Я принялась думать изо всех сил. Много просить как-то неловко, но хочется. Мало просить глупо, деньги у зайтана дознавателя явно есть: вон весь выряжен в синий, сапоги кожаные, шальвары хлопковые, а на груди блестит кулон с драгоценными камнями. У такого все карманы жемчугом забиты. И сколько просить? Тарин? Два? Или целый эскуд?
— Два эскуда в лаурдебат! — отчаянно выдохнула я.
— Хорошо. Но вы продешевили, Виола, я бы и двести заплатил, — пожал плечами он, засовывая руку в карман форменных шальвар.
Порывшись, он достал горсть синих аберрийских жемчужин, отобрал два эскуда и отдал мне. Я завороженно уставилась на целое состояние у себя в ладони.
— А это пусть будут подъёмные, — ссыпал он мне в ладонь остальное.
Среди нескольких эскудов и десятка таринов синим боком отливал доблон. Я шокированно уставилась на это сокровище.
— Вы перепутали, — срывающимся шёпотом сказала я, уже заранее коря себя за честность. — Тут доблон.
— Ну так у вас всё сгорело. Купите себе что-нибудь, — отмахнулся он. — Если этого будет мало, я добавлю, совершенно без понятия, сколько стоят женские вещи. У нас с вами остался только один необговорённый вопрос. Аливетта. Мне действительно нужно знать, где она может быть.
Я понимала, что гайрон пытался меня подкупить, пусть и очень дорого. Но предать Алю не могла. И соврать не могла. Собрав всё мужество в кулак и сдавив в нём жадность, я ссыпала жемчужины обратно ему в руку и сказала:
— Я ничего добровольно про Алю вам не расскажу. Не просите. И деньги заберите.
Жемчужинки помельче прилипли к повлажневшей ладони, и мне было почти больно их стряхивать.
— Виола, вы удивительная девушка. Не надо мне возвращать эти деньги, — вернул он жемчужины обратно. — А вашей Аливетте я не наврежу. Хотите, поклянусь? Я просто должен убедиться, что она в безопасности. Это вопрос государственной важности, понимаете?
Я понимала. Но не могла. Никак не могла решать за неё и нарушить обещание тоже не могла. Алю я знаю четыре года, а этого расчудесного гайрона с полными карманами доблонов — меньше суток.
— Простите. Не могу… — прошептала я, опуская голову, хотя и верила ему.
Не походил он ни на мерзавца, ни на равнодушного гада. Таких, пусть и женского рода, я перевидала достаточно. Других директриса в приют не брала. Кроме зайты Адейтасуны, пожалуй. Меня вдруг осенило.
— Нужно найти зайту Адейтасуну, — как всегда с трудом выговорила я её фамилию.
И почему нельзя на законодательном уровне как-то урегулировать степень сложности имени и фамилии учителя? Особенно для младших классов. Помнится, эту душевную девушку малышки только Дай-суну и называли.
— Зайтан Аршес, это наша воспитательница, она ушла из приюта примерно четыре года назад, как раз перед тем, как Аливетта появилась. Она была очень добрая и отзывчивая, но проработала у нас мало, всего пару лаурдебатов. Директриса её возненавидела. Зайта Адейтасуна очень ругалась на качество еды, да и руководству не боялась возразить. Она была совсем молодая, кажется, только академию закончила, и к нам её направили по рекомендации. Знаете какая хорошая была? Когда гроза случалась, она спала в детской, чтобы малышки не боялись. И сказки им читала перед сном. Даже мы приходили послушать. А потом нам сказали, что она уволилась и уехала. И даже не попрощалась. Мы тогда все очень долго плакали. Она ведь не могла просто так уехать! — я вскочила на ноги и заметалась по крошечной комнате, натыкаясь на кровати. — А что если её похитили?! Она говорила, что сама воспитывалась в этом приюте, но ещё при другой директрисе. И специально направление сюда выбила! Она очень детей любила. И разрешала нам по имени себя называть. Ятора.
— А какой у неё был магический дар?
— Да средний. Что же это получается? С ней тоже что-то сделали, потому что она сирота и искать её никто не стал бы? Они её убили? — ужаснулась я. — И Фальту?
— Мы пока ничего не знаем. Ни про других воспитанниц, ни про воспитательниц. Те, кто остался в приюте, знали не более вашего. В королевской канцелярии документов по приюту подозрительно мало, мне уже прислали стопку, но времени их просмотреть пока не было.
— Я вам помогу! — замерла я возле кровати, сжимая в руке жемчужины. — Мы вместе всё прочитаем и выясним. Я спала в обед и даже есть не хочу. Пойдёмте, чего же мы сидим, нужно действовать!
— Вы и не сидите, — флегматично заметил дознаватель, сплетая аркан портала. — Мой временный кабинет оборудован в гостинице. Пойдёмте, зайта Виола, будем ловить мерзавцев на сытый желудок.
Выдержка из протокола допроса повара приюта «Утешение», зайтаны Эргелы Лапурры
Допрос проводил 25/3/4/6973 королевский дознаватель Аршес Э́ррагер с применением зелья правды в присутствии писаря Идазкария Бердина.
Э: Назовите своё полное имя.
Л: Эргела Эскаль. В замужестве Лапурра.
Э: Где вы проживаете?
Л: Тута, на Ирла Айпагарр, в селе Хьеррия.
Э: Как давно вы работаете в приюте «Утешение»?
Л: Семь полных лет и три лаурдена.
Э: Почти восемь лет. Получается, вы заняли свою должность уже после того, как у приюта сменилось руководство в начале 6966-го года?
