Выслушав мой доклад, сказал, что будущие командиры взводов его устраивают заранее, поскольку их подбором занимался курсант Клиссона, после чего послал меня по двум адресам. Первый был мне хорошо известен еще по российской жизни, а второй – к казначею тылового обеспечения. Таким образом, вся работа по комплектованию роты легла полностью на мои плечи. Выступить посредником в жестоком торге с армейским казначеем, организовать подписание контрактов с командирами, лично проинспектировать будущих бойцов, отсеять тех, кто казался неспособным к строгой армейской службе, наладить занятия по боевому слаживанию во взводах и между взводами.
Кроме того, у казначея сержанты выторговали приобретение за счет казны «чеснока» – страшного оружия, состоящего их четырех скрепленных штырей, каждый сантиметров по десять. Участок, на котором он разбросан, становится непроходим для кавалерии – один шип всегда смотрит вверх и наносит ногам, копытам лошадей неизлечимые раны.
Нет в этом мире булл и эдиктов о запрете этого оружия, все решается проще – тех, кто использует «чеснок», просто не берут в плен. Но нам без него нельзя. Силами роты удар кавалерии не отразить. Да и не собирались мы использовать его в бою, мы обозники, наше дело сидеть в тылу и защищаться от мародеров. А чтобы не оставлять эту гадость после себя, колючки связали веревками метров по тридцать. Встали на стоянку – растянули на опасных направлениях, собрались в поход – смотали и уложили на телегу.
Только договариваться с кузнецами, отвечать за оплату и принимать работу – все на моей ответственности, казначей за каждый динарий отчитаться заставил.
За все это время де Фронсака я видел раза три-четыре, причем привлекать его к служебной деятельности мне показалось нецелесообразным – пусть пока так полежит. Пять дней крутился как белка в колесе и только на шестой смог перепоручить основную работу командирам взводов и позволить себе заняться личными делами.
Задержка объяснялась не моим наплевательским отношением к Марте и нашему ребенку, ведь я еще даже не знал его пола, а ясным осознанием того, что обеспечить их будущее смогу лишь безупречной службой.
Глава XV
Утром свободного дня я отправился в королевский замок в надежде найти виконта Транкавеля. Наивный.
С грехом пополам удалось выцепить какого-то гвардейского сержанта, который за небольшую мзду сообщил, что личный врач королевы-матери раньше шести часов вечера во дворце не появляется.
Примерно через час у него начнется сортирный прием в его собственном доме, но попасть туда без предварительной записи невозможно. На мой вопрос, что значит сортирный прием, опытный царедворец посмотрел на меня с сожалением и, как маленькому, объяснил, что по утрам благородные господа восседают на специальные стулья для отправления естественных физиологических потребностей и используют это время для приема желающих.
Длительность приема определяется длительностью процесса, после чего господин виконт изволит завтракать в тесном кругу семьи и уже только после этого едет с запланированными визитами к другим знатным господам или в казенные учреждения. Поскольку пропуска во дворец у меня нет, я, как благородный дворянин, могу попытать счастья увидеть господина виконта в любом месте, которое мне понравится.
Вот так вот, а вы что хотели, барон? Чтобы вас ждали как дорогого гостя? А на хрена вы кому сдались с вашими проблемами?
В другой ситуации я бы попросту махнул на все рукой. Поправка – в другой ситуации я сам бы к виконту не сунулся – я по нему не соскучился. Но сейчас… Она та, какая есть, а значит добиться своего необходимо. Что же, приобретаем в ближайшей лавке конверт уставного образца, делаем его похожим на пакет из штаба армии (только близко никому не показывать!) и нагло шагаем к дому Транкавеля. Риск? Ну да, присутствует, но, как говорил папа: «Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут». А я по-любому в боевых порядках буду недели через две-три, так что вперед!
У решетчатой ограды построенного буквой «П» роскошного двухэтажного дома, скорее дворца, богато украшенного лепниной, с огромной мансардой и большими застекленными окнами, стало понятно, какое высокое положение занимал мой «крестный отец».
У ворот стояла пара вооруженных лакеев, которым я представился курьером.
– Господа, прошу доложить благородному господину, что барон де Безье прибыл с пакетом из штаба армии. Приказано вручить лично.
Лакеи не двинулись с места, но один из них позвонил в висевший на входе колокольчик. На звон вышел их коллега, которому я повторно представился и сообщил о цели визита. Пускаясь в эту авантюру, я рассчитывал, что виконт примет меня в своих покоях, на «специальном стуле» и уже там предоставит возможность рассказать о возникшей проблеме.
Однако буквально через минуту ко мне вышел сам Транкавель, в шикарном атласном халате в легкомысленный цветочек. Он обнял меня как давно потерянного и внезапно обретенного сына и лично проводил в кабинет. Именно в рабочий кабинет, а не в зал для специфических утренних приемов.
Таких комнат я в этом мире еще не видел. Широкое стеклянное окно, огромное зеркало в позолоченной раме, лепнина на белоснежном потолке, бледно-салатовые стены и мебель из светлого дерева, покрытая искуснейшей резьбой, тонкие изогнутые ножки стульев и кресел, обитых бледно-розовым атласом – создавали радостное, даже легкомысленное настроение. Все в кабинете располагало к принятию решений изящных и точных, как удар рапирой.
