или он знал о Надии больше, чем Высший Правящий страной?
Раздался стук в дверь.
— Да, — глухо произнёс Арм, оборачиваясь к двери и восстанавливая маску на лице.
— Мой крон-эллин! Узнав об аресте лериссы, ресс Толл убыл из дворца в неизвестном направлении.
Арм нахмурился.
— Найти. И вызови ко мне главного дознавателя ликвидационных лагерей. Немедленно.
Крон-эллин вернулся за стол и сжал зубы до хруста в челюстях. Он надеялся на помощь друга. Во все тяжелые времена это было единственное и сильное дружеское плечо. Ещё не было случая, чтобы во дворце не знали, где находится ресс Толл. Ещё одна измена?
Арм глухо зарычал и закрыл глаза. Вспомнился пресловутый блок Надии.
Вновь раздался стук в дверь.
— Да.
— Мой крон-эллин, главный дознаватель прибыл.
— Зови.
Вошёл коренастый, среднего роста маг в одежде, напоминающей военную. Он не успел произнести формальную приветственную фразу — Арм его прервал.
— Нахождение в ликвидационном лагере лериссы Надии Годир засекретить. С ней могут работать только лица, давшие специальную клятву верности. Дознавателей должно быть не более двух. Палач — один. Работать с ней сразу по второму уровню. Докладывать о передвижении ресс Толла по стране. Доставить ко мне при первой возможности.
— Мой крон-эллин, но второй уровень применяется после…
— Обыкновенный допрос ничего не даст. Свободен, — прервал его Правящий.
Взяв со стола Драконью книгу, Арм вышел из кабинета вслед за главным дознавателем и, проходя мимо Гайла, приказал отменить все назначенные встречи до особого распоряжения.
***
Надя застонала, очнувшись очередной раз. Она лежала на животе, болезненно ощущая каждую неровность грязного каменного пола. Вдыхала его вонючий запах и запах крови. А ещё запах собственного давно немытого тела. Слушала лёгкое шипение магии, вырывающейся из протоков очередных срезанных плетью волос. Их слишком неаккуратно закрепляли на голове. Зачем хранить магию преступницы?
Глаза не открывала. Знала — там только кровавый туман. Она, кажется, уже привыкла к боли. Потому что больнее уже не может быть. Организм сам отключает сознание, если порог терпения пройден. Она ещё жива. Жива благодаря гордости. Жива благодаря желанию жить. Но прекрасно осознавала, что жить ей осталось недолго. Если Арм сразу не забрал её из ликвидационного лагеря, то его решение твёрдо.
Застонала… он Правящий… он следует закону. Одна надежда — или Жрец, или ресс Толл её найдут. Но передать им весточку никакой возможности не было.
Горько усмехнулась, вспомнив, как её принесли сюда. Завернутую в большой мужской плащ. Чтобы никто не увидел новую узницу. Вытряхнули из плаща и толкнули на пол. У неё опять личные покои, правда, совсем без мебели. Камера с дыркой в полу и собственная пыточная. Хорошо, что пока только цепи и плеть. Тоньше, чем у Жреца. Словно лезвие, она резала кожу. И волосы.
Мысли текли медленно, вяло. Зато они оживали, когда её хлестали плетью. Хлестали по спине, по груди, животу, ногам, рукам. Не трогали только лицо. Крик глушил боль. И она кричала… всё, что о них думает… и на обоих языках.
А потом они её чем-то мазали, иначе нечего будет резать в следующий раз. Но боль этой мазью не снималась. Одежды на ней уже не было, она изрезанными клочками слетела в первую же экзекуцию. Остались только ограничивающие магию браслеты. И иногда проявлялась татуировка Хранителя.
«Где же ты, Хранитель? Ни Жреца, ни тебя не дозваться. А ещё мир магии называется…»
С ней даже предварительно не стали беседовать, не стали допрашивать. Средневековье… мать твою… С ходу: удар, вопрос, удар, вопрос, удар, вопрос. Но нужных ответов не получили. Приходили какие-то маги. Заглядывали в глаза, копались в мозгах.
«Ничего вы оттуда не достанете, ребятки… после Жреца».
Медленный бег мыслей оборвал металлический лязг двери. Она застонала. Опять пришли. Захотелось свернуться калачиком, стать совсем крошечной, чтобы получить меньше ударов. Но движения по шершавому полу принесут ещё большую боль.
Кто-то накрыл её простынёй. Нечто новенькое в их действиях. Вышли. Опять кто-то пришёл. Встал над ней.
Сердце дёрнулось… Арм.
Надя узнала его по шагам, по его аромату, по шороху одежды, по трепету в её душе. Открыла глаза, поморгала, сгоняя с глаз туман. Да. Он. Свежий, чистый и такой гордый. Она медленно закрыла глаза.
— Извините, не могу встретить крон-эллина по правилам этикета, — сорванным от криков голосом с трудом произнесла Надя.
— Ты хотела поговорить.
— Я вас сюда не звала.
— Ты об этом сказала мне во дворце.
Упрямство накрыло Надю волной. Всё равно ей не жить, а Жреца и Толла она за собой не потянет.
— Теперь мне нечего сказать.
— Исполнитель! — повысил голос Арм.
Зашёл её истязатель. Его она тоже с закрытыми глазами узнавала. По шагам, по запаху, по замершим в страхе мышцам.
— При мне. Сейчас, — поступил жёсткий приказ крон-эллина.
Грубые руки оторвали Надю от пола. Затащили в пыточную, застегнули тяжелые браслеты и подтянули тело вверх.
