— Прости, рава, вот тут не поняли, что ты к такой жизни непривычная. Мужики твои безо всякого умывания спокойно себя чувствуют. А объяснять — так даже в голову никому не пришло, хотя я отцу и говорил, что ты — необычная селянка.
Смешно и грустно получилось… Но особой злости я уже не испытывала. Разница в менталитете — на лицо. Говорить с бабой никому в голову не пришло. И вовсе служанка не доносила, что я не ем. Просто, когда разговаривали с саргом, все мужчины дружно сказали, что и задумка моя, и делала все я. Вот тогда кормилица Сейда, Дайма, и узнала, что гостья уже который день не ест и даже не пьет. Залюбопытствовала на меня глянуть. Потому и пригласили меня к лацита тиргусу побеседовать.
Ну, и служанке и служивому нагорело. Ее отправили в курятник, раз уж ума нет. А ежели бы гостья, то есть я, померла?
Сейд проводил меня до комнаты, сдал под охрану новому вояке и сказал:
— Сейчас распоряжусь, рава Лейна, принесут тебе вещи твои и воду согреют — помыться. И служанку другую подыщут, я уже Дайму просил. А вещи, уж не взыщи — обыщут. В замок не все можно проносить. Но ты не волнуйся, рава — ничего не возьмут оттуда. За воровство карают сурово.
Поклонился и ушел.
Остаток дня я мылась, долго сушила волосы, отдала новой служанке белье — постирать. И сидела у окна — вязала. Больше заняться было совершенно нечем.
Пробу проводили в большой, светлой комнате. Я была ужасно рада увидеть всех участников сарга живыми и здоровыми! Да и они искренне обрадовались и разулыбались, завидя меня.
Больше всего эта проба походила на обычную презентацию.
За длинным столом сидели лацита тиргус, его сын и еще несколько мужчин. Принесли все, что я просила. Я открыла банку с молоком, плеснула всем участникам сарга по небольшой порции, сама с удовольствием выпила и облизнулась.
Мужчины смотрели с любопытством.
— Вот такое молоко удобно брать с собой для каши утренней. Оно очень сгущеное, потому его обязательно нужно разводить с кипяченой водой. Иначе живот может разболеться.
— От доброй еды брюхо не болит! — высказался один из мужиков. Был он рыхлый, полный, какой-то обрюзгший. Не похож на военного. Они, даже когда в теле — плотные, сбитые. Да и одет по другому, хоть и дорого.
— Конечно, не болит — подхватила я. — Ежели уважаемый съест хлеба с соленым салом — это будет добрая еда! А вот ежели одного сала ломоть в ладонь размером? Что, уважаемый? Сало злым станет, или человек, который съест без хлеба его — глупый?
За столом сдержано заулыбались мужчины. Лацита тиргус хмыкнул и подковырнул:
— Ты, Литур, девку-то послушай. Она говорит дело. А еще говорит, что математику не хуже тебя разумеет! О как!
Ну, и вот зачем мне это? Толстяк надулся, будет теперь цепляться… Но нужно продолжать рекламную компанию.
— Такого молока, вот этого горшка, хватит, чтобы кашу сварить сразу на большую толпу солдат. Еще у нас его варят с сахаром и так тоже долго можно хранить. И вкусно очень!
— «Са-хар» — это что такое? — поинтересовался Сейд.
Слово сахар я произнесла на русском. Тут я и не видела его и не знала, есть ли вообще.
— В моей стране так называют белый порошок, он слаще, чем мед. Я просто здесь такого не видела.
— Это, поди-ка, она про заморскую сласть говорит. — решили члены приемной комиссии.
— Еще что покажешь, рава? — это лацита тиргус вернул беседу к делам насущным.
Следующий горшок я открыла с рыбой и овощами. Разделила на небольшие порции и разложила в миски для сарга.
— А в этом горшке, уважаемые, рыба, овощи, немного соли и травок для вкуса. Можно есть так. А можно — разбавить водой кипящей и будет похлебка. Варить не нужно — оно уже сварено, только до кипения довести — и есть можно. Когда вы убедитесь, что не помрем мы все — я вам могу сварить такую. У меня еще несколько горшков осталось. И с молоком, и с рыбой разной. Есть просто рыбные, есть где рыба сразу с овощами приготовлена. А хранится это все долго. Если такие горшки в подпол поставить — года два точно простоят. Главное — не нарушать упаковку. Как только открыли — нужно съедать, а то испортится. Ну, вот как обычную рыбу — приготовили и съели.
Хотя в этот раз ничего не решили, просто посмотрели, как мы едим и теперь будут ждать, не помрем ли, но цену обсудить лацита тиргус меня пригласил сразу же. Видно было, что идея ему по нраву.
В кабинет пригласили меня, рыхлого Литура, того мужчину с усами, что был на чаепитии утром и рава Нуву. Сейд, на правах сына, зашел сам.
Литур оказался чем-то вроде местного хозяйственника. Он заведовал закупкой припасов и хранением. И уж над каждым грошом трясся, зараза.
Много споров вызвали и горшки. С одной стороны — могут и сами налепить не хуже наших. С другой, лацита тиргус понимал, что обмани нас сейчас, укради идею — с другой никто не придет.
