Не нравится аргументация? Да плевать! В конце концов, кто здесь феодал?! То-то. Так что исполнять, черт побери!
И целый час после этого волевого решения челядь таскала вещи, перестилала кровати и переставляла мебель в спальне на первом этаже гостевого дома. С вежливыми улыбками на лицах и крепкой руганью в душах.
Господин Легар обосновался в комнате напротив, а куда уж разместили свиту, господа де Ри даже и не подумали поинтересоваться.
Уже укладываясь в кровать, Сусанна поинтересовалась:
– Что на тебя нашло? В моей… то есть в нашей комнате спать было куда уютнее.
– Шарль Сезар написал.
– Что же, он всегда был рассудительным мальчиком. Но как же он вырос! Сегодня я его едва узнала, даже испугалась, что не смогу разыграть свою сценку. А ты что не ложишься?
– Отдыхай, родная. – Виконт ласково погладил жену по словно случайно оголившемуся плечу. – Мне еще с этим мальчиком посекретничать надо.
В два часа ночи де Камбре подошел к окну, зажег свечу и трижды качнул ей слева направо. В ответ где-то напротив окон вспыхнул и почти сразу погас огонек.
Виконт открыл окно, плавно и бесшумно, словно змея, скользнул наружу. Тонкий ранний полумесяц едва-едва освещал окрестности, но виконту его света вполне хватило. Во всяком случае, в этой темноте он умудрился ни разу не споткнуться и не подвернуть ногу.
– Ты где? – подобравшись к стогу, в ночь спросил де Камбре, понятия не имея, где находится собеседник.
– Здесь. – Голос раздался сверху, и тут же со стога, словно с горки, съехал Поль Пифо. Ни в коем случае не виконт де Сен-Пуан, разумеется. Виконтам кататься по соломе по статусу не положено.
А затем молодой человек начал докладывать. Не спеша, подробно, уточняя, что ему известно точно, что относится к обоснованным предположениям, а что к более или менее обоснованным догадкам.
Из всего сказанного складывалась интересная картина.
Мор среди виконтов де Ри начался пять лет назад. За это время в высший мир переселились четверо вместе с женами, детьми и близкими слугами. Две семьи умерли в страшных мучениях, одна разбилась в горах, ну а смерть последнего виконт де Камбре и сам видел.
Кроме этого, умерло шесть служанок, убиравшихся в господских покоях. Последняя – совсем недавно. Все смерти сопровождались галлюцинациями, как, впрочем, и смерти первых двух семейств.
Таким образом, по мнению Пифо, источник смерти спрятан в господских покоях. Судя по тому, что первые семьи вымирали полностью, а последний хозяин скончался в одиночестве, можно предположить, что им была сделана перестановка, спасшая жизнь госпоже виконтессе. Но поднимать эту тему сам Поль Пифо не решился, боясь вызвать к себе нездоровый интерес у челяди.
Из всех слуг, что находились в замке последние пять лет, наибольший интерес, по мнению Пифо, представляет конюх Пьер. Начал он здесь работать пять лет назад. Вначале мальчиком на побегушках, но очень скоро перешел в помощники конюха. Вроде бы именно он управлял каретой, что сгинула в альпийском ущелье. Разбился, даже отпет и похоронен на местном кладбище, но в соседней деревне живет свидетель, видевший его после этого живым и невредимым.
Подробнее можно было бы расспросить невесту Пьера, некую Хлою, что жила в соседней деревне. Почему жила? Потому что позавчера бедняжка поскользнулась, выходя из дома, да и сломала себе шею. Вчера похоронили.
Такие дела, ваше сиятельство.
Все следующее утро виконт де Камбре был задумчив и рассеян. Слуги списали такое настроение господина на дальнюю дорогу и уже надеялись, что день для них выдастся легким. Не тут-то было.
После полудня виконта словно подменили.
Вначале он вызвал себе мэтра Гийома, но спрашивал не о доходах имения и видах на будущий урожай, а об обстоятельствах вселения в замок господина виконта де Ри, того, что последним помер. Когда приехал, куда поселился, что поменял в замке сразу, что потом. Когда впервые плохо себя почувствовал.
А что поменял? Прежние-то господа детей много имели, а книги читать да что-то писать как раз и не любили. А у последнего всего одна дочь, да и та – оторва, каких поискать.
Прежние господа, они степенные были, если уж кушать, так всей семьей собирались, целые церемонии у них проходили. Чинно за стол усаживались, каждый на своем месте. И слуги рядком, как положено, перемена блюд, перемена бокалов. С объявлениями, с церемониями.
А эти… что отец, что дочь, на бегу перекусят и дальше по своим делам. Им та столовая и не нужна была вовсе. Так что в ней новый господин свой кабинет организовал. Книг туда свез – ужас сколько! Их все перечитать – жизни не хватит. Да и кому они нужны, эти книги, морока с ними одна да боль головная.
А господин виконт там подолгу находился, все пером водил, писал чего-то да потом письма рассылал. Большие такие, кто их только читать будет? Ведь и читать умаешься. И в тот кабинет никого не пускал! Стыдно кому сказать: даже подметал, даже пыль протирал – все сам, словно безродный какой.
Вот… А голова у него скоро начала болеть, это верно. Но долго держался. Только незадолго до кончины костлявая, видать, за него всерьез взялась. Но уж тогда схватила так схватила, намертво. Но это уже господин новый хозяин и сам видел.
