— Энн? — Ник слегка встряхнул ее за плечи и твердо произнес: — На сей раз я не дам тебе убежать и захлопнуть дверь прямо перед моим носом, слышишь? Мне не важно, какие тайны скрывает твое прошлое. Даже будь ты величайшей грешницей на земле, меня это не остановит. Считай, что твоя жизнь начата заново с того самого дня, когда я обнаружил тебя на привокзальной площади. И пожалуйста, не говори ничего, во что я все равно не поверю! Я имею в виду твои чувства ко мне — как бы мимолетны они ни были, я уцеплюсь и за соломинку…
— Замолчи! — Энн была готова разрыдаться, взвыть от собственной трусости, рассказать ему разом все, что до сих пор скрывала… Но сделать это — значит открыть ящик Пандоры, а Энн не могла так рисковать. Потупив взор, она тихо произнесла: — Я не хочу никаких отношений ни с тобой, и ни с кем другим.
— Нет, хочешь. — Мягким, но уверенным движением он слегка приподнял ее подбородок, заставив глядеть ему в глаза.
Тогда она зажмурилась, но его взгляд словно прожигал Энн веки, воспламеняя мозг.
— Мы знакомы друг с другом всего несколько недель, и…
— …Нам следует узнать друг друга получше. Когда надо, я могу быть очень терпелив. — Ник тяжело вздохнул. — Энн, посмотри на меня и скажи, что ты ничего-ничего не чувствуешь, и тогда я обещаю, что больше не стану тебе досаждать.
Она покачала головой, упрямо не желая разжать веки.
— Чего ты боишься? — спросил Ник. — Что я сделаю вот это? — И он медленно поцеловал ее в губы. Взрыв чувств, который произвел невинный поцелуй, заставил Энн отпрянуть, но мужские руки не выпустили ее, и в них сейчас было больше нежности, чем стальной твердости. — Тебе всего-то нужно сказать, что ты меня не хочешь. Только скажи это так, чтобы я поверил.
Глаза Энн распахнулись, и в их небесной голубизне отражалось смятение, царившее в душе. Разжав губы, девушка попыталась что-то сказать, но слова не шли.
— Я люблю тебя, Энн, — повторил Ник. — Поверь, это правда. Хочу, чтобы ты жила со мной, работала рядом со мной, чтобы мы вместе делили хорошее и плохое и чтобы были счастливы…
— Это невозможно, — с трудом проговорила Энн.
— Возможно, и я докажу тебе…
Он нежно взял лицо девушки в ладони и нашел губами ее губы. На этот раз поцелуй был жадным и властным — и одновременно пугающе сладким. Хотя Энн ощущала напряжение, исходящее от Ника, он сдерживал рвущееся наружу желание и касался ее мягко и осторожно, словно хрупкой драгоценности, и это лишило ее последних сил сопротивляться тому, что так влекло и окутывало сознание сладостным дурманом.
Любовь затмила страх, и, прильнув к Нику, Энн ответила на поцелуй. На какую-то долю секунды он застыл, словно не веря своему счастью, а затем с еще большей силой прижал девушку к себе. Каждой клеточкой своего тела Энн ощущала тело мужчины, а удары его сердца раздавались в ее ушах колокольным звоном. Как она могла жить в мире, в котором жил он, и даже не догадываться о его существовании… Мысль о том, что судьба могла дать им разминуться на дороге жизни, была невыносима, и Энн застонала… А его жадные губы нежно касались мочки ее уха, атласной кожи шеи и плеч…
С уст ее срывались сдавленные стоны, но Энн слышала их как бы со стороны. Ее захлестнула жаркая волна страсти, и весь мир вокруг разом перестал существовать. Тепло, исходящее от груди Ника, его налитое, тренированное тело, И то, что вытворяли его руки и губы, — вот все, что осталось.
Лишь когда в нос ей ударил свежий аромат травы и диких цветов, девушка поняла, что они лежат на земле. Ник крепко прижимал ее к себе и целовал опущенные веки, едва касаясь их и словно пробуя на вкус, а затем — губы Энн, которые оставались открытыми и ждали обжигающих и пьянящих прикосновений. Он слегка отвел языком ее нижнюю губу и начал осторожно касаться им внутренней полости рта, вызвав у Энн сексуальное возбуждение.
Как он прекрасен, подумала она, даже не соображая, что подобная мысль должна была бы послужить предупреждением об опасности. Но вместо этого Энн обвила руками атлетические плечи и шею, чувствуя, как покалывает пальцы короткая стрижка Ника. Она любила его и желала так страстно, как минутой раньше не могла и предположить.
— А теперь повтори еще раз, что счастье невозможно, — прошептал он, не переставая ласкать языком ее ухо. — Скажи, что я не смогу сделать тебя счастливой. Ты уже вошла в мою жизнь, Энн, как я — в твою, и пути назад нет. Доверься мне, впусти меня…
Это было как раз то единственное, чего Энн не смогла допустить ни в коем случае. Ник почувствовал, как тело девушки напряглось. Невероятно, но она снова проскользнула в свою башню из слоновой кости, захлопнув дверь у него перед носом! Ник почувствовал, как им овладевает гнев и раздражение: на этот раз он не выпустит ее, несмотря ни на какие просьбы…
— Если бы я захотел, то мог взять тебя прямо здесь и сейчас, и ты это прекрасно знаешь, — мрачно выдохнул Ник. — Если бы прекратил болтать и оставил все попытки разобраться, что же творится в твоей голове!