Договорились мы на очень выгодных для нас условиях. На каждый горшок такой формы сверху накидывается два грана. Это очень существенная наценка! Один нам, другой в казну. Независимо от того, где их будут делать. Наш мастер в селе или мастера в городе. Уж тут пусть лацита тиргус сам следит! Хотя…
— Лацита тиргус, а не проще ли продать право делать такие горшки? Да не всем подряд, а двум-трем мастерам в каждом городе? И следить вам удобнее будет, да и сразу гран-другой упадут. А другие мастера пусть обычные лепят.
— Ну, рава! Порадовала!
— Только вы уж и нашему самусу долю дайте! Пусть не много, но процентов тридцать за идею. А горшки целые мы назад будем пустые принимать. Продают пусть за семь гран, а принимать будем — за пять.
Второе мое предложение энтузиазма не вызвало. Но, поторговавшись — сошлись на двадцати процентах. Пусть и не великие деньги, а нам лишними не будут. У нас вон еще пол села без печей.
Цену на горшки я уже задрала прилично. Мне было важно, чтобы они не слишком распространялись по городу. Одно дело — для себя люди будут готовить, другое — поставки для армии. Это я хотела оставить только за нами.
Из кабинета я выходила взмокшая, так же как и рава Нув.
Но, судя по моим расчетам, выиграли мы прилично! Если убрать стоимость горшка и крышки, содержимое двухлитровой банки будет оценено в десять гран! Для нас это — отличная цена. Просто отличная. Я бы согласилась даже на восемь, но это было бы уж совсем край.
Конечно, это предварительные договоренности.
Завтра пробу будут снимать уже сам лацита тиргус, его сын и его приближенные. Завтра я им буду варить кашу и суп. Если их устроит качество — договоренности обретут статус документа. И даже вредный Литур мне не помешает.
Думаю, я выбрала очень хороший вариант работы для всего самуса!
28.
Домой мы возвращались на коне!
В пустой коробке из-под горшка хранились, бережно обернутые в несколько слоев ткани, свитки пергамента. Рядом, в мешочке из холстины, я везла застывшую смолу — если ее с воском сварить — на солнце точно не расплавится. Смолу эту употребляли для осмолки кораблей, не шибко она дорогая, на цену консервов не повлияет практически.
Мешочек этот подарил мне Сейд. Так и сказал:
— Это тебе, рава Лейна, подарок. Думаю — пригодится.
Сам лацита тиргус одел мне на шею золотую цепь изрядной толщины с красивым красным кулоном.
— За светлый ум, рава Лейна. Ежели ты это дело взбодришь, мы, глядишь, начнем продавать в столицу этакую еду. Моря там нет, рыбку они и сушеную хорошо покупают, а уж такую вкусную, как у тебя — и подавно брать будут. Но уж ты не подведи!
Я, кстати, такую дорогую вещь, как пергамент, увидела первый раз, когда свитки подписывали. Ну, естественно, на рынке кто такое продавать будет? Там для селян товары попроще.
Вот как раз для бухгалтерских дел и были приобретены мне равой Нувом несколько листов пергамента. Подсчеты я и на церах делать смогу, а вот конечные результаты — уже на пергамент. Ну, хотя бы месячные итоги. Для того, чтобы видеть динамику развития.
Доставку, частично, сплавили на их сторону. Для нашего гончара я выбила право беспошлинно и неограниченно делать такие горшки и крышки. Конечно, никто не позволит ему жировать. Те два грана, что у других будут идти на налоги тиргусу с каждого горшка, у нас будут оставаться в самусе, на развитие всего дела.
Долго пришлось объяснять моим спутникам, что самус-самусом, а за работу платить нужно. Ну, вести учет кто-то должен? Женщин научить, тонкости всякие показать — тоже кто-то должен, рыбу принимать, вес как-то определять — как? Мешками филе не померяешь — перемнешь все, что есть. Так что рабочее место, по факту, я себе создала. И зарплату буду получать хорошую. А когда все организую и налажу — тогда можно будет на мое место взять несколько человек, просто разбить обязанности на части и доплачивать. Допустим, одну женщину старшей по изготовлению консервов сделать, одного человека на весы поставить. Весы, кстати, еще только изобрести нужно. А я себе оставлю только подсчеты. Бухгалтером — мне как-то удобнее.
Дома нас ждали и волновались — катались мы необычно долго.
Выступал перед самусом рава Нув, остальные члены сарга стояли за спиной просто для солидности. Не стал он рассказывать особых подробностей, просто сказал, что теперь рыбу возить в город не нужно, и сушить не нужно, а всю чистить и сдавать прямо здесь, за живые деньги. Но сперва нужно поставить большой дом, всем сообща, и печь из общих денег большую оплатить. А уж рава Лейна научит женщин готовить, что требуется. И кто из женщин хочет поработать за деньги — тоже нужно к раве Лейне подойти.
Я боялась, что народу будет слишком много, но не оценила силу инерции мышления. Желающих было ровно две. Байса, вдова, тянущая одна троих детишек и Вима, тоже вдова, но с двумя детишками. Мужние жены никакого интереса не проявили. Ну, да и фиг с ними. Главное, что дом строить все согласились. Рыбачил в деревне каждый, и каждый знал, что за рыбу хороших денег не выручишь. А тут — и платить лучше будут, так еще и везти не нужно, сушить не нужно, следить, чтобы не заплесневело, беречь и возится — ничего этого не нужно. А уж что там с этой рыбой делать будут — вообще вникать никто толком не стал.