— Он бросил меня в ту же неделю, когда узнал, — слабым голосом произнесла мать. — Мои родители всегда очень заботились обо мне, оберегая от жизненных напастей, и в результате я оказалась слишком наивной для своего возраста. Ллойд предложил мне сделать аборт, но я не смогла и продолжала носить тебя, хотя сестра превращала каждый мой день в ад. А когда я увидела тебя в первый раз, то все невзгоды показались мне мелкими — ты была так прекрасна и я полюбила тебя с первого взгляда. Я назвала тебя Энн — это мое второе имя.
— А потом? — Энн крепко сжала руку матери. — Что было потом?
— У меня были тяжелые роды, я долго болела — физически и душевно. Затем я принесла тебя домой, что вызвало новую волну нареканий со стороны сестры — как я посмела ее обмануть, как я смогу вырастить тебя без отца, чему тебя научу… И так далее без конца. Она убеждала меня, что сможет дать тебе все, что нужно, а я — ничего, и в конце концов я сдалась.
Она снова тряхнула головой и сделала глубокий вдох.
— У меня тогда с рассудком было не в порядке. Потеря родителей, уход Ллойда, беременность, роды, всякие тяжелые последствия… Словом, я согласилась на их предложение. У сестры не могло быть детей, и она проявила настойчивость, чтобы заполучить тебя. Я полагала, что в их семье ты будешь счастлива и получишь все, в чем нуждаются дети.
Что за мрачная ирония! Энн всматривалась в искаженное болью лицо матери и понимала, что просто не в состоянии сейчас сказать ей правду. Может быть, позже, но сейчас Энн прикусила язык и только слушала.
— Сестра поставила условие, чтобы я никогда тебя больше не видела, — продолжала мать, — иначе шок от внезапно открывшейся правды может тебя убить…
— Поэтому ты и приехала сюда, в Слоу, — догадалась Энн. Знание о том, что мать ее все это время страдала — и куда больше, чем Энн, — смягчило сердце девушки и наполнило его чувствами, о которых она и не подозревала еще несколько дней и даже часов назад.
— Я откликнулась на объявление в газете. Клейтону нужна была домохозяйка, и это мне подходило. Я сказала сестре, где буду жить и что, если когда-нибудь в будущем — пусть хоть один раз! — она позволит мне взглянуть на тебя, я примчусь в Манчестер в ту же секунду… Хотя знала, что она не даст мне такой возможности. Оставалось надеяться, что ты сама когда-нибудь попытаешься отыскать меня.
— И ты вышла замуж за Клейтона? — тихо спросила Энн. И стала матерью Грега, мысленно добавила она, почувствовав, как закололо в сердце от ревности.
— Когда я приехала сюда, то была на грани нервного срыва. А Клейтон был очень добр ко мне. Вместо того чтобы относиться ко мне как к домработнице, он и его девятилетний сын фактически выходили меня. Я рассказала Клейтону все без утайки. Он очень хороший человек… Спустя год он предложил мне выйти за него, и к этому времени я уже знала, что никогда не смогу родить ему ребенка. Мне казалось, что это было бы предательством по отношению к тебе. И Клейтон согласился. Грег любит меня, и это взаимно, но из-за того что в первые месяцы пребывания в их доме я много болела и он заботился обо мне, то стал относиться ко мне скорее как к старшей сестре, чем матери… Ты… ты мой единственный ребенок, Энн, мое драгоценное дитя! — Она провела рукой по лицу дочери. — Не было дня на протяжении всех этих двадцати лет, когда бы я не всматривалась в твою фотографию, сделанную после рождения.
— Ты уже знала… когда пригласила меня на ужин? — От мысли о том, как легко они могли разминуться, сердце Энн почти остановилось. — Ты уже знала, что я твоя дочь?
— Я сомневалась. Конечно, Морин упоминала о тебе, называла твое имя, возраст, то, что ты прибыла из Манчестера… Все совпадало, но… Морин сказала, что ты здесь просто на отдыхе, и я…
— Нет, я приехала не отдыхать. Я приехала, чтобы разыскать тебя, — быстро ответила Энн. — Но я искала Линду, Линду Джонс.
— Когда я прибыла в Слоу, я решила жить под моим вторым именем — это была моя единственная связь с тобой. А затем я вышла замуж за Клейтона и сменила фамилию… — Она внезапно замолчала и внимательно посмотрела в глаза дочери. — Я думала, что ты ненавидишь меня за то, что я тебя бросила.
В словах матери многое оставалось недосказанным, но Энн поняла ее вопрос.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Люблю, мамочка…
10
— Не спится?
Голос Ника был тих, но Энн все равно вскочила как ошпаренная. В темной комнате они были одни, и Энн мгновенно вспомнила все, что произошло несколькими часами раньше.
Они добрались домой далеко за полночь, и девушке казалось, что после вечера, столь насыщенного эмоциями и переживаниями, она уснет как убитая. Однако стоило ей оказаться в своей комнате, как в голове заворочались тысячи мыслей и вопросов. В четыре утра она оставила всякую надежду заснуть, тихо открыла дверь и в ночной рубашке и накинутом сверху халате проскользнула в кухню, чтобы сварить себе кофе.
Спустя несколько минут она уже сидела, поджав ноги, в своем любимом кресле у раскрытого окна гостиной, откуда открывался вид на спящий внизу городок. Рука сжимала кружку с дымящимся кофе, а мысли текли спокойнее и целенаправленнее.