Л: Так. Я заступила на работу во второй лаурден шестьдесят шестого года.
Э: Какую должность вы занимали?
Л: Дак поварихой была.
Э: И что входило в ваши обязанности?
Л: Ну дак харчи готовить. Следить, чтоб в кухне было чисто, да котелки все отмыты. Это старши́е делали. Как поедят — идут и моют. И вся недолга.
Э: Скажите, как вы оцениваете питание, которое дети получали?
Л: Ну нормальное. Никто с голоду не сдох. Ели, значит — нормальное питание-то.
Э: Скажите, как быстро вы начали воровать продукты с кухни после вступления в должность?
Л: (натужный кашель).
Э: Как быстро вы начали воровать продукты и сколько вы выносили?
Л: Директриса, зайта Наррасти, мне сразу приказала продукты, шо раньше привозили, менять на те, шо поплоше. Их привозили позже. Корона оплачивала поставщикам, те везли сюда продукты, а мы потом их меняли с деревенскими. А некоторые поставщики потом деньги получали за одно, а нам привозили другое. И разницу с зайтой Наррасти они делили. Разве я тут причём? Мне из чего дали, я то и готовила.
Э: А с кухни продукты вы выносили?
Л: Да. Выносила! Ну да что им — как саранча, всё одно сожрут, а у меня семья!
Э: Какое жалование вы получали за работу?
Л: Десять эскудов в лаурдебат.
Э: А на сколько денег воровали продуктов?
Л: (натужный кашель).
Э: Отвечайте, зайтана Лапурра.
Л: Когда как, какой-то лаурдебат на пять эскудов, какой-то и на двадцать.
Э: И куда вы эти продукты девали?
Л: Дак селянам продавала подешевше. Скотину кормила.
Э: Сами не ели?
Л: Дак там такое привозили, куда ж есть-то? Масло прогорклое, ройс лежалый, весь жучками изъеденный, рыба гнилая.
Э: Но вы даже эту еду у детей забирали?
Л: А я что? Им-то всё равно, что есть!
Э: Нет, зайтана Лапурра. Им не всё равно. И мне не всё равно. За свои преступления вы закончите свою жизнь в кандалах, зайтана Лапурра.
Л: Это не я! Это всё зайта Наррасти. Разве ж я б одна-то посмела? Говорят, что прежняя директриса драла и в хвост, и в рог за воровство-то. А эта — нет. Дык она и виновата, значит!
Э: Как интересно. То есть виноваты не вы, что воровали, а она, что попустительствовала?
Л: Истинно так! Вот вам знамение Святой Амы Истас! (истово осеняет себя святым знамением).
Э: Знаете, у гайронов другое божество. Так что Ама Истас мне не указ. А ваша дальнейшая судьба зависит только от того, сумеете вы мне быть полезной или нет. Сможете вспомнить что-то такое, что поможет мне изловить зайту Наррасти — назначат вам наказание на срок преступления. Не сможете — будете до конца жизни на каторге гнить. А там, знаете ли, кормят ещё хуже, чем в приюте «Утешение».
Л: Помилуйте! Откуда мне знать-то? Зайта Наррасти всегда в себе. Разве что зайту Изаки привечала и заместительницу свою, зайтану Сугею. А мне чего? Да я их порой и не видела днями. Я что — пришла, приготовила, проследила, чтоб чисто было, да ушла. Я ж на кухне только и обреталась.
Э: Может, вы разговоры какие-то слышали или детали подмечали?
Л: Ой, да что там разговоры эти. Не любили они работу свою, всё ждали, когда дело кончится. Проэктом они приют кликали.
Э: А родные места? Кто-то упоминал, где родился? Где вырос?
Л: Изаки с югов, это точно. Уж не знаю, откудова именно, но с югов. Наррасти вроде б аберрийка. А Сугея — молчунья такая, слова не вытянешь. Уж про неё я точно ничего не скажу.
Э: Это всё? Всё, что вы можете сообщить?
Л: Дак я каб знала б, я б разве взяла такой грех-то на душу, а? Вы уж пожалейте меня. Непросто мне пришлось!
Э: Что именно непросто? Воровать?
Л: У деток воровать. Думаете, легко? Нет! Уж я и спала плохо, и кажный день зарок себе давала не таскать-то тяжести эти. У меня и спина больная, и ноги уж не ходят. Ну куда мне на каторгу-то, а? Пожалейте, смилуйтесь, сжалобьтесь над душой заблудшей. Я ж больше никогда чужого не возьму, чтоб меня нечисть побрала…
Э: Никогда, за этим я прослежу. Да и нечего на каторге воровать, зайтана Лапурра. Так что спать будете спокойно и крепко. А как похудеете там, может, и спина с ногами болеть перестанут. Сплошная польза.
Л: (нечленораздельный вой).
Капитула четвёртая, неоднократно удивившая
Главный город острова Ирла Айпагарр, на котором находился приют, считался небольшим. Но меня всё равно поразил: зданиями из разноцветного кирпича и белого известняка, мощёными галькой дорожками, уютными магазинчиками с яркими витринами. Чего там только не продавали! И пирожные, и булочки, и острые сушёные полоски рыбы, и свежие фрукты, и соки в пузатых стеклянных бутылках, и мясные тефтельки в кулёчках из плантанового листа, и сами плантаны в кляре, и крошечные жареные кальмарчики, и даже ягодные леденцы на палочках. Кажется, торговали ещё одеждой и свитками, но они не вызвали особых эмоций.