Остальные торопливо отправились по домам — согласно договору. Только Ева осталась на площади. Выбранные двинулись в путь, а чужак, глядя под ноги, шёл следом. Они повернули за угол у недавно выстроенной ограды, и удар жерди оглушил вестника. Он рухнул, словно уснул на ходу. Брат научил, как надо бить.
Ева наклонилась с надёжной верёвкой и ухмыльнулась: “Вот её-то я сплела на славу”. Узел на запястьях вестника затянула крепко — предосторожности не помешают. Связанный станет внимательней прислушиваться к просьбе. Или позволит идти с ними. Среди односельчан ползли слухи, что некоторые уходили за близкими, но никто не возвращался. Поэтому эти истории заставляли грустить. Ева их не любила. Она обязательно возвратится и не будет больше одинокой.
Когда шесть лет назад ушёл брат, Ева отказывалась от еды, только пила квинтэссенцию: голова кружилась и подташнивало, зато притуплялась душевная боль. Тётка, видя, тающую на глазах Еву, отстегала её и заставила глотнуть молока и поесть квазихлеба. Накопив немного сил, Ева принялась реветь. Тут даже наказания не помогли успокоиться. Наплакавшись, она решила, что обязательно подготовится к встрече с вестником.
Из ветоши и жердей смастерила чучело. Голова с угольными точками глаз и растопыренные руки — ей большего и не было нужно. Родня засыпала, и Ева прокрадывалась в сарай у дома, где родилась, чтобы при свете лучины бить чудовище, разрушившее семью. До кровавых мозолей, затягивавшихся к утру, а если пробраться в сад и выпить квинтэссенции, то они исчезали и до рассвета.
Потом отмечали ежегодный праздник лета. Визгливая ребятня крутилась у подвешенного на площади бумажного шара с безделушками и угощениями. Детям никак не удавалось разбить его. С гиканьем они подпрыгивали и молотили по шару палками. Оболочка из обмазанной тонким слоем глины бумаги не поддавалась. Книги в большом количестве сельчане нашли недавно в откопанном погребе. Староста пытался помешать степнякам растаскивать их, он от отца слышал, что они очень ценятся вестниками, но разве уследишь?
Возня малышни наскучила. Ева зевнула и подняла прохладный камень. Довольно тяжёлый, он удобно лёг в ладонь. И запустила в цель. Шар хрустнул, и из трещины посыпалась всякая чепуха.
Ева с ухмылкой глядела на окрепшие руки: “Вот так-то, вестник, это только начало”.
А теперь Ева претворяла задуманный план в жизнь. Никто из несчастных не заметил падения чужака. Они строем шагали впрёд, и в проводнике не нуждались. В прошлый раз Ева поняла, что в момент, когда он указывает на человека, тот становится равнодушным ко всему.
Тяжело дыша, она склонилась над вестником. Ева подумала: “Тот же гад — вот и славно”. И как ей шесть лет назад могло понравится это загорелое лицо с широко посаженными глазами? И нелепые светлые ресницы? Вестник поморщился и пробормотал:
— У-у, что произошло?
— Так ты не глухонемой! — Ева вертела в ладонях жердь.
Он замер и поглядел на связанные руки.
— Отпусти, — вестник говорил строго, — ты не имеешь права так поступать. Всем будет плохо, если я не заберу их.
— Только если скажешь, куда шесть лет назад увёл моего брата.
— Согласно первому пункту договора, нельзя препятствовать вестнику выполнять…
— Ты всё-таки глухой, — прошипела она и ткнула жердью чужаку в грудь. — Ещё раз спрашиваю: где мой брат?
Он глянул зло. Кожа на скулах натянулась, а уголки губ резко поползли вниз. Ева опустила оружие: “Посмотрите-ка, он ещё рожи недовольные корчит. В отключке меньше бесил”.
— Никто из выбранных вестником не… — сказал он.
Чужак упрямился, а Еве хотелось делать по-своему. С ней всегда так, за что частенько получала от тётки. Она поднесла жердь к самому носу вестника:
— А я брата верну, понял?
— Степнякам не рекомендуется покидать селение, и отпусти меня, — сказал он и добавил мягче: — Так надо.
Ева посмотрела на вестника. Не врёт ли? Сделать её выбранной он не сможет, так как договор запрещает указывать на степняка вне площади. Побьёт? Руки Евы крепко сжимали палку. Шесть лет назад вестник никак не мешал ей выплёскивать отчаяние, а шуму она наделала прилично. Да и договор не запрещал следовать за чужаком по своей воле.
— Плевать, что ты там мямлишь. Короче, если тебя отпущу, можно идти с вами?
Он закрыл глаза и засопел. После паузы раздалось:
— Да.
— Вот и славно, — она попыталась развязать узел, но со злости сильно затянула. Рука скользнула в сумку. Блеснул нож, выкованный старым кузнецом. Его морщинистое прокопчёное от сажи лицо мелькало в строю выбранных. Он вряд ли возьмёт в руки молот. Ева прикусила губу: а сможет ли она сама вернуться сюда?
Чужак скинул на землю перерезанные верёвки.
Глава 3
III.
Они шли долго: уже остались позади весенние луга, и вокруг простиралась голая иссушенная земля. Выбранные, Ева и вестник оставляли на красноватой пыли вереницу следов, которую ветер стирал лёгкой рукой. Дрожащее марево поднималось к небу, и казалось, что реальность в любую секунду порвётся по давно прогнившим швам, и мир окончательно потеряет всякий смысл.