Безысходностью налилось сердце… она заговорила на русском языке:
— Что, крон-эллин, интересно самому посмотреть? Подвесьте шар наблюдения и любуйтесь моим телом… когда-то любимым телом… ваши руки помнят его? А глаза помнят его… не истерзанным?
Замах… замолчала… сжалась…
Удар. Боль выгнула тело.
— Ненавижу!
Удар.
— Сволочи!!!
Удар.
— Что же вы отвернулись, крон-эллин… Смотри́те!
Удар.
Темнота…
«Жрец, ты где? Ты же слышал рождение моей любви к Арму. Почему не слышишь её гибели? Жрец. Ты бросил меня из-за Дракона? Я же не специально, Жрец. Забери меня отсюда…»
— Пришла в себя? — раздался голос Правящего.
— Да, мой крон-эллин, продолжить?
— Пошёл вон.
Арм приподнял голову Нади. Она с трудом приоткрыла глаза. Его лицо оказалось почти напротив. Вгляделась, насколько хватило сил. Однако в его потемневших глазах она не увидела ни злости, ни гнева. Только горечь утраты, отчаяние и боль. Надя снова закрыла глаза.
— Арм… пожалуйста…
— Мне подобрали другую невесту, — быстро перебил её таким тоном, как будто не хотел говорить, но заставил себя произнести эти слова.
— Поздравляю… с каменным лицом? — Надя говорила с трудом, с надрывом.
— Замолчи! Мне нужна инициация с отречением, чтобы вернуть Хранителя, — в голос вернулась жёсткость.
Надя рассмеялась. И сама удивилась. Оказывается, ещё может смеяться вслух.
— Какие забавные традиции… пока не переспишь с первой невестой, на другой не женишься.
— Это ты, ты во всём виновата. Ты всё испортила, — не проговорил, а прохрипел крон-эллин, с силой сжав её подбородок и почти сразу брезгливо отпустив его.
— Вы рассуждаете как юнец… вы же Правящий. Вы же Высший… Что я испортила, Арм? То, что вы не женились на кукле? Хотя она не кукла… Она забитая и запуганная отцом девочка. А внутри у неё золотая душа, но не смелая… Дочь своего мира… Надия перед вами никогда бы не открылась, как бы вы не старались. Вы меня полюбили, потому что я не такая, как все… Второй такой в этом мире нет… Вы прекрасно об этом знаете, поэтому и злитесь. Не из-за того, что меня потеряли, а вернее, собственными руками вышвырнули из своего личного мира… А из-за того, что больше такого в вашей жизни не случится… Вы упустили свой шанс. Ваша жизнь останется пресной… И лишь переходы на Землю будут вас немного оживлять… а вместе мы могли бы переделать если не весь мир, то страну точно… Могли бы её встряхнуть, Арм… Но теперь вам сложнее это сделать. Опоры для этого нет…Меня нет… и не будет.
Надя говорила тяжело, с перерывами на отдых, на вдох воздуха.
Арм выслушал Надю с ушедшими в прищур тёмными глазами и со сжатыми до хруста кулаками. Затем развернулся к вошедшему дознавателю.
— Её память проверена?
— Нет, крон-эллин Арм Дарган.
— Почему?
— Кроме ресс Толла, никто не сможет вскрыть её глубинную память, мой крон-эллин.
Надя поняла, о чём идёт речь.
— Ресс Толл тоже не смог, — она попыталась улыбнуться и по-русски добавила: — слабаки…
Всей своей искорёженной кожей почувствовала волну гнева, исходящую от крон-эллина, и осталась довольна своим нахальством.
Сжав челюсти, Арм промолчал, а немного погодя за ним захлопнулась дверь камеры.
«Он всё для себя решил… это конец…», — с режущей душу тоской, подумала она.
***
Оставшись одна, Надя осознала всю полноту беды. Её ждала инициация, а за ней отречение. Мозг не хотел обдумывать ближайшее будущее, ставя преграду на пути мыслей о смерти. Лишь Арин встала перед внутренним взором. Живая, красивая, с улыбкой. А потом поплыла череда земных картинок.
После встречи с Армом её долго не трогали. Сколько прошло рассветов и закатов… может десять, может двадцать. Надя не знала.
Приходил местный жрец. Пытался её кормить. Со злостью запихивал в её рот безвкусную еду. Заставлял пить эликсиры. Надя определила по вкусу — восстанавливающие. Жрец ругался и бил. Кулаками бил. Она не рычала на него, как на своих экзекуторов, сносила побои молча и даже благодарила за еду, если та была хотя бы чуть-чуть съедобной.
Постепенно заметила изменения в отношении к ней. Еда оказывалась всё вкуснее и разнообразнее, руки Жреца заботливо усаживали её на полу. Появилась миска с водой, в которой он мыл её руки. А однажды принёс ведро тёплой воды и прополоскал волосы. Очень осторожно прикасаясь к телу, немного помыл его. И заменил простыню на чистую. Надя шёпотом поблагодарила жреца, и его морщинистые руки чуть дрогнули.
Больше к ней никто не приходил. Потихоньку стала двигаться. На карачках доползала до дырки в полу. Не хотела свои «шикарные» покои сделать вонючими и менее шикарными. Затем научилась вставать. Хотя её плоть и резала непреходящая накопленная боль, она пыталась делать какие-то упражнения, чтобы разогреть свои окаменевшие мышцы. Хорошо, что не холодно, и простынка у неё теперь есть. Хотя она не помнила, мёрзла ли когда-нибудь в этом мире…