После «Бригады» Безруков еще раз сыграл Есенина, уже в сериале, потом сам в Петербурге поставил спектакль по его стихам. Сюртук Пушкина в кино примерил дважды – а также мундиры Василия Сталина и белого генерала Каппеля в «Адмирале». Охотно жонглировал не только реальными образами-памятниками, но и вымышленными. Стал Анискиным двухтысячных в сериале «Участок» про деревенского милиционера. Ипполитом эпохи «Билайна» в продолжении «Иронии судьбы». Был Иванушкой-дурачком. В экранизации булгаковского «Мастера и Маргариты» сыграл Иешуа, а Мастера – озвучил.
«Многие считают, что мне все досталось очень легко. Почему? Мой отец не был знаменитым актером и никуда протащить меня не мог. Другое дело, что он научил меня профессии, с детства я умел уже очень многое. Потом школа Табакова, очень жесткая. Даже если можно получить “по блату” главную роль в театре, то играть-то ее, выходить к зрителям все равно придется самому. Я не люблю слово “везение”, лучше – “удача”. Постоянное самосовершенствование плюс удача – это и есть успех».
Итог десятилетия – эпиграмма Валентина Гафта: «Страшно не умереть, страшно, что после смерти тебя сыграет Безруков». По ролям героев прошлого Безруков обошел даже главного специалиста по ретро Леонардо ДиКаприо. «Профессиональный актер, – комментирует кинокритик Андрей Плахов. – Что еще сказать…»
«Герои живут отдельно – на сцене, в кадре. Это великая тайна. В своей роли ты вдруг начинаешь быть другим человеком. Уникальное состояние! Мне легко было играть в “Июне 41-го”, потому что я внук двух фронтовиков. Увидел немецкую форму на ребятах и забыл, что это наши ребята, которые просто надели форму. Каскадеры даже боялись: “Ты с ножом, Серега, поосторожнее”. Я отвечал: “Ребят, я стараюсь, делаю все возможное”. Но ярости в момент съемок мне было не занимать. Роль генерала Каппеля в “Адмирале” вспоминаю. То ощущение, когда передо мной выстраивается весь полк. Мороз стоял минус 34… Современные ребята, переодетые солдаты, которые форму-то толком не умеют носить. Они стоят, по-настоящему мерзнут, смотрят не отрываясь на меня, когда я произношу свой монолог: “Солдаты, братцы! Патронов нам ждать неоткуда. Да и черт с ними! С нами Бог! А с Богом и молитвами мы врага всегда били и будем бить! Или грудь в крестах, или голова в кустах, – за веру, за Отечество!” И чудо происходит. Они вдруг как один пошли. В этот момент я был не ЗДЕСЬ, я был где-то ТАМ.
«Народная любовь – она приятная. Потому что ты понимаешь, что работаешь не вхолостую и не впустую. Потому что артист без публики, без зрителя – это дурдом! Поверьте, приятно, когда понимаешь, что чего-то стоишь в этой жизни, что ты несешь людям добро, а тебе отвечают любовью. Это дает возможность жить, творить».
Где реально стоял полк и ждал слова Колчака, чтобы как-то ободриться перед этой страшной атакой. Ощущение было – восторга, боли, счастья! Или вот незабываемый эпизод, когда снималась финальная сцена в “Есенине”. Я пришел в гостиницу, а заснуть не мог, потому что накануне были ночные съемки, тяжелейшие. Мы снимали сумасшествие. Когда я наконец заснул, Иришка, моя жена, немедленно меня разбудила в ужасе. Я лежал в такой же позе, как Есенин на посмертной фотографии. Опасные, конечно, грани, очень опасные. Я тогда подумал, что начинаю свою жизнь как-то “подминать” под то, что уже “прожито” моими персонажами. Так можно заиграться довольно серьезно. Но, как вы понимаете, для мужика любая опасность – это адреналин, еще больше возбуждает. А потому каждый раз кидаешься как в омут с головой, не зная, вернешься или нет. И все же, получив его, хочется вернуться назад…»
В 2012 году Безрукову – тридцать восемь. К списку сыгранных им поэтов добавился Владимир Высоцкий. Все так же счастливо женат, ездит теперь на черном джипе «Мазда»: «Такие не воруют, и на бордюрах парковаться можно. Нет, я не нарушитель злостный, по встречке не езжу. Но как в Москве иначе?! Везде опоздаешь».
Он остается шутом и лицедеем, аскетом и фанатиком, берегущим себя для искусства. И одним из самых популярных отечественных актеров. Чему искренне рад: «Народная любовь – она приятная. Потому что ты понимаешь, что работаешь не вхолостую и не впустую. Потому что артист без публики, без зрителя – это дурдом! Поверьте, приятно, когда понимаешь, что чего-то стоишь в этой жизни, что ты несешь людям добро, а тебе отвечают любовью. Это дает возможность жить, творить».
И продолжать удивляться тому, что делает с человеком его профессия. Это ведь очень важно – уметь удивляться, уметь открывать новое в знакомом, казалось бы, вдоль и поперек деле.
14. Художник
Художник: работник искусств, отображающий окружающий мир или свое представление о нем при помощи разнообразных изобразительных приемов. Рисование – одно из древнейших занятий человечества. Зачастую мы можем узнать хоть что-то об истории и культуре древних цивилизаций лишь благодаря произведениям художников.
