— Да, в последнее время Форс вообще очень изменился, стал другим. Чувствуется, что дела у него ну очень пошли в гору. Не знаю, с чем это связано, но чувствую, что это так. И мы не имеем права терять его дружбу.
— Отлично, — разнервничался вдруг Антон. — Мы что же, сами себя в яму загнали? И теперь обязаны плясать под дудочку Форса?
— Плясать — нет. Но быть с ним поаккуратнее — должны.
— То есть, по-твоему, я должен бежать в загс, заводить семью, ребенка, погружаться в пеленки, распашонки, горшки и кастрюли, да? И все это только для того, чтобы не огорчить Форса, великого и ужасного?
— Антон, я тебя не заставляю делать то, что тебе не по душе, хотя… хотя… Ну ты же мужчина, в конце концов. В любом случае, пожалуйста, будь со Светой предельно деликатен.
— Ага. Интересно, как можно быть деликатным, уговаривая девушку избавиться от ребенка.
— А ты постарайся. Найди нужные слова.
— Может, ты мне что-то посоветуешь?
— Думай.
— Легко сказать “думай”.
Антон направился к выходу, но в последнюю секунду Тамара окликнула его.
— Вот, Антон! Извини, что напоминаю, но ты… Еще совсем недавно ты обижался на меня, кричал, оскорблял за то, что… Что ты… Что отец… Ну, в общем, ты понимаешь. А теперь ты сам видишь, как трудно что-то решать, когда дело касается ребенка…
Антон опустил глаза.
— Может быть, ты хоть сейчас поймешь, как было трудно мне, когда я только носила тебя вот здесь, — Тамара положила руку на свой живот.
И снова позвонил Рыч. На этот раз говорил недолго.
Назвал свою цену.
Полмиллиона.
Причем не долларов, а евро.
Замечательно. Бандиты, оказывается, тоже перешли на евро!
По дороге в Зубчановку Земфира была особенно нежна с Люцитой. Обычные родительские дела. После того, как отругаешь ребенка (пусть даже и за дело), всегда хочется обнять его, приласкать.
А вот и дом. Земфира с дочкой с чемоданами в руках переступили порог.
— Ну вот, Люцита, мы и дома.
— Прости, мама, но для меня это пока еще не дом. Земфира попросила охранника отнести вещи в комнату Люциты.
Охранник кивнул, ушел с вещами наверх, на второй этаж.
— Что, для меня уже и комната приготовлена? — изумленно спросила Люцита.
— Доченька, она ждет тебя с того самого дня, как я вышла замуж за Баро.
— Почему же ты мне раньше не сказала?
— Ждала… Вот и дождалась.
Люцита осмотрелась. Да, похоже, это здание все больше становится ее домом. Прошли на кухню:
— Груша! — Земфира громко позвала помощницу.
— Я смотрю, мамочка, — сказала Люцита с улыбкой, — ты быстро себя тут хозяйкой почувствовала.
— Ая и есть здесь хозяйка. И для тебя желаю того же. Из кладовки прибежала Груша.
— Грушенька, — спросила Земфира немного церемонно. — У нас есть чем накормить Люциту?
Груша, хитрая женщина, сразу поняла суть происходящего. Обняла девушку и усадила ее за стол:
— А как же! Для такой красавицы всегда найдется.
Пообедав, пошли в комнату Люциты. Здесь было хорошо, уютно, только немного пыльно. Женщины тут же принялись за уборку.
— Ну вот, Люцита, согласись, приятно, когда все делается по одному твоему слову?
— Что мне с этого? Разве счастье в том, чтобы тебя прислуга слушалась? А даже если так, что ж мы сейчас сами здесь порядок наводим?
— Это, Люцита, чтоб совсем не забарствовать, не испортиться.
— Нет, мама. Я ко всему этому безразлична. Хочется быть счастливой. А счастье для меня только в том, чтобы быть рядом с любимым человеком.
— Но если это невозможно, нужно уметь радоваться тому, что есть. И потом, здесь ты будешь в безопасности. Тут-то тебя Рыч точно не достанет. А когда все закончится, ты будешь вознаграждена за свои страдания.
— Это как? Не понимаю. И что “закончится”?
— Скоро свадьба. Кармелита и Миро уедут с табором. И мы здесь будем жить втроем. Баро, я и ты. Потом ты в кого-то влюбишься… Сделаешь нас бабушкой и дедушкой.
— То есть ты хочешь сказать, я должна заменить Баро дочь, когда Кармелита уедет?
— Почему бы и нет?
— А потом рано или поздно стану его наследницей? И буду хозяйкой всего этого, — Люцита хищно развела руками.
— Ой, дочка, — огорчилась Земфира. — Ну откуда в тебе столько злости?
— Ладно, мама, извини. Считай, что это я так пошутила. Давай, лучше уборку поскорей закончим!
После разговора с Рубиной на душе у Светы стало светло и ясно. А главное — спокойно. И ей ужасно не хотелось терять это, с таким трудом обретенное, равновесие. Но увы…
Пришел Антон. Он выглядел смущенным, был улыбчив, вежлив.
— Света, ничего не нужно говорить. Я уже все знаю — ты беременна.
— Да, и что? Ты пришел меня поздравить? Антон растерялся, начал смешно по-детски моргать глазами.
— Ну что ты на меня так смотришь? Да, Антон, представь себе: обычно женщин с этим поздравляют. Ты разве не знал?!
