— Да.
— Ай-яй-яй, как я тебе сочувствую… Вот только… Ты ведь мне не посочувствовал, когда вышвырнул меня из дома и с работы?
Тут, конечно, требовался ответ более многослойный, а может, и многоэтажный. Только в присутствии Бейбута Баро не мог нормально разговаривать.
А Рыч продолжал издеваться:
— Нет, все же ты сегодня болезненно немногословный. Я тебя просто не узнаю… Не грозишься бросить трубку… С чего бы это?
И снова Баро вынужден был промолчать.
— Ой, я, кажется, догадался! С тобой там кто-то есть, да? И ты боишься, что этот кто-то узнает о том, как всемогущий Баро не уберег золото.
— Да.
Бейбут раскурил трубку. Баро посмотрел на него со злостью: ну неужели непонятно человеку, что тут идет тяжелый разговор, не предназначенный для второй пары ушей.
Только Бейбут продолжал курить как ни в чем не бывало. Он вообще подумал, что вся эта злость адресована не ему, а исключительно тому, с кем Баро разговаривает.
— Это хорошо, что боишься. Вот теперь ты понял, что чувствует человек, когда его лишают самого главного в жизни.
Баро наконец-то созрел для длинной речи:
— Я тебя долго слушал. Хватит воду лить. Скажи, чего ты хочешь? Чего ты добиваешься?
— Не торопись, — вкрадчиво сказал Рыч. — Я еще не решил, что буду делать с этим золотом… Кстати, обещаю: если вздумаешь еще выслеживать меня, мои напарники переплавят его на цепочки, колечки, кулоны. А пока… Придется тебе подождать… Подождать и помучаться. Пожить в страхе. Так что счастливо… Но я, заметь, не прощаюсь…
— Что случилось, Баро? — спросил Бейбут. — Плохие новости?
Баро выдавил из себя улыбку:
— Да нет! Ничего. Так, пустяки… Мелкие проблемы по бизнесу.
Она ничего не сказала мужу. Ни единого слова. Хотя прекрасно помнила о том, что Люцита как бы ненароком, как бы невзначай, выспрашивала ее о золоте. Но не будешь же закладывать барону (пусть даже он и муж) родную дочку. Хотя, с другой стороны, не слишком ли она ей потакает? А вдруг Люцита и вправду как-то связана со всеми этими последними неприятностями?..
Да нет, свят-свят, не может быть. Она просто несчастная девочка, безнадежно влюбленная в Миро. И оттого ежечасно страдающая. А всей этой глупостью с колдовством и прочей чертовщиной она уже переболела.
И все же, все же сердце никак не хотело успокаиваться.
Рамиру она сказала, что ужасно соскучилась по табору, по дочке. Съездит ненадолго и вернется.
Люцита сидела в палатке. Все жаловалась на больную ногу. Земфира нежно поздоровалась с ней. Дочка так же нежно ответила на приветствие. Но только все это было как-то не так, неправильно. Обе оказались плохими артистками.
То есть, не совсем так. На сцене или просто в танцевальном круге они, и дочка, и мама, ого-го. Попробуй угонись за ними в танце, попробуй перепой их в песне! А вот в родном своем шатре, друг перед другом, они играть не могут.
Поэтому Земфира прекратила эту плохую игру в нежность дочки — матери и прямо сказала:
— Дочка, я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Одну только правду!
Люцита заерзала:
— Что ты хочешь узнать? Какую правду?
— Зачем ты расспрашивала меня о священном золоте?
— Я хотела загадать желание.
— Не лги! Куда ты его дела?!
— Я не брала слиток!
— Никто не знал, где Баро прячет слиток! А ты выспрашивала. Зачем? Ты же знаешь, если цыган взял слиток священного золота, его ждет страшная кара. Может быть, даже смерть.
Земфира буквально буравила дочку взглядом. И та чуть стушевалась.
— Я не воровала слиток! Клянусь тебе.
— Ах вот как? “Я не воровала”. А кто воровал? Значит, ты помогала! Зачем?
Люцита молча смотрел на мать. Опять, как на суде, получается. Что она ни скажет, все против нее.
— Отвечай! Зачем ты помогала Рычу взять этот слиток?! Куда вы его спрятали?
Люцита страшно удивилась:
— А откуда ты знаешь про Рыча?
И снова она промахнулась. Своим вопросом практически призналась в том, что как-то связана с Рычем.
— Знаю, дочка. Я все знаю. Что тебя вообще может связывать с этим выродком?
— Теперь уже ничего.
- “Теперь”! А раньше?
— Тебя это не касается. Главное, я не брала слиток. А остальное пусть тебя не волнует!
Земфира утерла рукой лоб:
— Ой, жарко. Тяжело с тобой спорить, дочка. Воды, что ли, принеси.
Люцита обрадовалась маленькой передышке в разговоре, легко вскочила и побежала к бидончику с чистой водой. И тут же сообразила, что опять ошиблась. Таким образом мать еще в детстве проверяла ее хитрости насчет “больной ноги” и “сильного жара”.
— Значит, и с ногой ты тоже всех обманула? Не болит у тебя нога! Ну, и зачем ты это сделала?!
— Это она сейчас не болит. А раньше болела.
— Мне надоела твоя ложь! Сейчас ты мне скажешь правду. Ты меня поняла? Нечего на меня так смотреть. Ну, давай, выкладывай по порядку. Зачем ты подставила Кармелиту под ножички Миро? То есть — Рыча?