– Вот, друзья, – рассказывал потом в таверне своим собутыльникам мажордом, – а после этот самый хозяин учудил и вовсе непотребное.
Вначале поехал к дому, где покойная Хлоя жила. Спервоначалу просто спрашивал, а уж как узнал, что никто и не видел, как девица навернулась, так заставил тех, кто ее нашел, в подробностях описать, как, мол, она лежала, да во что была одета, да как одежка была застегнута.
Но самое главное, пошел он после к местному священнику. О чем они говорили, никто не знает, но ругались крепко. На улицу такие словечки долетали, что мужики затаив дыхание слушали, словно пение ангельское, прости господи.
А потом… там уж и вовсе пошли страсти господни, фершел вон сказывал.
Спервоначалу-то на кладбище стол сколотили. Потом Хлою откопали. Из гроба, стало быть, вынули да раздели, да на тот стол нагую и уложили. А вонь вокруг стояла… Не, мы не нюхали, про то фершел говорил.
И стал господин виконт и этот толстяк, что с ним приехал, ее рассматривать, да вертеть, да щупать срамно всячески. Но нашли! Оказывается, дырка у ей была в спине. Малюсенькая, бабы-то, когда тело к похоронам готовили да обмывали, не заметили, а господин виконт и этот толстый, стало быть, углядели. Так что пришлось святому отцу Хлою-то по новой отпевать, уже не как в бозе почившую, а невинно убиенную. А все равно, поделом ей, распутнице.
Правда, фершел говорил, что девицей она оказалась, мол, сам видел. Так это ничто. Люди-то иное сказывают, а люди, они такие, зря болтать не станут.
Потом еще страшнее было.
Выкопали Манон, что на прошлой неделе преставилась. Ее тоже на тот же стол, так и вовсе ножами резать, да пилами пилить стали. Что уж там искали – бог весть, только фершел с тех пор пьет беспробудно. Вот как Манон отпели, опять же как невинно убиенную, господин виконт вначале приказали тот стол спалить. Потом достали здоровенную бутыль граппы, такой крепкой, что когда ее подожгли – огнем запылала. Так вот сперва все руки ей, словно водой ключевою, вымыли, потом лица. А уж что осталось, господин виконт и употребить разрешили.
Вот с тех самых пор фершел и не просыхает. Ой, нет, вона, идет! Своими ногами!
– Эй, господин фершел, извольте к нам! Ай-ай, куда? Держите его! Эх, милай, рано тебе еще ходить-то. Вона, в уголочке, на скамеечке полежи, поспи. А ну, братцы, помогите болезного пристроить.
Глава X
Процессия, неторопливо двигавшаяся от замка Ри к ближайшему городу, одним своим видом вгоняла в оторопь немногих крестьян, что замечали ее, оторвавшись от тяжелой работы на полях, и уж тем более тех немногих встречных путешественников, которым довелось ехать из того города в этот пасмурный летний день.
Впереди на обычной, заполненной сеном крестьянской телеге, управляемой молодым, но прилично одетым юношей, ехал богато одетый вельможа. За телегой на огромных, ухоженных вороных конях ехали шестеро вооруженных гвардейцев, угрюмо смотрящих вокруг, привычно держащих руки на эфесах своих длинных шпаг.
Если бы кто-то, не испугавшись грозной охраны, решился подойти к телеге поближе, он увидел бы, что главным грузом на телеге была стеклянная банка с широким горлом, плотно закрытым такой же стеклянной крышкой. Для надежности крышка была залита сургучом и воском.
Внутри банки поместилась металлическая коробочка с замысловатым вензелем на боку, внутри которой плескалась серебряная жидкость. Иногда на ухабах жидкость выплескивалась, разбиваясь на брызги, которые быстро стекались друг к другу, сбиваясь в аккуратные, чуть приплюснутые шарики.
– Жан, как ты вообще умудрился найти эту гадость? – как равный спросил возница вельможу.
– Во-первых, это не гадость, а ртуть, которая весьма высоко ценится нашими алхимиками. Во-вторых, искать всегда проще, когда знаешь, где и что ищешь. Где искать, подсказал ты – в бывшей столовой, где де Ри устроил свой кабинет. А вот что искать – это уже заслуга Леграна. Именно он опознал признаки отравления парами ртути у несчастной служанки. И он же применил заклятье поиска, после которого осталось лишь выломать одну из стеновых панелей, достать вот эту коробочку и упаковать вот в эту банку.
– Ну да, всего лишь достать и самому не отравиться. Ты уверен, что сам скоро Бледную Берту не увидишь?
Де Камбре легкомысленно улыбнулся и похлопал друга по плечу.
– Нет никакой Берты, есть обычные галлюцинации, характерные для таких отравлений. А мою безопасность тот же Легран и гарантировал. Сусанна в своей кротости и доброте обещала в случае чего этого господина заживо в кипятке сварить, так что мою защиту он колдовал на совесть. Или на страх, но очень тщательно.
Поль, точнее, с этой минуты уже вновь виконт де Сен-Пуан, лишь пожал плечами, удивляясь легкомысленности друга, и продолжил править унылой крестьянской лошадкой, которую специально выбирали из самых захудалых, кого в хозяйстве не жалко. Лишь бы смогла довезти телегу до главного города Нормандии – Кана.