– Да. Она практически не изменилась. Только я не совсем понимаю, почему из неё вывели силовиков и собственную службу безопасности? – добавил Эдуард после секундной заминки. – Но я, вопреки всем протестам Громова, планирую провести в ней некоторую реорганизацию. Хочет он этого или нет.
Я уставился на Эда, забыв про паука. И этой секундной задержки хватило наглой твари, чтобы спастись бегством, юркнув в какую-то щель в стене.
– И как ты планируешь это провернуть? Сейчас одного слова Великого Князя будет недостаточно. – Осторожно спросил я.
– Поверь мне, одного слова Великого князя было и во времена моей прошлой жизни недостаточно, чтобы провернуть подобное. Я как раз думаю над тем, чтобы официально войти в структуру руководства Службы Безопасности с правом принимать определённого рода решения. А Громов всячески мешает мне это сделать, – усмехнулся Эдуард. – Он постоянно испытывает моё терпение, понимает это и своими мелкими подачками старается отвлечь меня от изначальных замыслов.
– Знаешь, а ведь я не могу поверить в то, что с твоим словом могли не считаться. Ты же старший сын императора. Ты ведь был наследником престола? – я прочитал об этом в семейных хрониках. Я вообще прочитал про него всё, что было написано в этих хрониках. К сожалению, написано было мало.
– Я отрёкся от любых претензий на трон в пользу моего младшего брата, – Эд прекратил драить пол и уставился в одну точку. Мне тогда было девятнадцать лет, Мишке пятнадцать.
– Почему? – я уставился на своего так называемого дядюшку.
– Потому что так было правильно. – Ровно ответил он и принялся тереть с удвоенным остервенением.
– Это ты считаешь, что так было правильно. Но ты подумал о своём брате? Тебя готовили принять трон с рождения! Ты уверен, что его успели как следует подготовить? Если бы ты остался наследником, то не лез бы очертя голову в сомнительные авантюры. И тебя бы берегли, хотел ты этого или нет. Ты прожил бы в итоге долгую жизнь, несмотря на своё бытовое невезение, стал Императором… Всё могло быть по-другому! И очень может быть, что империя до сих пор бы существовала. – Продолжил я его буровить пристальным взглядом.
– Ты закончил? – он поднял голову и холодно посмотрел на меня, не ответив на мой провокационный вопрос. Но, если судить по его реакции, Эдуард и сам не раз думал об этом.
– Почти, – я снова принялся гонять высунувшегося из щели в стене паука. – А Вероника? Её за что выдали замуж за Демидова?
– А почему ты решил, что её именно выдали? – Эд удивлённо посмотрел на меня. – Вероника была… хм… Скажем так, мою сестру не получилось бы без грандиозного скандала выдать насильно замуж. Ты мне иногда её напоминаешь, – он усмехнулся и поднялся с пола, отжимая тряпку. Я же насупился. – Старший сын главы Рода Демидовых ей всегда нравился, с самого детства. А в шестнадцать она вбила себе в голову, что обязательно выйдет за него замуж. Как ты понимаешь, мнение парня в этом вопросе мало кого интересовало.
– Надо же, а я думал, что договорные браки – это обоюдный процесс.
– Так оно почти всегда и бывает, – Эдуард критически осмотрел чистое и пустое помещение. – Но здесь речь не идёт о договорном браке. Отец долго колебался, говоря, что очень любит и уважает своего друга и советника. И не может пойти на то, чтобы такую свинью в виде своей взбалмошной дочурки тому подложить в качестве невестки.
– Мнение самого парня опять никого не волновало, – я повернулся к Эду и смотрел на него, кусая губу, чтобы не заржать.
– Естественно, – он фыркнул. – Но, когда мой замок загорелся во второй раз, а Вероника только и делала, что на все лады повторяла: «Демидов, Демидов, дважды Демидов, трижды…», а сам глава Рода имел несчастье предложить свою помощь в восстановлении замка… – Он замолчал, но уже через пару секунд встрепенулся и продолжил. – В общем, у отца нервы не выдержали, и он отдал Демидовым полусгоревший замок и Веронику в нагрузку. Я даже не знаю, чему Демидовы обрадовались больше, или не обрадовался, тут, с какой стороны посмотреть. И да, мнение Леопольда никого до конца не волновало, – Эд негромко рассмеялся. Мда, весело они жили, ничего не скажешь. Я, боясь сглазить, осторожно произнёс:
– Вроде бы уже давно ничего такого разрушительного не происходило.
– Это же непостоянный процесс, – Эд потёр лоб. – Если бы со мной что-то происходило постоянно, я вряд ли дожил бы почти до своего тридцатилетия, если считать тот год, который я провёл в облике Гвэйна. Кстати, ты её нашёл? – Я вздрогнул и отвёл взгляд, чувствуя себя провинившимся котёнком.
– Нет, понятия не имею, куда она запропастилась, – в который раз в ответ на этот вопрос, я развёл руками, встречаясь с его возмущённым взглядом.
