А Сашка — душа-человек — все надежды оправдал. Ежеминутно повторяя “а то!”, все выложил. И то, как увидел он таинственное свечение в склепе, когда туда Баро заходил. И как испугался… то есть нет, не испугался, а просто заинтересовался. И побежал к кузнецу Халадо советоваться. А потом уж, вместе с ним, к Степке. И как, наконец, все вместе, втроем пошли к барону с требованием рассказать, что это за ерунда такая таинственная…
И в финале Сашка особо цветисто изложил, как Халадо и Степка испугались этого свечения в склепе. А это всего-навсего, ха-ха, лампочка оказалась!
Вот и всех делов!
Лицо плачущей матери стояло у него перед глазами. Но как только Антон слишком уж начинал жалеть Тамару, эта картинка сменялась другой, той, что он увидел в конторке Игоря. И тогда Антон опять начинал ненавидеть ее. И когда ненависть достигала края, снова жалел.
И так до бесконечности. От этого можно было сойти с ума.
Оставался только один выход — вернуться к Свете, доброй, нежной Свете. Она успокоит, с ней хорошо — уютно. Когда она рядом, ему, Антону, всегда везет.
А тот случай с ней и Максимом… Она, конечно, не права. Так ведь и он хорош. На мать обиделся, а злость всю излил на Свету.
Надо вернуться, без этой светлой девушки в жизни никак.
— Света, открой, пожалуйста!
— Нет! — твердо сказала Света через дверь.
— Ну пожалуйста. Мне очень нужно с тобой поговорить! Слышишь?!
Доброе женское сердце…
Света выглянула в дверь, твердо зная, что не пустит его в дом:
— Ну что тебе? По-моему, все, что мог, ты уже сказал. Больше нам не о чем говорить.
— Светочка, не прогоняй меня! Пожалуйста… Ты мне очень нужна.
— Нужна? А мне так не показалось во время нашей последней встречи. Пока!
Света собралась захлопнуть дверь. Но он заговорил, с небывалым жалостливым напором:
— Подожди! Постой! Не захлопывай дверь! Ты себе представить не можешь, как мне сейчас плохо! Я никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и обманутым!
Света строго нахмурила брови:
— Антон, хватит. Если ты опять о нашей прогулке с Максимом, то я тебя ни в чем не обманула!
— Света-Света… Честно говоря, вся эта история с Максимом — просто ерунда по сравнению с тем, что я хочу тебе рассказать.
— А нужно ли?
— Нужно. Если я не расскажу, то моя голова расколется на… на…
— На фиг! — подсказала девушка.
— Нет. На тысячу маленьких кусочков. Света, ты единственный человек, которому я доверяю.
— Ну, ладно, — смилостивилась хозяйка дома. — Давай поговорим, букет несчастий. Проходи.
Антон был очень рад оказаться внутри дома. Он знал, что она его пустит к себе. Знал!
— Спасибо, Света. Ты для меня самый близкий человек.
— Пить что-нибудь будешь? — провокационно спросила Света.
— Да, конечно, — с легкой усмешкой сказал Антон. — Чай или кофе.
— Тогда подожди в студии. У меня там сахар закончился. Я сейчас быстро с кухни принесу, и мы поговорим. О’кей?
— О’кей, — кивнул Антон, входя в студию.
И тут он увидел портрет Максима, выведенный углем на белой бумаге. Портрет получился хороший, страстный, сильный.
И после этого она будет утверждать, что у них с Максимом ничего не было?! Ага — нашла дурака!
Вошла Света, неся в руках баночку с сахаром.
— Похож… — Антон кивнул на портрет. — Не иначе, с натуры рисовала. Знаешь, а в полный рост и голым получилось бы лучше!
Света положила сахар на стол и спокойно, как доктор больному, сказала:
— Не заводись!
— Я не завожусь, — сказал Антон, быстро вскипая вместо кофе. — Просто моего портрета утебя нет, а Максика — есть. Вдохновилась. Нарисовала… И как! С любовью. Смотри-ка, прямо как живой…
Надо же — Света никогда не думала, что рисунок, подобно письму или дневнику, может стать таким сердечным, таким личным. Конечно же, этот портрет нужно было спрятать. Да что сейчас думать об этом, уже поздно.
— Значит, о нем ты думаешь больше, чем обо мне.
— Перестань, Максим — мой друг.
— И после этого ты будешь говорить, что у вас с ним ничего не было! Ага — нашла дурака! Так я тебе и поверил! Жди! Ты предала меня! Нет… Вы предали меня! Оба!
Света боялась его взбесить. Но одновременно гордость не позволяла ей молчать или просто защищаться.
— Антон, там, на пороге, мне вдруг показалось, что ты изменился… что ты страдаешь. А ты… Ты…
— Да, я изменился. Я очень изменился. Ты даже представить не можешь, насколько ты права. Теперь я никому не позволю себя обманывать. И не позволю себе страдать!
Антон схватил ее за руки.
— Тебя никто не обманывает, если не веришь — уходи.
— Ха-ха, уйди. Я уйду, а ты опять к нему побежишь? Впрочем, если не уйду, все равно побежишь. Это уже проверено.
Света вырвалась из его цепких рук, убежала в угол студии:
— Да что с вами со всеми происходит, откуда эта ненависть? Почему вы не можете спокойно поговорить? Все выяснить? Я не понимаю…
— Кто мы? — поинтересовался Антон.
— Ты и… — Света остановилась и не произнесла имя Кармелиты.