От сухого воздуха у Евы першило в горле — сделала глоток тёплой квинтэссенции из фляги и встряхнула её — наполовину пуста. В сумке были листья лопуха. Капнула из фляги на листья, в походных условиях следовало экономить квинтэссенцию. Лист взбугрился и тихонько зашипел. Ладонь ощутила приятное тепло. Зубы вгрызлись в квазихлеб. Сытно и просто.
Выбранные шли впереди, и вестник лишь изредка глядел на своих жертв: знал, что никуда они не денутся.
Быстро покончив с квазихлебом, Ева обкусывала сухую кожицу на губах. Прошло уже несколько часов, а чужак не ответил ни на один вопрос. Все эти годы он казался всесильным монстром, созданным разрушать привычную жизнь. Удивительно, но за шесть лет он немного изменился: глаза глядели устало, лоб прочертили тонкие нити морщин. А она думала, что вестник всегда одинаков. Он оказался человеком, который молчит. С усталым выражением лица. Красивого лица, как нехотя отметила Ева. Но вестнику она этого, разумеется, не сказала.
Ева заставила себя отвести взгляд от чужака. Она злилась на себя, потому что то и дело смотрела на него во время пути. Он может заметить и невесть что подумать. А Ева просто наблюдает. И ей совсем не нравятся его светлые глаза и широкие плечи. Чтобы отвлечься, Ева достала из сумки книгу и открыла. Старики говорили, что там предки записывали всякую чушь, иногда выдуманную, иногда правдивую. Теперь это не имело значения, ведь чтение не самый распространенный навык среди её односельчан. Кто-то из старших ещё учился у своих родителей, те — у своих. А для ровесников Евы грамотность редка. Они придумывали книгам другое применение, чтобы занять себя. Вот и сейчас хотелось развлечься. Ветер играючи зашелестел пожелтелыми страницами. Запахло временем и тленом. Ева выдрала страницу, а книгу спрятала обратно. Вестник ничего не заметил, потому что шёл впереди. Ему же хуже. Ева аккуратно оторвала уголок листка и отправила в рот. К горьковатому вкусу бумаги она привыкла и не поморщилась. Получался шарик, и она прятала его в карман. Так Ева делала снова и снова. Вскоре жёванных комочков стало предостаточно. Тогда Ева вытащила из сумки трубку и посмотрела через неё на небо. Внутри пусто. Хорошо.
Трубка нашлась пару лет назад неподалёку от села, где соседи вели раскопки. Несколько чудаков хотели разгадать тайны предков. Ребятня вечно вертелась неподалеку в надежде утащить что-нибудь интересное. Вот и Еве однажды повезло. Она недоверчиво разглядывала находку, отмыв её от земли: “И зачем это?” Вскоре Ева придумала.
Она стрельнула бумажным комочком точно в шею вестника. Он передернул плечами, но не повернулся. Ева бесшумно приблизилась, и мягкий шарик прошёл над его ухом. Вестник резко повернулся и получил жёваной бумагой в глаз.
— Совсем обалдела? — Побагровевший, он яростно тёр веко.
— Ты не говоришь, где мой брат.
— Скоро сама всё увидишь. А чем ты в меня плюнула? Неужели бумагой? — спросил чужак. — Из Книги?
Ева не ожидала такого напора и кучи вопросов. Но этим можно было воспользоваться.
— Ага.
Возмущённый взгляд впился в Евино лицо. Что за бред — злиться из-за какого-то старья?!
— Ты хоть понимаешь, что это редкость?! Отдай! — в голосе холодным звоном прозвучала сталь.
Он требовательно протянул руку. Широкая ладонь замерла у самой груди Евы.
— Сначала брата забрал, а теперь и это хочешь! — буркнула Ева, но мгновенно последовало упрямое: — У меня условие: ты ответишь на все вопросы.
— Согласен, — сказал со вздохом вестник.
— Зачем тебе эта фигня? — недовольно протянула она и хлопнула по сумке.
Необходимость книги для себя она осознавала чётко. Было чем занять рот. И всю голову. Мысли не возвращались к брату, а сосредотачивались на выборе цели для обстрела бумажными шариками.
— Мы их собираем, чтобы восстановить знания прошлого.
— Не представляю зачем, — Ева фыркнула, уяснив, что в руках оказалась большая ценность, а значит, можно выторговать что-нибудь стоящее.
Вестник нахмурился и неразборчиво забубнил. Ева уловила только: “Дикари, которые ничего не знают и не ценят”. Она отвернулась: “Сам обзывается, а стыдно мне — лучше бы его сильнее ударила, чтобы не выпендривался”. Ева представила, как бьёт вестника такой ценной для него книгой. Но вместо удовлетворения от мысленной расправы она неожиданно почувствовала недовольство собой. Может, вестник прав, и зря она так? Чтобы перевести разговор, спросила:
— А почему ты говорил, что будет плохо, если не заберёшь наших?
— Договор этого требует. Мы обязаны соблюдать.
Ответил непонятно. Думает, самый умный. Ева усмехнулась и выпалила:
— Посмотрел в своё же ухо!
— Что? — переспросил вестник.
— М-м-м, это значит, что ты врёшь, — объяснила Ева.
— Интересное выражение, — в его ясных глазах проскользнуло неподдельное любопытство, — от старших услышала или прочла?