Сфера деятельности: изобразительное искусство – графика, живопись, фотография, кинематограф, театр, мультипликация, декоративно-прикладное искусство, реставрация, миниатюра, граффити, шоу-бизнес.
Необходимые навыки: среднее или высшее художественное образование, способность генерировать объекты, понимание эстетики – чувство прекрасного, выразительность, образное мышление, развитое воображение, знания в области дизайна.
Создатель Total Installation
В 1988 году в галерее Рональда Фельдмана в Нью-Йорке открылась выставка «Десять персонажей». В галерее нагородили тесных коридоров и комнатушек, в каждой из которых художник-концептуалист из Москвы Илья Кабаков прописал какого-то чудака. Один ничего не выбрасывал и весь мусор тащил к себе в комнату. Другой заставлял места общего пользования разной дрянью, объясняя остальным жильцам, а потом и товарищескому суду при жэке № 8 Бауманского района, что таким образом пытается приобщить своих соседей к прекрасному. Третий собрал мнения других о хламе, который он выставлял в коридор и о который эти другие, естественно, спотыкались. И сама-то «тотальная инсталляция» (а это была именно она – во всей красе, в первый раз) про странную коммунальную квартиру с ее комнатушками, серыми стенами и голыми лампочками казалась огромной кучей хлама, вещественного и словесного – бирок, объявлений, заявлений, объяснительных записок, инструкций, – вывезенного из душного советского общежития.
Всякий, кто с головой зарывался в эту кучу, извлекал из нее что-то свое. Например, лежащую на поверхности историю про советское коммунальное бытие, рассказанную с такой поразительной антропологической достоверностью. Или, скажем, историю великой русской литературы и маленького человека, столь ей любезного, который тут представлен аж в десяти экземплярах. Или же автопортрет в десяти частях художника Кабакова: человека, который никогда ничего не выбрасывал, собирал мнения других, описал свою жизнь через персонажей и улетел в космос из своей комнаты. Улетевший в космос персонаж спустя годы вообще стал выглядеть этаким романтическим двойником художника.
Вся история культуры делалась интровертами, но на смену им пришли другие существа, которые говорят, что ко всему надо относиться с точки зрения внешнего существования. Интроверт держится на трех важных вещах – памяти, фантазии и рефлексии. Последняя дает ему способность оценивать явление в ряду других. Экстраверт не обладает ни одним из этих свойств.
Инсталляцию про «Человека, который улетел в космос из своей комнаты» Кабаков придумал в начале 1980-х и даже успел построить до своего отъезда на Запад. Комнатка, кое-как оклеенная какими-то пропагандистскими плакатами, раскладушка, штиблеты на полу, мусор, болтающаяся на ремнях катапульта и дыра в потолке – все, что осталось от героя, чувствовавшего себя на Земле чужаком и мечтавшего слиться с энергетическими потоками Вселенной. Сюжет об удравшем в эмпиреи эскаписте прочитывался с разных точек зрения: общечеловеческой, философско-богословской, политико-диссидентской или сугубо художественной – как иронический реверанс русскому авангарду, всем этим председателям земного шара, мастерам сочинять картины межгалактического торжества социализма, сидя в своем коммунальном нужнике.
Сюжет этот оказался в сущности пророческим: вслед за персонажем улетел и сам художник. Из тесной московской мастерской, где рисовал альбомы про «В шкафу сидящего Примакова» и писал концептуалистские картины-стенды с графиком выноса помойного ведра, – в большой мир свободного искусства. Там малогабаритные стенды и альбомы развернулись наконец в «тотальные инсталляции» – в занимающие огромные выставочные пространства лабиринты из картин, объектов, текстов, звуков и света, где зритель идет по заданному художником маршруту и сам становится частью произведения. Кабаков не просто эмигрировал на Запад, как большинство его коллег по подпольному цеху в годы распада советской империи, смытых волной всеобщего интереса к антисоветскому андеграунду. Он как-то сразу вознесся в пантеон олимпийцев мирового искусства, собрав все полагающиеся по статусу регалии и перемещаясь по миру в темпе двадцати персональных выставок в год (что было бы невозможно без участия и продюсерской активности жены, которая последние десять лет включается на правах соавтора в состав дуэта «Илья и Эмилия Кабаковы»). Причем не маленьких галерейных выставок (если Кабаковы и выставляются в галерее, то ранга предприятия Барбары Глэдстоун – той, которая продюсировала Мэтью Барни), а больших музейных проектов. Потому что делать музейное искусство – это была для художника-персонажа Ильи Кабакова программа-максимум.
Отношения с музеем у художника XX века складывались непросто: всякое новое поколение авангардистов требовало музей если не сжечь, то по крайней мере закрыть и всякий раз в итоге попадало в музей современного искусства, на разных этажах которого хранятся и плевавшие на алтарь искусства футуристы, и вопрошавшие «должна ли женщина раздеться, чтобы попасть в ваш музей» феминистки. Война с музеем стала для современного искусства своего рода пропуском в оный – Кабаков вопреки традиционной авангардистской практике пошел с музеем на сепаратный мир.