— Так что же тебя останавливает? — Она попыталась высвободиться, но стальные мускулы не поддались ни на дюйм. — Если тебе это кажется таким простым делом, почему бы не попробовать?
— Потому что я не животное, Энн, и мне нужно большее, чем твое тело. — С этими словами Ник перевернулся на спину и рывком сел, продолжая поедать ее глазами. Энн разгладила смятую одежду, молча ожидая продолжения. — Ты будешь моей, но только тогда, когда сама этого захочешь. И во всяком случае, — не так, наспех, в поле… Это будет происходить медленно и сладко до дурмана, и ты станешь моей до последнего дюйма — душой и телом. В Слоу тебя привел не слепой случай; сейчас ты, может быть, не желаешь примириться с этой мыслью, но правда именно такова.
Если бы он только знал, какая мрачная ирония заключена в этих словах! Энн подняла голову и взглянула на Ника, и новая волна сексуальной магии выплеснулась на девушку, почти лишая ее рассудка.
Она должна это прекратить — и сейчас же! Как далеко Ник может зайти, девушка не подозревала, но стоит ему догадаться, сколь сильна его власть над нею, и Энн придет конец. Она не желала любить его — и никого другого; любовь неизбежно несла с собой предательство, боль, разрушение иллюзий, а всего этого Энн и так в жизни хватало.
При мысли об этом глаза ее наполнились слезами, но огромным усилием воли она заставила себя сдержаться и не разрыдаться.
— Да, в Слоу меня привел не случай, — согласилась она. — Все было спланировано.
В глазах его промелькнула радость от сознания, что Энн готова открыться, но счастливый огонек быстро погас, когда он увидел, каким глубоким горем наполнился ее взор. Ник попытался было снова приблизиться к ней, но на сей раз Энн так резко и решительно уклонилась от его объятий, что он решил не настаивать: было видно, что силы девушки и так на пределе.
— Несколько месяцев назад я заболела гриппом, а потом он перешел в воспаление легких…
Он молча выслушал ее горестную историю, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Внутри же у Ника бушевала ярость, направленная против тех, кто нанес такую тяжелую травму девушке, сидевшей перед ним на траве. Нику понадобилась вся его воля, чтобы противостоять желанию заключить Энн в объятия, потому что он понимал: еще не время. Она должна выговориться — дать гною вытечь из раны.
— И у тебя до сих пор нет никаких идей, кто твоя мать и где она? — мягко спросил он, когда Энн замолкла. — Никаких зацепок?
— Никаких.
Энн поразило участие, с которым он спросил об этом. Она ожидала услышать в его голосе все, что угодно: презрение, недоверие, даже отвращение за ее обман или самодовольную ухмылку на худой конец… Но сочувствие, с каким Ник выслушал ее рассказ, пугало еще больше: он, как змей-искуситель, завораживал ее и лишал последних сил сопротивляться.
— Иди ко мне. — В голосе его сквозили такая нежность и страстное желание, что Энн почувствовала, как у нее напряглась спина.
— Нет, Ник. — Ей было невыносимо трудно взглянуть ему в глаза и произнести то, что нужно было сказать давным-давно. — Теперь, когда я поведала тебе все о моей матери и прошлой жизни, ты поймешь, что мой отъезд никак не связан с тобой, и…
— Отъезд? — Он переспросил тихим голосом, но Энн показалось, что слышит крик, от которого у нее все сжалось внутри. — И ты полагаешь, я дам тебе уехать?
— В данном случае у тебя нет выбора, — твердо произнесла Энн. — Я не твоя собственность.
— Нет, ты моя — вот тут. — Он положил ладонь на сердце, а гнев и разочарование, которое Ник и не пытался скрыть, превратили его глаза в две узкие щелки-амбразуры. Он никогда еще не выглядел таким прекрасным и неотразимым, подумала Энн с жалостью к себе, но нужно было пройти и через это. Ник заслуживал лучшей подруги, чем она, ему нужна страстная и энергичная молодая жена, сильная телом и душой, которая работала бы рядом с ним, делила бы кров, создавала семью, рожала ему детей…
А ей никогда не достичь того, чего он ожидает от своей жены, и наступит день, когда обжигающие серые глаза покроются корочкой льда, сердце его остынет, и получится так, что Энн разрушит и его жизнь — как прежде разрушила свою.
— Я уезжаю, Ник. — Голова ее горделиво взметнулась вверх. — Я решила.
— А как же мать? — тихо спросил он.
— Теперь это уже не имеет значения.
— Ты приехала сюда, бросив работу, друзей, и теперь заявляешь, что это не имеет значения? — продолжал допытываться Ник. — Прошло же всего несколько недель, а ты так резко меняешь планы! Что произошло?
Ты, хотелось ей ответить, но вместо этого Энн пролепетала:
— Это была изначально глупая идея. Да, я могу испортить ей жизнь, разозлить ее, заставить раскаиваться, но больнее всего в результате будет мне самой… — Голос Энн сорвался.
— А вдруг она обрадуется, вновь обретя тебя? — мягко произнес Ник, видя, какие страдания причиняет Энн этот разговор. — Ты допускаешь такую возможность?
— Она оставила меня, когда мне было всего