— С-с-с-вета, — наконец-то выговорил он. — Давай немного сбавим тон. И спокойно все обсудим…
— Ну давай попробуем.
Света демонстративно замолчала. Антон опять начал мяться. На губах девушки заиграла какая-то непонятная усмешка.
— Чего ты улыбаешься?
— Я? А, тебе показалось. Что-то гость сегодня неразговорчив. Объяснил бы, зачем ты пришел. Знаешь, мне даже интересно, что ты можешь мне сказать…
— Много чего. Например, я считаю, что твоя беременность — это наша общая проблема и решать ее мы должны вместе.
— Удивительно, но я не могу не согласиться с тобой.
— Света, — сказал Антон с душевной усталостью. — Честное слово, я не понимаю твоей агрессии. Когда мы расставались, я еще ничего не знал о ребенке. Как только узнал о нем, сразу прибежал к тебе. В чем я еще не прав? В чем? Ну вот, теперь ты молчишь… Тогда я продолжаю. Ты знаешь, я думаю, тебе еще рано иметь ребенка. Ты — молодая, красивая, у тебя все впереди…
— Можешь дальше не продолжать. Мне уже все понятно.
— Подумай, зачем тебе это надо? Да и я не готов к семье…
— Значит, ты предлагаешь убить нашего ребенка. Да?
— Света, не нужно этой высокопарной демагогии. Аборт — это не убийство!
— Разве? Интересно, если бы наши мамы так думали, что бы мы с тобой сейчас говорили?
— Если бы наши мамы так думали, мы бы с тобой сейчас не разговаривали! — расхохотался было Антон, но, глянув на злое Светкино лицо, замолчал.
— Шутник, елки-палки! Я это и имела в виду.
— Света, давай не будем преувеличивать. Аборт — это такая же простая операция, как… как… Ну, я не знаю, удалить зуб…
— Или вытащить кость из горла.
— Да. Ты совершенно права. “Кость из горла” — оченьточное сравнение. Главное — ты не переживай, не бойся ничего. Денег я тебе дам. Найду хорошего врача. Сделаю все максимально комфортно для тебя.
Света подошла к Антону поближе, посмотрела ему в глаза.
— Ты такой заботливый… Хочешь, чтобы мне было максимально комфг тно и удобно…
— Да. Да, представь себе! Ну, так ты согласна?
— Ты даже себе не представляешь, Антон, как я тебе благодарна за все, что ты для меня сделал!
“Издевается, — подумал Антон. — Я пришел к ней как человек, поговорить, разобраться. А она… За что?”
Баро прикинул свои финансовые возможности. Сколько он может продать, сколько и у кого одолжить, чтобы собрать сумму, назначенную Рычем. Туго, совсем туго…
Именно сейчас он сильно в дела вложился. Все деньги — в деле, в работе. Если сейчас доставать их, проекты замрут. А что партнеры подумают? Решат, что Баро с ума сошел. Как им объяснить, что происходит?
Зарецкий пошел в конюшню.
— Сашка, привет.
— Привет, Баро. Пришел лошадками любоваться? Любуйся.
— У меня тут серьезное дело.
— Да-да… — Сашка изобразил на лицо крайнюю заинтересованность делами Баро Зарецкого.
— Собери всех цыган! Мужиков. Таборных, слободских. Пускай все, кто могут, идут к нашему театру. Я буду ждать там.
— Прямо сейчас?
— Да.
— Баро, я мигом. Ты только это… молодость вспомни. Лошадок покорми…
Глава 30
И снова Люцита разделилась на две части. Одна хотела покоя и счастья. Хотя нет, не нужно счастья — просто покоя. Рыч, постоянно одолевавший своими приходами, оказался вдруг далеко-далеко, как будто его никогда и не было. А мать, Земфира, рядом. И Баро относился к ней с особой, подчеркнутой, заботой. Кармелита была проста и естественна. Все бы хорошо.
Но Миро…
Как только она вспоминала о нем, весь этот тихий спокойный мир, нет, правильней даже — мирок, — проваливался в тартарары. Тогда просыпалась другая Люцита. Измученная, но не умеющая заглушить свою боль. И оттого бесконечно жестокая.
А потом измученное сердце ненадолго затихало само собой. И вновь хотелось только покоя. И ничего больше.
Первый после разлуки разговор с Кармелитой начался хорошо. Встретились как старые подружки.
— Привет.
— Привет. Обнялись.
— Ты ко мне пришла?
— Можно сказать, что и к тебе. Я теперь буду тут жить.
— Да ты что, правда? В моей комнате? — шутливо испугалась Кармелита.
Люцита рассмеялась, как благодарный слушатель.
— Нет, конечно. А что тебя так удивляет? Мама говорит: я не чужая в этом доме. В конце концов, она замужем за твоим отцом.
— Да, конечно… конечно. Ты просто не очень хотела здесь жить.
— Нуда, а теперь захотела… Да и традиция велит.
— Какая традиция?
— Ну, как же… я должна жить с тобой, до свадьбы, как подружка невесты. Твоя подружка. У тебя скоро свадьба, ты об этом помнишь? — с глубоко упрятанной иронией сказала Люцита.
— Конечно, помню.
— Так, может, ты не хочешь, чтобы я была подружкой на твоей свадьбе? Ты только скажи, я уйду…
— Да нет же, нет… Что ты! Нет… Ты мне вот что скажи, а если бы не моя свадьба, ты бы не стала жить у нас в доме?
— Нет, пожалуй. Мама настояла. Сказала, что так принято.