— Ты действительно хочешь узнать всю правду про свою негодную дочь? — сказала вдруг Люцита, по-змеиному сощурив глаза.
Тут уж Земфира немного растерялась и даже стушевалась.
— Что, мамочка? Решила донести на родную дочь? Хорошо! Тогда я расскажу тебе все. Но ты лучше присядь для начала.
Земфира, как загипнотизированная ее взглядом, с испугом отошла назад и села на стул.
— Да, это я рассказала Рычу, где хранится священное золото.
— Но зачем?
— Рыч меня шантажировал.
— Чем, чем он мог тебя шантажировать?
— Он видел, кто стрелял в Миро. На суде он сказал, что Максим не делал этого. Но он не сказал, кто это сделал.
— Так, значит, это все-таки ты. Ты стреляла в Миро?
— Да, я стреляла. А ты только догадалась. Ведь я намекала тебе, чтобы грех с души снять. Только мать меня не слышит. Или не хочет слышать. Она только о Баро думает. И о дочке его распрекрасной. Да — я стреляла. Но не в Миро, а в Кармелиту! И, к сожалению, промахнулась!
— Господи… Значит, моя дочь… не только воровка, но и убийца.
— Нет! Ни то и ни другое. Я ничего не крала! Золото взял Рыч, и куда он его дел — не знаю. И убивать я никого не убивала, даже Кармелиту. Хотя очень об этом сожалею.
Земфира с ужасом посмотрела на дочь.
Он — отец. Ну, то есть пока еще нет. Но может стать им. И совсем скоро!
Максим почувствовал, как по веему телу разливается какая-то приятная теплая волна. Он — отец. Скоро на свет может появиться маленький комочек, в котором будет его часть…
Невероятно.
И все же это так.
Света наконец-то вышла от врача.
— Ну как ты? — сразу же спросил ее Максим.
— Я не знаю… — глухим, совершенно не своим голосом ответила Света.
— Мне врач сказал, все в порядке. Мы уже можем идти домой. Пойдем.
Света никак не отреагировала на его слова. Зачем-то уставилась в потолок. Да, слыхал Максим, что беременность меняет женщину. Но он и подумать не мог, что настолько сильно.
— Светочка, не волнуйся. Все хорошо будет…
— Все хорошо? Ты же еще ничего не знаешь!
— Знаю. Да ты успокойся. Меня уже и врач поздравил…
— Так ты знаешь?
— Да. Только ты не волнуйся. Тебе уже нельзя волноваться. Ты теперь в другом статусе.
— Господи, а что же я теперь буду делать?
— Свет, мы разберемся.
Максим опять поймал такси и поехал со Светой к ней домой.
Уложил ее на диван, укрыл пледом.
— Максим, родной. Спасибо тебе за заботу и за то, что сейчас рядом со мной.
— Теперь, я всегда буду рядом.
— Ты что же, собираешься быть моей нянькой?
— Почему нянькой? Я буду твоим мужем и отцом твоего ребенка.
— Ну нет, мне таких жертв не надо, — Да подожди. Света, о чем ты говоришь? Ребенку же нужен отец!
— Никакого ребенка не будет. А мы с тобой снова будем друзьями.
— Свет, у друзей не может быть общих детей.
— Подожди, так ты решил, что этот ребенок…
Слово “твой” она не смогла выговорить. И вопрос остался незаконченным. Святой человек. Он сразу готов признать отцовство. И как бы, наверно, было хорошо. Если бы это был ребенок Максима! Только нет. Сроки, безжалостные цифры календаря твердят: никак не может быть, что это Максимов ребенок.
А может, смолчать сейчас, спрятаться за его широкую, надежную спину. И жить так до самой старости. Но нет, не получится. Совесть не даст, потому что нет большей подлости, чем соврать, подбросить покукушечьи мужику чужого ребенка. Нужно сразу сказать, что это чужой. И только тогда он может стать своим!
— Максим, это… Это ребенок Антона. И вообще, никакого ребенка не будет!
Глава 27
Бейбут что-то говорил, долго и настойчиво. Баро кивал головой, вроде как слушает. Иногда даже поддакивал. Но на самом деле мысли его были очень далеко отсюда. Крепко же Рыч взял его в оборот. И ведь главное, — он действительно не знает, чего от него ждать. Вроде бы был нормальный человек, а теперь совсем спятил. Вот что значит месть. Нет такой подлости, которой он не мог бы совершить.
И Кармелита действительно в опасности. Надо же… Раньше только один Максим был ей угрозой. А теперь еще и Рыч добавился.
Да, так чего тут Бейбут хочет — чтобы Миро забрал ее после свадьбы и они уехали с табором?
И чего он раньше с ними спорил? Пусть уезжают. В нынешней ситуации это, наверно, лучший выход.
И Баро сдался.
Да, да, пусть так и будет. Свадьба через три дня. Или через два. Или через день. А потом… Табор уходит в небо. То есть, тьфу-тьфу-тьфу, не в небо, а по пыльной дороге управской окраины в другие такие же города.
Как же радовались Бейбут и Миро такому решению. И в табор уехали — праздновать.
А Баро позвал дочку, взял ее за руку, повел в свой кабинет, усадил в кресло.
— Через три дня ты покинешь этот дом… — сказал грустно.
Кармелита молча, с такой же грустью, посмотрела на него.
— Ты ведь этого хотела? Избавиться от деспота-отца.