Ну да, это моя вина. Всё то время, пока происходило восстановление моей комнаты, я постоянно таскался с чёрной книжкой, из-за которой эта комната и была разрушена. И никак не решался её прочитать. В итоге я её потерял и почти месяц не мог заставить себя признаться в этом Эду. Пытался сам найти. Не получилось, и теперь в поиски включились все люди, находившиеся в данный момент в доме. Но найти проклятую книжку не получилось. Дальше поместья она никуда деться не могла, поэтому я был относительно спокоен. Хотя червячок вины грыз меня каждый раз, когда я видел недовольство Эдуарда.
– Ладно, заканчиваем. Иди, принимай душ и спускайся обратно, я пока всё подготовлю. – Проговорил Эд, поднимаясь на ноги.
Я кивнул и на негнущихся ногах пошёл в свою комнату, чтобы смыть с себя вековую, в прямом смысле этого слова, грязь. По ходу я осматривал поместье. Оно практически не изменилось за полтора года, прошедшие с того дня, как нас заперли здесь на обучение.
***
Никогда не думал, что время сможет пронестись мимо меня, как один миг, превращая наши жизни в какой-то сумасшедший день сурка. Или день сумасшедшего сурка. На самом деле неважно, как этот день называется. Все наши дни протекали настолько однообразно, что я периодически в них терялся. И лишь небольшие изменения, иногда всё же случавшиеся, заставляли время от времени смотреть на календарь.
Казалось бы, буквально вчера, отец Ванды предостерегал всех нас о том, что с его дочерью нужно вести себя осторожно, а уже сегодня я буду стоять в ритуальной комнате Лазаревых, чтобы впервые ступить за Грань.
За наше обучение взялись с каким-то фанатичным остервенением все наши няньки. Они умудрились за полгода сделать из нас физически подготовленных подростков. И сразу же приступили к следующему этапу обучения, вплетая в упражнения боевые и защитные заклинания. Сами же упражнения усложнились, потому что проводились почти всегда с применением различного холодного оружия. Последнее больше подходило Ванде. У неё открылась какая-то ненормальная страсть к любым колюще-режущим предметам. Ну это я ещё заметил, когда она по Дубкам с топором носилась.
Занималась Ванда почти всегда индивидуально с Андреем. Ему было с ней легче наладить контакт, всё-таки он маг воздуха, и знает, на что следует обращать внимание. Ну и чисто случайно, не иначе, является Мастером боя как раз-таки с холодным оружием.
Правда, только на моей памяти, подруга чуть не прирезала своего наставника три раза. Чисто случайно! Хотя насчёт последнего раза я не уверен. Андрей тоже был насчёт последнего раза не уверен, поэтому Ванда начала страдать на тренировках, почти в прямом смысле этого слова. Находящийся в не слишком хорошем расположении духа Бобров выматывал её так, что девушка добредала до своей комнаты, падала на кровать плашмя, иногда даже в душ не сходив, и так и лежала до самого утра, ни разу не пошевелившись.
И всё-таки Ванде нравились занятия с Бобровым и Шехтером гораздо больше, нежели занятия с какой-то чопорной англичанкой, которую приставил к ней Гомельский. Хорошо, что преподавательница, точнее, дрессировщица вздорных девиц, была приходящим преподавателем. Иначе я точно не удивился, если бы мы утром обнаружили труп англичанки, у которой ночью могла случиться острая дыхательная недостаточность.
Но, надо отдать должное миссис Харрис. Делала она свою работу хорошо. Ванда из хамоватого подростка за несколько месяцев превратилась в утончённую девицу из высшего общества, способную стать украшением любого светского раута. Точнее, она преображалась для подобных раутов, почти до полной неузнаваемости. И я даже не спрашивал, где именно она прячет кинжал, когда надевает вечернее платье, оставляющее много простора для мужского воображения. А в том, что кинжал или нож был, я абсолютно уверен.
Приёмы стали для нас обязательными с того самого момента, как нам исполнилось шестнадцать. На них настаивали Громов и Гомельский, и я ненавидел их всеми фибрами. Но, кроме всего прочего, приёмы также были частью обучения, поэтому я позволял запихнуть себя в костюм и усадить в лимузин. К счастью, для меня всё, так или иначе, заканчивалось или беседами с партнёрами, или же проверкой постулата на все времена: «Улыбаемся и машем, Наумов. Улыбаемся и машем».
На этих приёмах Громов натаскивал Егора. Но Егор на них бывал, так сказать, с другой стороны. Он выглядел старше своих лет, поэтому без каких-либо проблем начальник Службы Безопасности протаскивал его на сборище богатых аристократов под видом официанта или помощника повара. Главной задачей Егора было наблюдение, составление необходимых карт вероятностей на определённые события и людей, а также подведение итогов из собранных данных.
Вчера Громов удовлетворённо сообщил, что Егор становится одним из лучших аналитиков Службы безопасности. Пока, конечно, не официально, но впереди у него возможна блестящая карьера. Все тесты и проверки он прошёл просто на отлично. И вообще, Дубов молодец и хороший мальчик.
Нас с Вандой пока к делам не допускали. Из неё готовили боевого мага и оперативника. Ну а я являлся главой огромной финансовой Империи, и моё будущее, связанное со Службой Безопасности, стояло под самым большим вопросом. Но мы с Вандой всё-таки тоже хотели в полевых условиях посмотреть на то, что в итоге нашим наставникам удалось из нас сделать.