— Ах, так не я один заметил, что у вас такие близкие отношения! А кто же второй? Ой, догадался! Наверно, твоя лучшая подружка? Цыганочка! Я же ей сам все рассказал. Красиво получается. Хорошие друзья у нас в Управске. Ты у Кармелиты уводишь Максима. Максим уводит меня у тебя… Тьфу ты, то есть — тебя у меня! Как там, в детстве, мы пели: “Вот что значит настоящий, верный друг!” — протянул Антон противным фальцетом.
— И кто тут так противно воет? — в студию вошел Максим.
Тамара тоже решила лечить свои сердечные боли привычным способом — поехала к Игорю.
Вошла в его кабинет, сказала мертвенным голосом:
— Вчера я все рассказала нашему сыну. Теперь он знает, кто его настоящий отец.
— Спасибо! — ухмыльнулся Игорь. — Я в курсе.
— Ты говорил с Антоном?
— Нет, милая. Это он говорил со мной. И как!
— Как? — спокойно спросила Тамара. — Что он тебе сказал?
— Что, да как… Никак! Он запретил мне подходить к тебе.
— М-м-м, хорошо. По крайней мере, сказано по-мужски. Есть надежда, что, когда перепсихует, мужиком станет.
— Вот только без намеков, без оскорблений, пожалуйста. Если б я не был мужиком, так и Антона бы не было. Между прочим, ты знаешь, что как отец я его не устраиваю.
— Знаю. И сейчас, глядя на тебя, понимаю почему.
— А ты понимаешь, что я его полностью устраиваю как должник?
— Должник? За что? В чем?
— Ты думала, Антон настолько раним, что будет долго переживать? Ты ошиблась, дорогая. Он выставил мне счет. Представляешь, да?
Тамара улыбнулась какой-то своей мысли.
— Да-да, — взвизгнул Игорь. — Он говорит, я ему должен выплатить алименты за все восемнадцать лет.
— Не слушай его. Он сейчас не понимает, что делает.
— Это ты так считаешь. Впрочем, как же не защитить своего сына!
— Не забывай, что он и твой сын тоже. И тебе не мешало бы думать о нем получше!
— Сын… Шантажист! Теперь он, прежде всего, мой кредитор…
— Тебя только это волнует.
— Конечно. Отцом он меня не считает, а деньги почему-то требует. Между прочим, в баксах кругленькая сумма получается. Двадцать одна штука!
— Двадцать одна тысяча шестьсот долларов, — четко, выговаривая каждую букву, произнесла Тамара.
— Что? Откуда ты знаешь? Он и тебе сказал?
— Нет, милый. Я давно еще подсчитала, что если бы ты давал мне на сына хотя бы сто долларов каждый месяц, то за восемнадцать лет накопилась бы двадцать одна тысяча шестьсот долларов.
Игорь остолбенел, какое-то время так и стоял, открыв рот.
Потом хмыкнул и, проглотив слюну, сказал:
— Браво! Вы достойны друг друга, астаховские родственнички…
Глава 14
Казалось, Антон даже обрадовался приходу Максима.
— Здрасьте, только вас и ждали! Вот он — герой, покоритель женских сердец! Управское чмо! То есть, извините. Мачо! Девушки пишут его портреты…
— Прекрати кривляться!
— Да у меня и в мыслях не было! Я только отдаю должное твоим талантам.
Максим подошел к Антону вплотную, сжал кулаки. Но тот продолжал, как будто ничего не замечая:
— И эти люди запрещают мне ковыряться в носу и нюхать пальцы! Ты! Ты обвинял меня, что я пристаю к твоей цыганке! А что же теперь ты клеишь мою женщину…
— Я ее не клею, а вот ты ее оскорбляешь.
— Я ее еще не оскорбляю. А вот ты ее уже склеил. Спишь с моей бабой — так хоть имей мужество признаться. Она же вон… тоскует по тебе, портретики твои рисует… Ждет не дождется, чтобы во весь рост запечатлеть. Скажи, а голым ты ей тоже позировал? Или некогда было?
Света заплакала, закрыв лицо руками.
Максим молча подошел к Антону, взял его за ворот рубашки. И потащил к выходу. Антон высвободился из его рук, пытался сопротивляться. Но Максим толкал его впереди, как бульдозер гребет мусор на свалке. Чувствуя, что физически он уступает, Антон постарался взять реванш лирическими отступлениями:
— И не надоело тебе побираться чужими объедками?
Максим продолжал молча толкать Антона к выходу…
— Нет, ну ты просто какая-то сексуальная гиена. Только на падаль смотришь. То цыганка вслед за мной. Теперь вот Светка…
Максим почувствовал, что больше не может молчать:
— Ты дурак. Тебе повезло, тебе досталась такая хорошая девушка, а ты так бездарно ее теряешь!
— Зато ты находишь. А вообще-то, я не хотел ее терять. Это ты украл у меня Светку! Ты! И я тебе этого никогда не прощу.
— Ты сам сделал все, чтобы ее потерять.
— Нет. Это ты сделал все, чтобы ее подобрать. Тебе же нравится все, что принадлежало мне. Ты подбираешь все, что я выплюнул.
— Убирайся!
Максим вытолкнул Антона за порог и захлопнул дверь.
Антон упал на землю. Пыль присыпала его лицо. Он с ненавистью забрал в дверь:
— Запомни, везде, где я был, — твой номер второй, — и пошел к машине, размазывая слезы по пыльному лицу.