Итак, она разыскала мать, но никогда — даже в самых смелых мечтах! — Энн не могла вообразить, что ее так любят. Вчера вечером Клейтон деликатно отвел ее в сторону и рассказал, что именно постоянные мысли о неоплаченном долге перед дочерью посеребрили волосы ее матери, когда она обосновалась в Слоу. «Не было дня, когда бы она не повторяла ваше имя, — признался он Энн, мягко обняв ее за плечи. — Не могу даже выразить словами, что для нас означает ваше появление здесь. Мы молились об этом двадцать один год».
Да, сомнений не было: она была желанна и любима, и двери материнского сердца, как и ее дома, были вновь широко открыты для Энн. Тогда почему же она все время ощущает какую-то потерю, когда все так неожиданно, так сказочно устроилось?..
Вопрос Ника вывел ее из задумчивости. Подняв глаза, она увидела, что он одет так же, как и вечером, и первое, что пришло на ум Энн, сорвалось с ее языка:
— Ты даже не ложился?
— Нет. — Он подошел к окну и бросил долгий взгляд на Энн. — После того как мы вернулись, я был в саду… Думал…
Энн молчала, боясь даже вздохнуть.
— Знаешь о чем? — мягко продолжил он, переведя взгляд на Энн, отчего у девушки сердце ушло в пятки и пересохло во рту. Не дав ей ответить, он произнес: — О тебе. О тебе, моем бесплотном эльфе, который камнем лежит у меня на сердце.
— Я не камень!
— Правда? — Под его оценивающим, ласкающим взглядом Энн бросило в краску, которую, к счастью, скрыл предрассветный полумрак. — Мне ведь не нужно даже касаться тебя, чтобы ты растаяла. Скажешь, я преувеличиваю? И после этого ты еще что-то там говорила об отъезде?
— Это просто влечение, и ничего более.
— Черта с два! — почти выкрикнул он, но затем взял себя в руки и продолжил тише: — Черта с два. Я люблю тебя, Энн, люблю больше, чем мог бы себе представить, и не позволю тебе просто взять и уйти из моей жизни.
— Ник…
— Все — больше никаких «Ник» и «я не могу»! — Теперь он говорил, не скрывая раздражения: — Слышать больше не хочу! Я достаточно узнал тебя, Энн, чтобы понять: для таких женщин, как ты, подобная реакция означает только одно: ты тоже что-то чувствуешь по отношению ко мне, что-то, что выходит за рамки простого желания переспать со мной. — Лицо его накрыло облачко тени. — И чтобы быть предельно откровенным перед тобой, скажу: если бы мне всего-то было нужно переспать с тобой, ты бы оказалась в моей постели еще неделю назад! Потому что я хочу тебя, хочу физически, и голова моя полна таких фантазий на твой счет… Поверь, мне стоило больших трудов сдержаться и не начать тебе доказывать, как я тебя хочу. Но есть еще что-то большее, чем просто физическое влечение.
Ник был прав: она любила его, безумно и безоглядно, но даже в мыслях своих не дерзнула поверить, что его чувство к ней может оказаться долговечным. Видимо, на лице ее ясно читалось все, что Энн испытывала в эту минуту, потому что Ник вдруг приблизился к ней, поднял с кресла и обнял.
— Я не дам тебе уехать, Энн. Если ты все же сбежишь, я найду тебя и верну обратно. Кроме всего прочего, у тебя теперь тут семья, и ты не сможешь просто так скрыться.
И не захочу, подумала Энн, но смогла лишь произнести:
— Ничего не выйдет, Ник.
— Единственное, что меня убедит, — это если ты скажешь мне прямо в лицо, что ничего не чувствуешь. Ничего по отношению ко мне. Ну, скажи же, Энн! Скажи, что я только возбуждаю тебя, и ничего более. Если я поверю тебе, то отпущу. Обещаю.
— Ник, это ужасно…
— Скажи же. Скажи, что тебе просто захотелось развлечься — легко, мимоходом. Скажи, что все, что тебя в настоящий момент волнует, — это продвижение по служебной лестнице, карьера, и ты будешь строить ее, не отвлекаясь на романтические отношения. Если ты хочешь именно этого, я не буду тебе помехой, Энн. — Ник перевел дух. — Конечно, я хочу иметь семью, детей, но я могу подождать со всем этим. Месяцы, годы, если потребуется…
— Дело не в карьере. Разве ты еще не понял? Дело во мне. — Слова сами сорвались с ее губ, и все переживания, доставшиеся на долю Энн в последние несколько часов, сделали свое дело. Ею овладел ужас при мысли о том, что она делает и говорит, но все защитные силы организма были исчерпаны, и остановиться она уже не могла. — Я не смогу быть такой, какой ты желал бы меня видеть, Ник. Все пойдет насмарку, и ты… ты будешь разочарован.
— О чем ты? Что-то из твоей прошлой жизни, да? Но меня это не беспокоит, я уже говорил тебе. Забудь обо всем и начни жизнь со мной с чистого листа!
— Я не об этом. Я никогда… никогда не была ни с одним мужчиной, а ты можешь заполучить любую женщину, только пожелай, — упрямо прошептала Энн.
— Но я-то желаю тебя! — твердо произнес он. — И никого больше. Потому что, люблю тебя. Я не позволю тебе лишить нас шанса быть счастливыми. Мерзавцы, причинившие тебе столько боли, остались в прошлом, а я представляю твое будущее. Слышишь? Когда я вчера увидел тебя рядом с матерью, меня стал душить гнев при одной мысли о том, как она с тобой поступила. Но стоило мне выслушать ее объяснения, как перед глазами предстал трагический образ несчастной одинокой женщины…