— Нет, я не стреляла в Миро, — прошептала в рыданиях Люцита.
— Что? Не ты? Или не в Миро? Ах, ну да! Как же я раньше не догадался! Ты стреляла. Но не в Миро, а в Кармелиту, только промахнулась. Да, стрелок из тебя никудышный. Волновалась?
Люцита постаралась взять себя в руки. Перестала плакать, встала, гордо вскинула голову:
— Что ты несешь? Я же сказала, меня там не было! Убирайся отсюда, слышишь, или я кричать начну, людей позову.
— Зови! Зови, только я тебе еще не все рассказал. И Люцита опять чуть не заплакала.
— Ну что же ты не зовешь? — с притворным удивлением спросил Рыч. — Передумала? И это правильно. Потому что самое интересное начинается только сейчас… Когда ты побежала, то зацепилась подолом юбки за куст. Ай-ай-ай, какая неаккуратность. Но тебя извиняет только то, что спешила ты очень…
— Врешь ты все! Ничего ты не видел!
— Может быть, и вру… Но только ты так рванула подол, что на кусте остался кусок ткани. Маленький такой кусочек. Вот…
Рыч полез рукой в карман брюк. Медленно-медленно достал оттуда спичечный коробок.
— Дай! — прошептала Люцита.
— На, бери, мне не жалко, — Рыч протянул ей коробок.
Люцита открыла его. Спички! Высыпала все их на пол. Никакого кусочка ткани в коробке не было. Она в бешенстве бросила коробок на пол.
— Какая страсть! Но все зря… Неужели ты думаешь, что я буду носить такую дорогую вещь, как кусок твоей юбки, с собой? Ну что ты так на меня смотришь? Сколько же в тебе ненависти! А ведь такая красивая девушка…
Рыч обнял ее за талию.
— Дай погляжу тебе в глаза.
Люцита смотрела на него с самой лютой ненавистью, на какую только была способна.
— Ты прекрасна — похожа на разъяренную кошку. Люцита попробовала вырваться, но неудачно. Уж очень руки у Рыча крепкие.
— На кошку, которой прищемили хвост… Но вернемся к главному. Давай посоветуемся: мне обо всем рассказать в милиции, или только Бейбуту с Баро?
И тут в палатку вошел Миро:
— Рыч? Ты?! Что ты тут делаешь?
Глава 7
Сватовство отца и Земфиры Кармелита пережида не очень легко. Но пережила. Потому что в глубине души, несмотря на всю любовь к покойной матери, понимала: иначе быть не может. Нельзя, чтобы столько лет человек жил один.
А потом Кармелита задумалась о своей жизни. И вот тут все было уже гораздо сложнее. Свадьба с Миро, а дальше — бродячая жизнь с табором. И желательно подальше от города Управска, где живет человек по имени Максим…
Вот только — отец… Согласится ли на это великий защитник вековых цыганских законов?
Значит, опять нужно идти к отцу, просить у него “вольную”.
— Отец, — сказала Кармелита, решительно входя в кабинет Баро. — Я хочу уйти из дома. Отпусти меня.
— Иди, — спокойно ответил Зарецкий. — Я сейчас же велю подогнать машину.
Кармелита запнулась, она так долго настраивалась на решительную беседу, что, кажется, перестаралась, выбрала слишком резкие слова. Отец ее просто не понял. Пришлось дать задний ход.
— Нет, папа. Я не так сказала. После свадьбы и венчания с Миро я хочу уйти из дома навсегда. Кочевать вместе с табором и театром Бейбута.
Баро насупился, он не забыл маленьких истерик, которые в прежние времена закатывала дочка из-за Земфиры. Правда, она каждый раз приходила, чтоб извиниться. Но все же…
— Доченька, ты хочешь уйти из-за Земфиры? Ох уж этот папа. Сам себе кажется таким мудрым, а элементарных вещей не понимает…
— Да нет. Земфира здесь ни при чем. Просто… Я хочу выступать вместе с цыганами. Разве это плохо? У меня… то есть у нас с Миро, будет совместный номер. Ты же знаешь, я всегда хотела быть артисткой.
Баро нечего было ответить. Как тут спорить, ведь это совершенно нормальное желание цыганской женщины — жить жизнью мужа, быть везде с ним.
Но отец не мог так просто сдаться и отпустить свою дочку без боя.
— Погоди, доченька. Но ведь табор Бейбута не уходит из города. Я ему и с помещением помог.
— Пока не уходит. Но ты же понимаешь, что дом табора — дорога. Папа, ты же не можешь держать меня при себе всю жизнь. Не пустил меня учиться в Москву — бог с ней, пусть. Но ты же не можешь не отпустить меня с табором.
Баро почувствовал, как мир, его мир, который он создавал, в который вложил столько сил и который в конце концов выстроил, дал трещину.
— Кармелита, и ты оставишь меня одного? Дочка хитро улыбнулась: кто бы говорил!
— Нет, отец, не одного. Теперь всегда с тобой рядом будет Земфира.
Баро тоже улыбнулся. Ох, дочка: говорит вроде нежно, но хватка отцовская — палец в рот не клади.
Но все равно — никак он не мог сказать ей “да”, - Настоящее, полновесное, окончательное отцовское “да”!
— Кстати, о Земфире. Ты бы поговорила с ней. Она объяснит тебе, что это такое: кочевать с табором. По дорогам и по бездорожью, в грязь, в снег, в холод, в жару, в дождь.
— Пап, ну о чем ты? Ты же знаешь, маленькой я все это пережила и прекрасно помню.
