине, вокруг входного отверстия. Переверните. Вот… Его вы должны были заметить, только вы, доктор, не учли тот факт, что при тахикардии с простреленным сердцем, она разбрызгала все свои 3-ть литров. Соответственно, комната была в брызгах, чего я не видел. На полу только лужа крови и пару брызг в радиусе метра, и все. Ваш отчет придется переделать. Когда-нибудь на досуге поиграетесь.
Я развернулся и ушел не попрощавшись. Через минуту меня догнал лейтенант Реуцевич:
— Ничего себе. Ты посадил патологоанатома просто голой задницей в большую лужу.
— Просто не люблю, когда из-за таких мелочей страдают люди, невинные люди. Вот вы видели. Все началось с мелочей, а объединивших воедино, получилось новое представление об убийстве.
— Зато кофточку не довелось надевать.
— Да. Это радует.
Мы последовали прямиком в отделение, чтоб отдать блузку и рассказать о случившемся следователю Буркову. На месте его не было, поэтому мы прошли процедуру возвращения блузки с лейтенантом Реуцевичем. Мне хотелось посмотреть на туфли и снять их подошву на фотоаппарат, но этого мне было мало. Единственным местом, где я не был, был дом Петра Васильевича. Я почти был уверен, что хоть что-нибудь там найду. По дороге к дому Петра Васильевича меня тревожила одна мысль: почему убийца застрелил жертву в упор, что там такого случилось? Я до сих пор сомневался в том, что она знала убийцу. Меня тревожило и то, что пока я находил доказательства того, что Петр Васильевич не убивал Клару, а круг подозреваемых не сужался, им мог быть кто угодно. Надо что-то менять в методике расследования, либо я что-то теряю из виду, просто не замечаю. Оба предположения мне казались правильными.
Мы подъехали к дому Петра Васильевича. Чтоб далеко не ходить, я направился к гаражу. Машина, которую я видел, была на штрафплощадке, по крайней мере, мне так сказал лейтенант. На грунте я нашел несколько следов от шин и, к счастью, свежих. Я сделал несколько фото, потому что знал, что мне стоит над ними повозиться. Мы зашли в дом. Я начал с последнего, что видел в доме — с туфель. На сколько я их запомнил, то они были направлены носками на меня. Думаю, это еще одна чушь. Преступник явно спешил и соответственно нервничал. Поэтому и развернул туфли таким образом. Я дико сомневаюсь, что накаченный наркотой человек станет разуваться под тумбой, либо приносить сюда эти туфли, аккуратно сложить их носками к себе, потом впопыхах раздеться, неряшливо бросив одежду и повалился спать. Либо другой вариант. Он еще не был под кайфом, потому что он нормально себя чувствовал в магазине… Нет, это тоже чушь. Оно не вяжется к делу. Я осмотрел весь дом и ничего не нашел. Все вещи были аккуратно сложены, даже нижнее белье и предметы быта, но этим всем он не успел воспользоваться.
Нет. Я явно что-то опустил. Я сидел дома и пытался провести хоть какую-то зависимость смерти Клары и автором этого представления, пока не вспомнил о фото следов колес и подошвы. Я сравнил подошву на моем фото и отпечаток, обнаруженный мною ранее — они не совпадают, хотя похожи. Это меня немного подбодрило и натолкнуло на мысль о том, что у убийцы были такие же туфли, но похоже у фирмы уникальные подошвы у каждой партии. На снимок со следами шин я потратил немного больше времени, приблизительно три часа, и знаете, что я нашел? А ни фига я не нашел, зато кое-что наблюдал. Я наблюдал еще одну тупость: когда я впервые там был, то видел машину повернутой багажником ко мне. Петр Васильевич всегда любил заезжать в гараж задом, чтоб быстрее выехать было можно. Именно так он парковался возле магазина всегда, кроме последнего раза. На следах это тоже отражалось. Были видны слабые следи, ведущие по кругу. Значит, Петр Васильевич разворачивался во дворе и заезжал задом машины в гараж.