– Ты как в бомжи угодил? – я перевёл скользкую тему на другую, ещё более скользкую, но менее опасную, по крайней мере, для меня.
– Как обычно, – неопределённо ответил Щегол. – С дисциплиной у меня нелады. Вот батя и того. Проучить меня захотел.
– Ясно, – я увидел россыпь огней и сначала даже не поверил глазам, посчитав, что у меня глюки. – И куда мы выйдем?
– В парк, который для горожан – бывшая парковая зона дворца.
– Да-да, дворца нет, а парковая зона осталась, я помню, – Щегол продолжал идти рядом, и я не знал, как от него отвязаться. – А ты чего ещё за мной топаешь, вон же вход?
– Главный сказал, до самого входа довести, значит, доведу, – упрямо помотал косматой головой Щегол.
Я только пожал плечами. Рук я уже не чувствовал, ног, впрочем, тоже. Как только Щегол уйдёт, я зарулю в какой-нибудь кабак, отогреюсь и пошлёпаю обратно. Ещё бы дорогу найти. Оглядевшись вокруг себя, я понял, что потеряться мне будет трудно, тропинка была только одна.
Мы подошли к кованому забору. Дорога вела прямо к воротам, по которым сразу же было видно, что да, мы заходим на территорию, принадлежащую когда-то Семье – ну а кто ещё волков в различных видах и позах будет везде изображать? Интересная ситуация получается: Лазаревых все дружно ненавидели, Тёмных боятся и презирают, а то, что принадлежало когда-то Семье, не трогают. Они так память их почитают, вину за свержение признают или просто тупые и не знают, что значит волк для Лазаревых? Вопрос, который останется без ответа, как и практически всё, что касается Лазаревых в понимании современного общества.
Когда я зашёл на территорию парка, Щегол за мной не пошёл. Он остановился, и уже было повернул в обратном направлении, как из-за поворота нам навстречу вырулила компания, встречаться с которой я не посоветовал бы никому.
Наглые, относительно пьяные, они ржали и матерились, а попадающиеся им навстречу люди, быстро сворачивали в сторону. Особенно женщины, которым вслед отпускались сальные шуточки. Но видимо, компания была ещё не в той степени разогретости, чтобы сразу же приставать и нападать на женщин, поэтому они только орали им вслед непристойности.
Понятия не имею почему, но мы с Щеглом умудрились привлечь их нездоровое внимание. Когда они подошли поближе, я увидел татуировки на кистях, а у некоторых и на шеях, не закрытых шарфами. Всего компания насчитывала восемь человек.
– О, смотри, Зява, какой-то бомжик чешет по нашей территории, – протянул один из них, отвратительно растягивая слова. – Непорядок. Из чьих будешь? Или новенький и порядков не знаешь? – он прищурился, окидывая моего сопровождающего нахальным взглядом. – А че за мальчик? Или это ваша девочка, которая на мальчика только причиндалами похожа?
– Я это, случайно сюда, уже ухожу, – пробубнил Щегол. – А пацанчика вообще в первый раз вижу.
– Куда? Стоять, пока с тобой нормальные пацаны разговаривают. Зява, подержи этого петушка, пока мы с бомжиком побалакаем. – И говоривший сделал шаг в нашем направлении.
Так, а вот это совсем нездорово. Компания явно развеселилась, предчувствуя приключение. Они медленно нас обошли, образуя полукруг, которым нас с Щеглом зажимали в импровизированный угол, состоящий из ворот и очень пушистой ели с мощным стволом.
Я пропустил момент, когда они на нас накинулись, под громкий ржач и улюлюканье. Щегла сразу же опрокинул на землю самый здоровый, и бомж упал, запричитав и закрыв голову грязными руками.
Ситуация очень быстро выходила из-под контроля. Я запаниковал, и тут же почувствовал, как в районе солнечного сплетения начала скручиваться невидимая пружина. Поблагодарив Прекраснейшую, что со мной нет Ванды, я с трудом загнал обратно в источник разбушевавшуюся Силу, уже начавшую менять свой цвет с невнятно серого на угольно-чёрный.
Сзади раздался чей-то вскрик, я так и не понял чей именно, и тут же с моих пальцев сорвался бич силы, который я отрабатывал до посинения с Гришкой и Рокотовым в ещё не разрушенной Столичной Школе Магии.
Повалившийся на землю гопник даже не пискнул, но я не чувствовал выброса смерти, поэтому с уверенностью смог сказать, что он жив.
– Эй, держи, – я повернулся и увидел Щегла, которому каким-то образом удалось откатиться к воротам.
При этом тот самый здоровяк лежал на земле, тихонько постанывая. Молодец, может, вдвоём отобьёмся. Щегол сделал движение рукой, и в мою сторону покатилась палка. Я подхватил её, мимолётом удивившись тому, что она оказалась довольно тяжёлой.
К нам уже подбегали остальные члены банды, уже не хохоча, а выкрикивая угрозы. У всех в руках были ножи.
Первого я встретил ударом моей импровизированной биты. Бандит согнулся, но не упал, и вот тогда во мне поднялась злость. Злость и гордость многих поколений тех, кому когда-то это всё принадлежало. В ушах стояли глухие удары крови, а в голове крутилась мысль: «Да как вы посмели напасть на меня, в моём же собственном доме?!»