Проходя мимо ожидающих своей очереди просителей, я чувствовал, как в спину упираются взгляды, полные зависти и недоумения. Действительно, что эти юные клиссонцы себе позволяют – оттеснять взрослых людей, пришедших по серьезным делам. Извините господа, вы в следующий раз. А я – сейчас.
– Дорогой друг, как же я рад вас видеть! – виконт буквально лучился от счастья. – Как жаль, как жаль, что дела службы не позволили вам посетить мой дом раньше! Давайте же сюда эту благословенную депешу. Поскорее покончим с делами, и вы подробно расскажете, как прожили эти два года. Признаюсь, я интересовался у барона, но он, кажется, тоже не в курсе ваших дел.
А о своем участии в посвященном мне семинаре в Академии умолчал. Интересно, почему?
Однако, если Транкавель сразу заговорил о письме, пришлось сдаваться на его милость.
– Приношу свои извинения, господин виконт, но мне пришлось обмануть ваших слуг. Никакого письма у меня нет. Я придумал его, чтобы иметь возможность прорваться к вам на прием.
На это хозяин кабинета рассмеялся искренне и по-юношески задорно.
– Узнаю клиссонский стиль! Любая выдумка хороша, если позволяет достичь цели. Вот что с вами делает де Ри, если за два с половиной года из порядочных, скромных и воспитанных молодых людей получаются прожжённые авантюристы, ни во что не ставящие порядок и правила?
– Порядочных, скромных, воспитанных… Это вы сейчас о ком, ваша милость? – улыбнулся я.
– Туше, полковник, один – ноль в вашу пользу! Но дуэль еще не закончена, и я намерен отыграться! – с этими словами виконт достал из секретера открытую бутылку красного вина и два бокала. – Как вы относитесь к винам Окситании? Между прочим, это изготовлено в Браме. Рекомендую, прекрасный букет. И присаживайтесь, дорогой друг, присаживайтесь.
– Я прекрасно отношусь к окситанским винам, – сказал я, опускаясь в гостевое кресло, – но именно сегодня мне нужна трезвая голова, поэтому, с вашего разрешения, только немного, чтобы оценить его достоинства. Но что-то мне подсказывает, что вы не случайно достали именно брамское. Я не прав?
– Помилуйте, конечно, случайно. Вы же видите, что оно уже было открыто до нашего прихода. Ну что, за встречу! Я хочу, чтобы мы с вами встречались чаще. Два умных человека всегда найдут интересную тему для разговора, – с этими словами мы подняли бокалы в традиционном приветствии и отпили по глотку.
– Но все же, полковник, как вы жили эти два года?
– Даже не знаю, что сказать, – пожал я плечами. – Вы же знаете, все, что происходит в замке Клиссон, является Тайной Академии, а это серьезно. Не далее как на Рождество в разговоре с бароном я попытался только упомянуть о ней – поверьте, охота повторять опыт у меня пропала на всю жизнь.
Однако виконт не выглядел расстроенным.
– Не беда, попробуем обхитрить запрет. Если вам нельзя говорить о некоторых вещах, это не значит, что вам нельзя о них слушать. Я, в свою очередь, ничем не ограничен в своем праве делиться парижскими сплетнями. Итак, что нам известно?
Барон энергично потер руки и начал загибать пальцы по мере перечисления.
– Во-первых, некая группа преступников в количестве трех человек совершила убийство офицера, служащего Военной Академии Бретони. Во-вторых, та же группа подстроила это убийство так, чтобы подозрение пало на сына одного из влиятельнейших вельмож нашего славного королевства. В-третьих, те же негодяи пытались обвинить этого сына в совершении еще одного, готовившегося ими убийства. В-четвертых, они же пытались убить этого несчастного юношу. В-пятых, была выявлена их связь с неким человеком, нити от которого ведут в одну из соседних с Галлией стран. – Пальцы Транкавеля оказались сжаты в кулак, который он мне и продемонстрировал.
– Но самое интересное, что во все это, разумеется, совершенно случайно, оказался втянут некий полицейский полковник. Вот скажите, вы сами поверили бы в такую случайность?
Еще в молодости я придумал способ выигрывать время в неудобных разговорах – надо негромко, но искренне рассмеяться. С одной стороны, это позволяет взять паузу, с другой – сбивает с толку собеседника. Очень сложно давить на смеющегося человека.
– Господин виконт, господин виконт, неужели вы меня в чем-то обвиняете? И на основании чего – пустых парижских слухов. Право же, есть еще один прекрасный источник информации – песни менестрелей. «Баллада о Черном бароне и Прекрасной горожанке» – искренне рекомендую. И главное – неужели вы хотя бы в мыслях допускаете, что я могу сделать хоть что-то в ущерб вам и барону? Да и в силу сложившихся обстоятельств, Галлия давно перестала быть мне чужой. Я, между прочим, в ближайшие дни на войну отправляюсь.