— Да, но это было так давно. После этого ты столько лет жила в большом, удобном доме. С Грушей-помощницей, с Сашкой-конюхом… Я понимаю, ты молода. Хочется всего большой ложкой зачерпнуть. Всегда ведь кажется, что на дне казана — все самое вкусное. Одним словом, цыганская романтика…
— Нет. Романтика здесь ни при чем, — Кармелита резко встала с места.
Она устала от этого бессмысленного разговора, когда оба как бы танцуют вокруг правды, боясь зацепить ее. Отец сам вынуждает ее сказать все как есть!
— Папа, ты же взрослый человек! Неужели не понятно?! Я должна выполнить свое обещание и забыть Максима. Но пока я нахожусь с ним в одном городе — это невозможно! Да, я пыталась, пыталась вытравить его из головы, но у меня ничего не получается. Потому что здесь, в Управске, каждый дом, каждое дерево, каждый закоулочек напоминает о нем. Все! Даже наш сад!
— При чем здесь сад?
— Потому что, когда я выхожу в него, мне очень стыдно, но… Но я вспоминаю не столько о том, как ранили Миро, сколько о том, как схватили Максима, как начали его бить. Но я пообещала тебе, а значит…
Кармелита посмотрела на отца, и ей стало жалко его. На глаза Баро навернулись слезы.
— Папа…
Кармелита подошла к Баро, обняла его.
— Отпусти меня… отпусти, не держи.
Но он молчал, давя в себе слезы, так и не сказав “да”.
Миро с презрением посмотрел на Рыча:
— Люцита, отойди от него!
Девушка вырвалась из Рычевых рук, отступила немного в сторону и хотела уже подойти к Миро, но не подошла.
Она вдруг совершенно отчетливо почувствовала, как же ей приятно, что Миро увидел ее в руках другого мужчины. И не какого-нибудь малолетки вроде Степана, а настоящего, большого, взрослого мужика. Пускай почувствует хоть малую долю того, что она испытывает каждый раз, когда видит его рядом с Кармелитой! И чтоб усилить эффект, Люцита гордо произнесла, глядя на Миро с холодной насмешкой:
— А по какому праву ты здесь командуешь? Миро опешил:
— Я не командую, Люцита! Я пытаюсь тебя предостеречь. Этот ром — преступник!
— Не бросайся словами, парень. Это еще нужно доказать и хорошенько посмотреть, кто тут преступник, а кто нет. Вот и Люцита тебе это подтвердит. Да? — вступил в разговор Рыч.
— Пошел вон! — Миро вложил в два коротких слова все накопившееся в нем презрение.
— Не пыли, парень. Я не в твоей палатке. Если хозяйка скажет мне уйти, тогда уйду. А? Что скажешь, хозяюшка?
Люците очень хотелось прогнать Рыча куда подальше. И поговорить с Миро. Все же, несмотря ни на что, он остается для нее самым родным человеком в мире. Но она не могла заставить замолчать засевшего в ней беса противоречия:
— Он — мой гость! Наши обычаи не позволяют его выставить.
Рыч и сам немного удивился таким словам. В последнее время все его только шпыняли, как шелудивую собачку. И лишь эта девчонка ни с того ни с сего заступилась. Как не порадоваться, особенно если нет других поводов для радости…
— Вот видишь, Миро. Я здесь никому не мешаю. Может, это тебе лучше уйти?
— Убирайся! Я не потерплю тебя в таборе.
— Круто берешь, парень. Я цыган — я имею право зайти на огонек к своим ромалэ.
— Ты — цыган?! Да ты опозорил всех нас! Табор никогда тебя не примет.
— А ты что, уже решаешь за весь табор? А, ну понятно — наследный принц императора Бейбута!
— Нет, Рыч, ты не хочешь по-человечески. Я не люблю трепать языком, но видно, придется сказать всему табору, почему Баро тебя выгнал.
— Ничего, щенок, я с тобой еще разберусь!
— Если хочешь поговорить со мной с глазу на глаз, я готов!
— Некогда. Да и неохота из-за тебя под статью подставляться. Нет, лучше уж я уйду. Не о чем мне с тобой разговаривать. Эх, злые люди у вас в таборе! — Рыч бросил на Люциту быстрый, лукавый взгляд. — Но не все. С тобой, красавица, мы еще встретимся, — и по-кошачьи беззвучно вышел из палатки.
Оставшись наедине с Люцитой, Миро немного растерялся — не знал, как с ней говорить. Вроде и обидеть боялся. Но, с другой стороны, возмущение, кипевшее в нем, тоже было слишком велико.
— Что все это означает, Люцита? Зачем он к тебе приходил?
— Откуда я знаю! Он даже слова сказать не успел, как ты его выгнал! Герой!
— Странно. И что же ему от тебя понадобилось?
— Это что, допрос?! Не имеешь права! Я тебе не жена. И даже не невеста!
— Да что же у тебя за характер такой!
— Хороший характер, Миро, замечательный, — грустно сказала Люцита. — Был! Пока ты не испортил.
— Я просто пытаюсь предостеречь тебя — это очень опасный человек! Надеюсь, ты еще ни во что с ним не вляпалась.
— Предупредил? Все? Спасибо! Но со своей жизнью я сама справлюсь! И сама решу, с кем мне общаться.
— Я так не думаю…
— Слушай! Хватит меня учить и мучить! Ты-то сам зачем пришел?
— Я пришел за тобой. Репетиция через полчаса. Мы в театр уезжаем!
— Хорошо. Я поняла. Через три минуты буду.