Изображение волков на решётке словно приобрело объём и приблизилось, а перед глазами нереально прямо стоял Эдуард, нахмуривший брови и заложивший руки за спину. Мужик, по которому прилетело палкой, уже распрямлялся, когда я, сжав в руке своё импровизированное оружие, прикрыл глаза и скороговоркой пробормотал заклинание.
Мне этого не удавалось сделать на тренировках. Гриша уже призрачной головой об стенку бился. А вот сейчас запросто. Палка словно наполнилась тёмными искрами изнутри и замерцала, а снаружи по ней начали пробегать миниатюрные тёмные молнии. Неужели Эд прав, и меня нужно учить в бассейне с крокодилами?
Драка сразу же пошла веселей. Я не видел, что делал у меня за спиной Щегол, но, судя по тому, что я не чувствовал сильного всплеска смерти, все были живы. Драться я как следует не умел, но у меня была палка, в этот момент являющаяся сильнейшим артефактом.
Тем не менее я умудрился пропустить пару ударов, а один из бандитов даже сумел порезать мне предплечье. Но я не чувствовал боли. В голове шумела кровь, и стало совсем не холодно. Могу сказать с полной уверенностью – мне стало жарко.
Внезапно я обнаружил, что стою, покачиваясь, один. Больше никого из противников, кроме лежащих членов банды с разными степенями повреждения, вокруг меня не было. Обернувшись, я увидел, что Щегол лежит, закрыв голову руками на том же месте, где я его видел в последний раз.
Неужели до него никто не добрался? Все на меня, что ли, набросились? И тут я почувствовал откат. Адреналин быстро уходил, и я убрал действие заклятья. Палка снова стала обычной палкой, только какой-то неестественно тяжёлой. Подойдя к одному из бандитов, я пошарил у него в кармане и вытащил кошелёк. Обойдя всех по кругу, я освободил их всех от денег. Потом, качаясь, подошёл к Щеглу.
– Вот, тут должно быть больше ста монет, – хрипло сообщил я бомжу, рискнувшему оторвать руки от головы и посмотреть на меня. Я ссыпал перед ним кошели, и тут услышал громкий голос.
– Всем на землю, полиция!
– Класс, вы вовремя, ребята, – простонал я, оборачиваясь и натыкаясь на направленные на меня пистолеты. Решив не нарываться, я поднял вверх руки, показывая, что совершенно безобидный.
– Упаковывай всех, в участке разберёмся, – этот голос раздался откуда-то сбоку.
Я обречённо позволил надеть на себя наручники и подвести к стоящей неподалёку машине. Когда меня вместе со всеми членами этой придурочной банды утрамбовывали в отсек с зарешётчатым окном, я обнаружил, что Щегла с нами нет.
Глава 12
Меня заперли в камере вместе с тремя бандитами из той компании, у которых было меньше всего повреждений. Перед этим у меня отобрали деньги и заставили вытащить из кроссовок шнурки. Документов у меня при себе никаких, разумеется, не было. Поэтому я назвал своё официальное имя, которое носил до того, как Саша меня усыновил. После этого меня оставили в покое. Сказали, что оформят и завтра утром начальство решит, что будет со мной делать. Потому что, судя по показаниям остальных, членом их банды я не был, а под описание разыскиваемых преступников не подходил.
Ну а если утром ничего не определится, я потребую звонок. Позвоню Гомельскому, и, как говорил тот противный женский голос перед взрывом школы: «Да будет добра к вам Прекраснейшая»
Камера была небольшой. В ней с трудом помещалось четыре кровати в два этажа, стоящий между ними стол, один стул и открытый унитаз.
Я молча прошёл по камере и завалился на первую попавшуюся кровать. Заложив руки за голову, закрыл глаза. Да, такое у меня впервые. Интересно, как скоро Эд с Иваном меня догадаются искать? Почему-то я был уверен, что поддержка у нас будет, несмотря на слова моего дядюшки и полковника. Вот идиот, такой взрослый мальчик, а в сказки до сих пор верю.
Бандиты шушукались о чём-то в сторонке. Ко мне они не подходили, боялись. Я услышал, как открылась дверь в камеру, потом снова закрылась.
– Смотри, какой нежненький мальчик, – голос, раздавшийся совсем рядом со мной, я не узнал. Он не принадлежал тем уродам, которые огребли в парке.
Нехотя я открыл глаза и увидел, что надо мной склонился незнакомый мужик. Он осматривал меня с ног до головы и улыбался, демонстрируя три золотых зуба. Увидев, что я обратил на него внимание, мужик прищурился и проворковал, намеренно сюсюкая.
– Солнышко, эта коечка поставлена сюда не для таких, как ты. Ты себя повёл неправильно: зашёл, не представился, должного уважения не высказал.
– К тебе, что ли? – я продолжал пристально разглядывать своего нового соседа по камере.
– А ты не дерзи, мальчик, – он улыбнулся ещё шире.
Раньше, насколько я знаю, камеры в полиции были из металлических прутьев, и располагались они на виду у дежурных полицейских. Всё изменилось около десяти лет назад, когда по чьему-то идиотскому указу, камеры сделали на манер тюремных. Если и раньше происходили разного рода инциденты, то сейчас за толстыми дверьми они становились все чаще.
Я попадать в печальную статистику не хотел, поэтому решил не отвечать этому типу, которого засунули в мою камеру явно непросто так, и приготовился как следует перетряхнуть ему мозги. Для этого мне нужно было поймать и зафиксировать его взгляд и усилить воздействие, схватив его за руку. На расстоянии я пока этого осознанно делать не мог.